Маленькая когтистая лапка вцепилась в кусок рафинада. Ел Ной неаккуратно. Сахарная крошка падала на спутанную серую шерсть, засыпала скатерть, но Яна лишь прикрыла глаза, делая несколько глубоких вдохов. За то не особо долгое время, что они с енотом жили под одной крышей, она успела понять, что Ноя невозможно заставить вести себя прилично.

Кружка немного остыла. Греть руки стало не так приятно, и Яна сделала большой глоток. Чай был несладким ‒ брать рафинад, которого каждое утро касались маленькие мерзкие лапки Ноя, Яна брезговала.

Мельтешащая белым шумом пустота на месте воспоминаний упрямо твердила, что чай должен быть другим ‒ ароматным, заварным, с фруктовым или ягодным привкусом. Яна делала вид, что не замечает этих попыток памяти пробиться за возведённые чьей-то рукой барьеры. От воспоминаний одни расстройства. Почему-то все они стремились осесть на сердце тяжестью. Словно и не было в Яниной жизни белых полос.

Опасно балансируя на двух ножках табурета, она потягивала тёплый напиток и старалась не вслушиваться в усердное чавканье.

‒ Ты чего расселась? ‒ подал голос Ной. Яна подняла брови в молчаливом вопросе. Связной ощерил желтоватые клыки, поскрёб пузо когтями и ехидно протянул: ‒ У нас вообще-то задание.

Наученный опытом, пушистый засранец рыбкой нырнул под стол, и метившая ему в голову крышка от сахарницы врезалась в стену, брызжа осколками дымчатого стекла.

Нужно было сразу заподозрить, что хвостатая дрянь, полночи шарившая по шкафам и щёлкавшая пультом от телевизора, не просто так подскочила ни свет ни заря.

Собиралась Яна в спешке. Кое-как заплела волосы, сунула лицо под струю ледяной воды. Она не была фанатом закаливания, но горячую опять отключили. Яна подозревала, что в их части Города банально не хватало рабочих рук. Всех мастеровитых покойничков, очевидно, быстро разбирали по приличным местам.

‒ Вот не могла ты при жизни быть более путёвой? ‒ Яна хмуро уставилась в глаза собственному отражению. То исподлобья зыркнуло в ответ. Очереди из желающих объяснить местное мироустройство на пороге не наблюдалось, но Яна и сама уже поняла, что при расселении попала в категорию «не определившихся». Тех, кто при жизни ничем особо не увлекался, ни во что не верил и, похоже, не блистал никакими талантами.

Зубной щётки в стаканчике не оказалось. Яна не стала искать и почистила зубы пальцем. У Ноя временами просыпалась страсть к воровству, и щётка, скорее всего, осела в одном из его многочисленных тайников.

‒ Неустановленная личность совершила побег из квартала самоубийц, ‒ бесцветным голосом нудел енот, привалившись к стене и наблюдая за Яниными метаниями. ‒ Твоя задача попробовать поймать след беглеца и проследить его путь.

‒ Какие здесь могут быть неустановленные личности? ‒ буркнула Яна, втискивая голову в ворот толстовки. ‒ Если к каждому приставлен надсмотрщик.

‒ Связной, ‒ ворчливо поправил енот. ‒ И не к каждому. И вообще, закрой рот и шевели конечностями.

Яна стиснула челюсть. Работа ищейки ей не нравилась, но отказаться от её выполнения было не проще, чем воскреснуть. Ей это объяснили в первый же день новой не-жизни. Быстро и доходчиво ‒ волной выламывающей кости боли. Вид орущей, скорчившейся на земле подопечной пронял даже Ноя. По крайней мере, тот не стал язвить и говорить, что предупреждал о подобном исходе.

‒ На автобусе доберёмся? ‒ коротко поинтересовалась Яна, снимая с вешалки объёмистый рюкзак и раскладывая его на полу.

‒ Общественный транспорт? ‒ енот закатил глаза. ‒ Тебе неделю назад на карточку капнула оплата за прошлый заказ, почему мы опять живём как бомжи?

‒ Потому что половина денег ушла на ремонт прошлой съёмной квартиры, ‒ прорычала Яна. ‒ Тобой, между прочим, разгромленной!

Ной только фыркнул. Неуклюже переваливаясь с боку на бок, он подошёл к рюкзаку и ухватился когтистыми лапками за молнию. Яна дождалась, пока зверь, тяжело пыхтя, заберётся внутрь, и закинула рюкзак на плечи. Поясница сразу же протестующе заныла. Веса в связном было немало.

