— Ночью меня пытались убить, я защищался, — сказал дочери, собравшись с мыслями и серьёзно смотря в глаза. — Я пока не знаю, как это получилось.

На самом деле за прошедшее время я уже кое-что понимал из того, что случилось. Я даже, кажется, знал, что смогу повторить процедуру, которую провели со мной. В голове оказались данные не только о том, как драться, убивать, использовать оружие, но и кое-что ещё.

— Это как в двести тринадцатой серии про Кугу — спящий агент! — восторженно зашептала Лиза, подпрыгивая от нетерпения. — А ты уже вспомнил, на кого работаешь, на «Юсэй», да?!

— Нет, всё не… — начал было я, почесав затылок и сморщившись от боли.

— «Юсэй», или… или джапы, я видела, как ты его ногой — так! — она меня не слушала и продолжала строить догадки. — А может, союз гермов…

— Лиза, да послушай! — я повысил голос, она замолчала и посмотрела на меня, — Я не знаю, что случилось, но ничего хорошего в этом нет, мы здесь, чтобы попробовать решить эту проблему. Я взял тебя с собой, чтобы ничего не случилось.

— Но ведь ты вспомнил, и потом… — продолжила дочка.

— Нет, ты же знаешь — мы с твоей матерью с детства знакомы, а спящих агентов внедряют уже взрослыми, — попытался объяснить я.

— Может, тебя завербовал в школе другой агент и тренировал, потом стёр память, — попыталась она снова.

— Вряд ли меня завербовали, — покачал я головой, делая шаг по лестнице вниз, добавил, скривившись. — Стереть память невозможно.

Когда произнёс последнее, меня передёрнуло. Копировать и снимать данные с мозга научились давно, ещё лет пятьдесят назад. А вот что делать с этими данными потом, так и не разобрались. Поверхностное сканирование давало возможность снять лишь обрывки памяти. При декодировании таких получались несвязные картинки, символы и образы.

Теперь я знал, что память можно не просто копировать, но и переносить, очищать. Причём в полной сохранности, почти моментально. До вчерашнего дня, как я понимал, не существовало технологии получить прямой доступ к человеческому разуму.

Теперь всё изменилось, ведь старый урод хотел занять моё место. Перенести всё, что было в его голове, в мою. Попутно, видимо, собирался добавить себе «немного» знаний единоборств и оружия. Интересно только, где он добыл все эти пакеты с данными.

— Молчи, говорить буду я, — сказал Лизе.

Она не ответила, лишь быстро начала спускаться за мной. Мы оказались в предбаннике — тёмное помещение с синими неоновыми трубками по всему потолку. Длинный старый диван сейчас пустовал. Отсюда в разные стороны уходили сразу три выхода. Закрыл за собой дверь на улицу, но кнопки активации магнитного замка не нашёл. Зато была самая обычная щеколда, которую и задвинул.

— За мной, — на всякий случай сказал за спину.

Свернул сначала направо, рабочий кабинет должен быть там. Прошёлся вперёд по длинному коридору. Через сто метров попались первые раздвижные двери, с моего прошлого визита всё изменилось. Дёрнул за одну слева, она открылась, внутри увидел сразу десяток виртуальных капсул. Недорогие, полностью стальные, без экранов и прозрачной крышки. Судя по куче зелёных и оранжевых лампочек да жгутам толстых проводов, всё это подключено и работает.

— Это оно?! — громким шёпотом спросила Лиза.

— Да, — кивнул ей. — Наркоманы.

Виртуальные капсулы запрещены для людей младше восемнадцати. Я как-то раз пробовал, когда только стал совершеннолетним, всё очень обычно. Настолько, что забываешь, где реальность, а где виртуал. А ещё — там, внутри игры, у тебя всё получается, всё идёт как надо, мозг просто купается в эндорфине. И всё бы хорошо, но такой жизни хватит на лет пять, может быть, шесть, потом — кома и смерть.

Но люди идут, бесплатно можно попасть в мир грёз почти у любого паука или осьминога. Они вам — капсулу на неограниченное время, питательные растворы. Вы им ту часть своего мозга, через которую они получат кое-какие мощности. Правда, вот беда, обычно через два-три года мозг такого виртуальщика уже не годен как биопроцессор. Тогда владелец капсулы выкидывает инвалида на улицу, где тот и умирает. Я объяснял это дочери не один раз, как мне это объяснял когда-то отец. Но она всё равно хочет попробовать. Все подростки этого хотят. Все верят в героя, который когда-то оцифрует себя и получит бессмертие внутри мозаики.

