Первые капли дождя упали на разгорячённую кожу, почти обжигая, руша марево перехода.

Они опоздали. Замерли посреди пустынной улицы, растерянно прижимаясь друг к другу. Дождь хлынул стеной. Злые ледяные струи дробно колотили по крышам, хлестали по ссутуленным спинам. Яна глядела на их намертво переплетённые пальцы и гадала, пустят ли её жить в квартал самоубийц, когда сердце там, в реальности, перестанет биться.

Цокот когтей по мостовой Яна различила даже сквозь шум ливня. Ной, мокрый и взъерошенный, приближался медленно и неотвратимо. Пухлое серое тельце больше не казалось нелепым. Сквозь чёрные бусины глаз на Яну смотрело что-то древнее и неподкупное.

‒ Время вышло.

Яна неосознанно шагнула вперёд, заступая еноту дорогу.

‒ Нет! Игнат ещё жив.

‒ Надолго ли? ‒ енот сощурил глаза и склонил голову набок. ‒ Он оставил себе только один путь к спасению ‒ твоё пробуждение. Кто откачает этого запертого в квартире дурака, если ты решила остаться здесь? Забившись в раковину и старательно прячась от своего прошлого.

Игнат за её спиной напрягся. Яна прижалась к нему, то ли пытаясь удержать от необдуманных действий, то ли ища утешения.

Где-то там, по ту сторону границы, он боролся за жизнь. Где-то там лежало её безвольное, истыканное иголками тело.

Яна крепко зажмурилась. Губы, сухие и горячие, коротко тронули её лоб. Игнат бережно, но настойчиво выпутал ладонь из её пальцев.

Яна слышала отдаляющиеся шаги. Тяжёлые и уверенные. Раскалывающие землю между ними бездонной пропастью.

Она кусала губы и упрямо стискивала горящие веки. К шагам прибавился цокот когтей. Ветер свистел в водосточных трубах. Рокотала приближающаяся гроза. В ушах шумел пульс.

Яна жмурилась и вслушивалась. Искала. Набиралась сил, чтобы заглянуть в старательно запертый уголок сознания.

Звук был робким и коротким. Он мелькнул на грани слышимости и скрылся.

Яна впилась ногтями в ладонь. Писк повторился. Рваный. Нарастающий. Дублирующий ритм её сердца. Шкалящий. Набирающий обороты. Заполняющий собой всё.

Писк приборов опутал сознание, дёрнул в темноту.

Он всегда был рядом. Звучал лейтмотивом в её снах, бился на уголке сознания во время видений. Тело, уставшее лежать мёртвым грузом, тянуло назад. Сопротивлялось лишь упрямое сознание.

Писк и темнота заполнили собой всё. Накрыли колпаком, отрезая рокот грома, порывистый свист ветра и шаги. Тяжёлые, усталые ‒ человека. Когтистые, бодрые ‒ енота.

‒ Наконец-то. Передай ей, что это тело мне не нравится. Пусть в следующий раз так не облажается.

Яна не слышала ‒ не могла слышать ‒ ворчливый голос бывшего напарника.

Боль накрыла её резко, заставив задохнуться. Спину выгнуло дугой. Больничные датчики заголосили, призывая медицинский персонал.

Реальность встретила болью в каждой клеточке, удушающим запахом лекарств и единственной бьющейся в голове мыслью. Успеть. Объяснить налетевшим врачам, что спасать нужно не её.

В конце концов, все свадебные клятвы они уже нарушили ‒ не позволили смерти себя разлучить. Осталось не позволить сделать это жизни.

– Это кто?! – маг недоумённо смотрел на создание в платье непонятного цвета, собирающее цветы на лугу перед холмом.

– Моя Тыковка, – выдохнул дракон, с нежностью глядя в ту же сторону.

– Роб, старина… – маг аккуратно подбирал слова, – ну никак я не ожидал! Через твои лапы столько красоток прошло! А тут – на тебе!

Он снова посмотрел на луг. Невысокая толстушка с копной рыжих курчавых волос подняла лицо от букета, улыбнулась широким ртом, отчего её пухлые щёки стали похожи на два сочных персика, и помахала букетом дракону с магом.

