В открывшуюся дверь вошли ещё двое людей. Мальчики. Разного возраста: одному на вид было лет пятнадцать, второй был на несколько лет младше. В обоих она заметила сходство с женщиной на диване.

Женщина издала болезненный стон.

– На столе! – сорвалось с её губ, и Элета поняла, что время вышло.

Она бросила взгляд вниз, в банку. Криф запаниковал, его непослушное крыло раскрылось и прилипло к внутренней стенке. Элета протянула ему руку, схватила за плечо, дёрнула вверх. У дверей трейлера ребята удивлённо пялились в сторону кухни. Старший выронил из рук объёмный чёрный пакет: он ударился о пол со стеклянным звоном и опрокинулся набок. Из его раскрытого зева выкатилась грязная бутылка. Младший издал неразборчивый, полный ярости звук.

– Быстрее! – крикнула Элета, дёрнув Крифа на себя. Его крыло пристало прочно. Он вцепился в него обеими руками и отчаянно потянул: оно с еле слышным чмоканьем оторвалось от потёков мёда на стенках банки. Криф подтянулся к ней.

Женщина и старший из её сыновей всё ещё на них просто пялились. Младший же пришёл в движение: схватил стоявшую возле двери щётку с длинной рукоятью и решительным шагом устремился на кухню. Элета и Криф переглянулись, кивнули друг другу и расправили крылья. Она взлетела первой и понеслась к спасительному окну. На полпути она бросила взгляд через плечо. Парнишка со щёткой уже примеривался для замаха. Криф летел неуклюже, заваливаясь набок.

Она приземлилась на подоконник, сложила крылья, нырнула в зазор. Холодный ночной воздух ударил ей в лицо. Она развернулась, протянула в зазор руки. Крифу пришлось удвоить усилия, чтобы увернуться от щётки. Он практически упал на подоконник, отжался и прыгнул вслед за ней. Их руки нашли друг друга, пальцы переплелись. Она дёрнула его на себя, но потеряла равновесие, и они оба скатились в прохладную пропасть за окном. С другой стороны о мутный пластик ударилась щётка.

Они сориентировались в воздухе, расправили вновь крылья и устремились в ночную полутьму. Из трейлера им вслед неслись гневные крики. Элета не сдержала довольного смешка.

Они отдалились на несколько сотен метров, отыскали заброшенную автозаправку и уселись плечом к плечу на старенький проволочный забор. Элета хотела убраться подальше, но Крифу нужно было почистить крыло. Они выбирали пальцами липкие потёки, потом совали пальцы себе и друг другу в рот и нежно посмеивались. Элета ощутила укол вины – жители трейлера, похоже, нешуточно расстроились, и ей от этого было грустно, – но ей не составило большого труда отмахнуться от сожалений. Мёд оказался безумно вкусным.

– Надо будет проверить, не выкинут ли они банку, – заметил Криф, лениво слизывая ещё несколько капель липкого золота с тыльной стороны ладони. – Я даже вызовусь покопаться в мусоре.

Люди нередко оставляли много-много еды на стенках выброшенной тары. Когда-то Элета брезговала после них доедать. Когда-то она, пожалуй, и воровать не хотела. Достаточно было попрошайничать. Но, единожды поголодав, привередничать перестаёшь, а голодать им с Крифом доводилось не раз.

Она согласно ему кивнула. Криф осторожно взмахнул крылом, одобрительно хмыкнул, но складывать его не стал: хотел, чтоб немножко высохло. Элета боязливо взглянула в небеса.

– Может, перебраться куда, – предложила она.

– Ночь слишком хорошая, – ответствовал беспечно Криф. – Не беспокойся. Коптицы сюда не летают. И аутомов тут нет.

– Ты наверняка не знаешь, – заметила Элета.

– Знаю. Какая-нибудь из корпо обязательно купит весь этот парк…

Он широко взмахнул руками. Трейлер-парк, украшенные косыми безвкусными вывесками фасады, скелет текстильной фабрики, и над всем этим – дуга ржавой эстакады. Маленький кусочек Рельс, одного из немногих районов Криптограда, который ещё не успели передать в корпоративную собственность. «Что Рельсы, что Южжилмасс… всё либо разрушено, либо…».

– …и тогда тут пропадут трейлеры, появятся стены, вышки, и всё засияет, – вздохнул Криф. Они оба невольно оглянулись на восток, туда, где вдалеке торчали обелиски небоскрёбов Центра.