Мы вернулись назад, и теперь я уже пошёл прямо. Не сомневался, что паучиха за нами наблюдает, но звать к себе не спешит. Через десяток шагов уткнулись в арку входа, закрытую полупрозрачной тканью. Посмотрел на дочь, попросил:

— Стой здесь, я позову, когда придёт время.

— Пап…

— Здесь, — повторил строго.

— Угу.

Отдёрнул занавеску и прошёл дальше, это снова оказалось помещение для гостей. Диван и пара кресел, на полу три световых шнура с заглушками, видимо, чтобы гости не скучали в ожидании. Дальше массивная толстая дверь, которая раньше была в правой части этого подвала, куда я и пошёл изначально. Дёрнул за ручку, и на удивление она поддалась, хотя я боялся, что придётся уговаривать девушку открыть.

Прошёл в «кабинет» — если можно было так назвать это помещение.

Множество экранов со всех сторон, в основном на них белые строчки на тёмном фоне. На некоторых что-то происходит, там строчки не просто застыли, а бегут, что-то сообщают и показывают. На парочке красивые заставки с цветами, бутоны которых распускаются. По центру всего великолепия пара знакомых кресел, во всяком случае, они похожи на медицинские. К обоим идут провода, на каком-то из них я года два назад сидел, когда она перепрошивала мой нейрошунт.

Девушка стоит рядом с ними, скрестив руки на груди и внимательно смотрит. Очень недоверчиво, с каким-то затаённым страхом. Я вообще теперь стал читать гораздо больше по лицам, чем раньше. Если уж быть честным — раньше я в этом совсем не разбирался. Теперь же с огромной вероятностью вижу, что чувствует человек, если он не умеет контролировать себя.

— Кто ты? — голос сухой, хочет показаться опасней, чем есть.

Свето-коннекторы так и болтались у неё из головы, смешиваясь с волосами. Нити размером с волос, с небольшими разъёмами на конце еле светились жёлтым в тусклом неоновом свете. Они подключались в разных местах черепа, там, где выводили контакты хирурги. В любом случае выглядело это достаточно красиво. Словно некоторые волоски подкрашены светящейся неоновой краской.

— Ты знаешь, кто я, — ответил спокойно.

Её взгляд изменился, теперь страх на лице читался отчётливо. Я понял, что мой ответ можно трактовать, как угодно, поправился:

— Был здесь два года назад, ты обновляла прошивку моего нейрошунта, меня зовут Май, я не из безопасников.

— М-май? — спросила неуверенно, — Не из копров?

— Нет, — покачал головой.

Взгляд и выражение лица её менялись очень быстро. Непонимание, негодование, какая-то обида, злость и в конце концов радость. Она улыбнулась, прыснула в кулак, сказала:

— Иди отсюда, Май «не из безопасников», ха-ха-ха…

Девушка рассмеялась искренне, даже схватилась одной рукой за кресло. Я смотрел на это пару секунд, сказал спокойно:

— Мне нужна помощь.

— Здесь её не будет, иди, или…

— Или что? — я вскинул бровь, — Ты же видела, что случилось с теми парнями.

— Из-за тебя они вернутся, теперь всей бандой, — пояснила девушка, — А так — съездила бы с ними и всё закончилось, теперь мне уже не будет здесь жизни. Всё благодаря тебе, спасибо.

Она шутливо поклонилась, чуть ли не до пола.

— Я тебя помню, ходил такой весь — на «Вы», голос дрожал… — Она снова окинула меня взглядом. — Яйца выросли, «Май не из безопасников», а?

— Ты не помнишь меня, просмотрела сейчас в записи, — я покачал головой. — Мне нужна просто консультация.

— Уходи, Куга, мне ещё и с корпоратами проблемы не нужны.

Вот и снова меня назвали «Кугой», я даже поморщился. Дочка тоже смотрела про Куго Ёсико, девушку — секретного агента на службе Союза Японских агломераций. Очень популярное чтиво и экранизации, особенно у девушек-подростков.