Нечто, нашептывающее задания в пустую енотью голову, было сегодня немногословно ‒ никаких указаний больше не последовало.

Яна ждала их, когда стояла под козырьком остановочного комплекса, созерцая пустынную улицу, ждала, когда тряслась на заднем сиденье автобуса, рассеянно глазея на пролетающие мимо дома. Но рюкзак лишь тихо похрапывал и ворчал, когда Яна недостаточно нежно сбрасывала его с плеча.

Автобус остановили на границе с крупным кварталом. Ввалившийся в салон служака был одет в нечто красное и длиннополое. В голове вспыхнуло слово «кафтан», но подтвердить догадку было трудно. На этой стороне ещё не провели Интернет. По крайней мере, на той её части, где Яна успела побывать.

Стражник обошёл пассажиров и деловито проверил документы. Забирая свои корочки, Яна бросила быстрый заинтересованный взгляд, но мужчина так зло зыркнул из-под кустистых бровей, что все вопросы застряли в горле.

‒ Здесь живут противники перерождения, ‒ тихо пояснил женский голос, когда автобус снова тронулся. Яна, не ожидавшая, что с ней заговорят, вздрогнула и повернулась к попутчице, но оказалось, что обращались вовсе не к ней.

Сухонькая темнокожая женщина нежно потрепала по макушке тощенького, похожего на неё как две капли ребёнка. Жёсткие чёрные кудряшки, смятые чужой рукой, мгновенно встопорщились, когда мальчишка отпрянул от материнской ласки.

‒ Ну и дураки, ‒ буркнул он, уставившись в окно.

Яна проводила фигуру в камзоле долгим взглядом. Интересно, она будет так же цепляться за своё прошлое, если сможет его вспомнить? Столетиями ходить в привычной одежде, прятаться за высокими заборами, трястись над каждой секундой прожитой жизни? А другие будут пялиться из окон проезжающих мимо автобусов, словно зеваки в зоопарке. Нет, всё-таки от воспоминаний одни проблемы.

Высокие, перевитые поверху колючей проволокой, стены квартала самоубийц показались на горизонте ближе к полудню. Автобус остановился практически у самого пропускного пункта.

Яна соскочила с подножки, и рюкзак больно приложило о спину. Ной внутри зарычал, взывая к отсутствующей у напарницы совести.

На пропускном пункте сидел взмыленного вида мужчина в серой форме служителя правопорядка. Узкий, словно с чужого плеча, китель, отсутствующая фуражка ‒ полицейский выглядел только что спешно прибежавшим с перекура.

Яна раньше не задумывалась, остаются ли после смерти дурные человеческие привычки. Скорее всего, остаются. Мысль о том, что где-то на просторах этого бескрайнего города приютилась табачная плантация, не казалась дикой. Наверное, на ней работают те, кто при жизни не смог отказаться от сигарет и на этой стороне не захотел ничего менять.

Яну в принципе интересовало, как другие мертвецы выбирают себе работу. Её вот, например, никто не спрашивал. Но енот на вопросы не отвечал, а друзьями среди местных Яна как-то не обзавелась.

Она стащила рюкзак с плеча, открыла самое большое отделение и, внутренне сжавшись, сунула туда руку. На удивление, Ной повёл себя прилично. Прикусил почти нежно, только обозначая намерение, и сам сунул документы в Янины пальцы.

Полицейский принял корочки, дотошно сверил Янино лицо с фотографией и приподнял бровь:

‒ Славяна?

‒ Яна, ‒ буркнула она, вытаскивая документы из чужих пальцев.

‒ Забавно, ‒ чёрные насмешливые глаза мазнули по Яниному лицу.

‒ Что вам забавно? ‒ Яна почувствовала, как теплеют щёки, и от этого разозлилась ещё сильнее. О сочетании своих раскосых азиатских глаз и имени она вдоволь наслушалась от Ноя.

‒ Такое красивое имя, а вы его стесняетесь, ‒ полицейский обезоруживающе улыбнулся. Из рюкзака послышалось насмешливое фырканье Ноя. Щёки запекло сильнее, и Яна толкнула турникет в попытке сбежать. Турникет не поддался.

‒ Славяна, ‒ позвал полицейский. Собственное имя, произнесенное чужим голосом, царапнуло краешек сознания, а мужчина продолжил: ‒ Меня зовут Игнат.