– Может, уже покупают, – предположила Элета. – Прямо сейчас.

– Может, – согласился он.

– И тогда коптицы уже летят.

– Тоже может.

– Так давай убираться отсюда.

Он с таинственной улыбкой покачал головой и поднял глаза к небесам.

– Ты лучше на звёзды глянь, – предложил он.

Звёзд на ночном небе было немного. Криптоград отбрасывал на небеса слишком яркую тень. Ей говорили, мало на Земле осталось мест, где красотой Млечного Пути можно было насладиться по-настоящему. У неё от этого почему-то сердце сжималось. И скудная россыпь редких огоньков на небосклоне казалась печальной. Бедной.

И всё равно она улыбнулась. Криф тоже улыбался.

– Хорошая ночь, – сказал он негромко. – Просто хорошая.

– Да.

Они приникли друг к другу. Его плечо казалось ей тёплым и крепким. Она приобняла его, чувствуя ладошкой ещё одно липкое сладкое пятно. Сколько ж мёда на него налипло? Элета зажмурилась, представила себе, как снимает с него рубашку, находит это пятно, подносит его к губам… Приятно. Хорошо, уютно. Но где же пламя, где же всепоглощающая страсть…

Криф раскрыл рот. Видение рассеялось.

– Я…

– Не надо, – ответила она чуть резче, чем хотела. Он дёрнулся рядом с ней. Элета обомлела. Как, как объяснить ему, что всё не так, если он не знает того, что знает она? «Сердце не так бьётся?» А как оно должно биться? Элета знает: не так, оно должно заставлять грудь ходить ходуном, оно должно пытаться вырваться наружу. Ведь любовь – это, в первую очередь, страдания, это постоянные потрясения, это когда то в жар, то в холод, словно нервы из тебя тянут щипцами. Она должна быть умопомрачительной. Она должна тобой управлять.

Уж кому, как не «САЙФЕЙРИ МОД. 4.3-Р», об этом знать.

Только почему-то ей с ним хорошо и без всего этого…

– Эля…

– Подожди…

– Эля, кто-то идёт!

Она растерянно отстранилась, завертела головой по сторонам: всё тот же полумрак, всё те же огни Центра вдалеке и тёмные громады ставшего им родным Южжилмасса – на севере. Но – всё верно: человеческая фигурка перебегает от одного мусорного бака к другому. Она моргнула, потом поднялась на ноги и оттолкнулась от забора: воспарила, мерно взмахивая лазурными крыльями.

Криф крякнул, тоже поднялся на ноги. Его крылья щёлкнули.

Нет. Крыло.

Второе осталось сложенным.

Человек выпрямился во весь рост. Она узнала мальчишку из трейлера: это он чуть не достал их шваброй. Теперь он держал в руках… палку? Маленькую, раздвоенную палочку с резинкой…

– Быстрее!

Она затанцевала в воздухе, надеясь привлечь внимание, но мальчик уже положил в резинку блестящий шарик, уже оттянул её к щеке, целясь в Крифа. А тот всё пытался уломать собственное дефективное крыло. Элета рванулась к нему.

Шарик прогудел в воздухе огромной злой пчелой. Он ударился о плечо Крифа с противным хрустящим звуком. Криф исчез: он и пискнуть не успел. Элета затормозила и тупо уставилась туда, где только что стоял её спутник.

Потом она заметила проблеск розового внизу, на земле, по ту сторону забора.

Мальчик издал победный возглас:

– Это вам за папин мёд!

Элета ушла в короткое и крутое пике, приземлилась на выщербленный бетон, подскочила к Крифу. Он молчал. У неё под ногой что-то хлюпнуло. Шарик она заметила в нескольких шагах. С боков блестящей сферы прямо у неё на глазах стекали тёмные капли.

Элета ахнула; этот звук перешёл в горестный крик. Она отвернулась, сжала кулаки; у неё подкосились колени, и она в последний момент упёрлась в пол ладонями. Сладкий вкус во рту показался вдруг тошнотворно-приторным. По ту сторону забора маячила тёмная фигура: мальчишка приближался.

Она оглянулась. Криф еле заметно шевелился. Здоровое крыло при ударе о землю скомкалось, превратилось в бесполезную тряпку. Его волосы блестели. Разбитая кукла, раздавленное насекомое; сколько раз она наблюдала нечто похожее в пустынных коридорах Южжилмасса?