Маг и дракон дружили с незапамятных времён. Правда, о дружбе этой никто не знал. Маг славился своей мудростью, и к нему обращались за советом правители не только людей, но гномов, эльфов и даже огров. Он стремился поддерживать и сохранять шаткий баланс между народами, чьи интересы постоянно пересекались и сталкивались. Огры вытаптывали лужайки с колокольчиками, на которых эльфы пасли своих единорогов, гномы в поисках сокровищ забирались так глубоко, что будили в дальних пещерах дряхлых огров, отправившихся на покой, а эльфы раздражали всех занудством, правилами и высокомерием. В незапамятные времена в руках у эльфов, а точнее, на пальце у их правителя, наисветлейшего Сириниэна, оказалось незатейливое серебряное колечко с ярким синим камнем. Маг покопался в своём хранилище свитков и нашёл в одном из них описание подобного кольца, о котором, помимо прочего, сообщалось, что носить его может только чистый сердцем и помыслами, а своего владельца и тех, кого он искренне любит, кольцо оберегает и защищает от тёмных чар. Маг сообщил об этом Сириниэну и вскоре очень пожалел. Наисветлейший тут же объявил себя ещё и наичистейшим, наичестнейшим и наи-бог-его-знает-ещё-каким. Однако правителя вскорости поразила непонятная хворь, уродливые корки покрыли его лицо и руки, кольцо пришлось снять, а трон передать наследникам. С тех пор кольцо хранилось под хрустальным колпаком в тронном зале эльфийского дворца. Видимо, правители и без кольца на пальце были уверены в собственной безупречности.

Огры (да и не только они) в совершенство эльфов верить отказывались. А лет двадцать назад взаимная неприязнь двух народов по непонятным причинам переросла в открытую вражду. То и дело то одна сторона, то другая грозилась войной. Маг пытался разузнать, что же произошло, но безуспешно. Огры на все расспросы реагировали воинственными криками и размахивали оружием, эльфы молчали, гордо и холодно поджимая губы.

Дракона, получившего от мага имя Робин, на самом деле звали, конечно, иначе, но драконьи имена слишком сложны для произношения. Робин быстро превратился в Роба и не возражал против панибратства со стороны мага.

Дракона ненавидели и боялись и люди, и огры, и эльфы, и прочие народы и народцы. Да, все эти истории про драконов – правда. И летал Роб неплохо, и огнём плюнуть мог, и дань брал девицами на выданье. Хотя на самом деле девицы Робина не привлекали. Все эти слёзы, всхлипывания, визги он терпеть не мог. Но так уж повелось, что раз в три года ужасный дракон, изрыгая пламя, прилетает к городу, жители выводят за ворота красавицу, он её подхватывает и уносит, чтобы отобедать в тихом и укромном месте.

Тихое и укромное место у дракона было. Он давно облюбовал зелёную теснину в горах, где обустроил пещерку. А вот человечину он не любил, предпочитая дичь либо рыбу, которую с удовольствием ловил в местных озёрах, иногда ради забавы пугая рыбаков и показывая им из воды спинной гребень или хвост.

Девиц Робин хорошенько запугивал, рыча, вращая глазами и рассыпая из пасти искры, брал с них клятву молчать до гроба о том, что с ними было (а если бы и проговорились, никто бы не поверил), и уносил через море в соседнее королевство, где красотки быстренько устраивали свою жизнь, тем более что мешочек с монетами внимательный Робин всегда вручал каждой пленнице перед расставанием.

Так ему удавалось сохранять традицию уже много лет. Горожане терпели, боялись, изредка роптали, выбирали красоток и искали рыцаря, который решился бы убить дракона. Робину пришлось троих покалечить, а одного довести до заикания, после чего смельчаки перестали ему докучать. Маг знал, что девицы не идут на жаркое, но легенду об ужасном драконе всячески поддерживал. Должен же быть кто-то, кого боятся все, от людей до огров.

И вот что-то пошло не так. Увидев старого приятеля на пороге пещеры, маг был удивлён. Во-первых, Робин улыбался, и улыбка была блаженной и глуповатой, несмотря на огромные клыки. Маг уже и забыл о том, что драконы умеют улыбаться.

Во-вторых, в пещере появились связанные чьими-то заботливыми руками коврики, на грубо сколоченном столе лежала вышитая салфеточка, на которой высилась горка чистой посуды, а в дальнем углу, где на звериных шкурах любил отдыхать дракон, белела подушка.