Моё дело разбирали в ректорате и на специальной комиссии, а я сидел в своей комнате один. Наверное, я бы сошёл с ума, если бы Софа, уезжая на практику, не отдала мне свою клетку с солнечными гекконами. Их надо было кормить через каждые три часа и по очереди выставлять на солнце. Я так полюбил этих гекконов, что даже забрал одного себе.

Каким-то чудом мне всё-таки дали диплом, и я стал практикующим алхимиком.

Прошёл год, потом ещё один. Вы считаете? Всего с нашего знакомства с Софой прошло восемь лет.

Софе уже было мало живых ящеров и гекконов, она переключилась на мёртвых. Стала искать в земле кости древних допотопных ящеров. Какие-то из них, по слухам, даже умели летать.

Вместе со студентами Софа плавала по рекам и смотрела, где там эти кости торчат из земли. На все призывы найти себе занятие поумнее не реагировала. Костей, естественно, не находила. Но её такие вещи остановить не могли.

И вот Софа была в очередной экспедиции. Вернулся один из её студентов ‒ побитый, со сломанной рукой. Все зашептались, что Софа, наверное, попала в беду. Строго говоря, спасать Софу ‒ не моя работа, но кроме меня браться за неё никто не спешил.

Я расспросил студента и нашёл Софу в крошечном посёлке на Северной Двине. Точнее ‒ в палаточном лагере, который они построили в трёх верстах от посёлка.

Всё было куда серьёзней, чем я думал. Во-первых, Софа всё-таки нашла своего ящера. Во-вторых, местные почему-то люто её ненавидели. Они говорили ей убираться, и Софа в принципе не прочь была убраться, но только вместе со своими костями. Но кости надо было вывозить на лошадях, а лошадей у Софы было только две, и больше ей не давали. Она приходила к старосте за лошадьми, а староста снова говорил ей убраться, и всё начиналось сызнова.

В-третьих, Софа от этого непонятного сидения буквально на себя стала не похожа. Как будто кто-то украл ту Софу, которую я знал, и вместо неё подсунул эту новую, бледную и печальную.

Что ж, я пошёл в деревню, общаться с местными. Самое время было пустить в ход красноречие. Другого оружия у меня всё равно не было.

Когда вернулся в лагерь через час, Софа смотрела на меня с какой-то глупой надеждой.

‒ Ну что?

‒ Ничего страшного, ‒ сказал я. ‒ Они просто думали, что ты хочешь призвать Вельзевула.

‒ Вельзевула? Ужас какой, почему?

‒ Эта гора у них вроде как нечистым местом считается. Раньше тут жили какие-то шаманы или не знаю, кто. Так что им не нравится, что ты тут копаешь. А недавно в деревне две коровы умерли. Ну, тут уже все о сглазе и порче стали говорить. Знаешь, как это бывает.

Но Софа, похоже, не знала.

‒ Как же так. Я же рассказывала им, что мы учёные, что мы ищем допотопных зверей. Я даже показывала им рисунки этих зверей. Даже подарила старосте один рисунок.

‒ Софа, ты переоцениваешь. Здесь люди простые, всех этих модных вещей не любят. Они новости узнают, когда видят профиль нового царя на монетах.

‒ Но они же согласились!

‒ Да на что они согласились? Наверное, подумали, что ты сумасшедшая. Ну решили, раз безвредная и молоко у них покупаешь ‒ и ладно.

‒ И что же теперь делать? ‒ спросила Софа совсем упавшим голосом.

И тут настал мой звёздный час.

‒ Не волнуйся. Я уже всё уладил.

‒ Как уладил?

‒ Я сказал, что ты просто ищешь золото. Они мне поверили.

‒ А Вельзевул как же? ‒ с сомнением спросила Софа.

‒ Они про него сразу забыли, когда я пообещал пожертвовать часть золота общине. Я давно заметил, что материальное у людей превалирует над духовным…

Но Софа не дала мне развить эту прекрасную мысль.

‒ Да, но где мы теперь возьмём это золото?

‒ Не волнуйся, золото будет.

‒ Где? У меня здесь нет ничего. У тебя ведь тоже?

‒ Я не ношу с собой золото. Хотя я не против, чтобы ты поискала в карманах. Нет, не в этом, пониже. Ой, ну зачем же по лицу бить. Никакой благодарности от тебя не дождёшься.

И тут Софа засмеялась.

Я пока не говорил вам ничего про её смех. Оттягивал это сколько мог, но дольше уже нельзя.

О смехе Софы вам надо знать две вещи ‒ хорошую и плохую. Хорошая ‒ это то, что Софа иногда смеётся от неожиданности или даже от злости. В общем, смеётся она часто, а плачет редко. Я знаю Софу больше десяти лет, но она ни разу при мне не плакала.

Вот, а плохая вещь ‒ это сам смех. Возможно, когда-то давно кто-то сказал Софе, что она смеётся слишком громко и неженственно. И с тех пор она стала смеяться как-то преувеличенно по-девчачьи. Как-то вот так: «хи-хи-хи». Впечатление иногда бывает жуткое.

‒ Так всё-таки откуда мы возьмём золото? ‒ спросила Софа, отсмеявшись.

‒ Получим сами. Здесь же есть сероводородный источник?

‒ Да.

‒ Вот и славно, ‒ сказал я, потирая губу. ‒ Ну а железа у тебя, к счастью, достаточно. Значит, мы сможем приготовить пирит.

На следующий день я занялся пиритом прямо с утра. Сначала перегнал раствор селитры с квасцами, медным купоросом и сухой вытяжкой перьев грифона. Так у меня получилась свежая царская водка ‒ достаточно крепкая и злая, чтобы растворить и умягчить железо. Дальше надо было сделать тонкий порошок железа. С этим я тоже справился, благо сито Воронцова у меня с собой было. Никуда без него не езжу.

Ну а дальше началось самое интересное. Через растворённое королевское железо я пропускал сероводород, а полученные кристаллы пирита откидывал на чистую льняную ткань. Здесь самое сложное было ‒ найти нужную температуру и количество сероводорода. (Вам я его не назову. Чёрта с два!) Если сероводорода будет слишком мало, вместо пирита будет выпадать сульфид железа. Его-то за золото не выдашь ни при каких раскладах. Он вообще чёрного цвета.

Сероводородом, конечно, пахло ужасно, но Софа всё равно заходила ко мне несколько раз. Я ждал, что она скажет что-то. Например, как она мне благодарна. Или как я хорошо управляюсь с мехами. Но она вместо этого сказала:

‒ Что-то ты совсем тощий стал.

А потом ещё:

‒ Если хочешь супа, я там на пенёк поставила.

Пирита у меня получилось целое ведро. Кристаллы крупные и исключительно красивые, по цвету ‒ точь-в-точь, как волосы Софы. Ну или как золото, кому как больше нравится. Раньше у меня такие красивые ни разу не выходили.

Софа увидела мой пирит и сразу заулыбалась, подобрела. Я всегда знал, что золото ‒ лучшее успокоительное. Даже если оно фальшивое.

‒ Это так странно. Он даже больше похож на золото, чем настоящее золото, ‒ сказала Софа, задумчиво перебирая кристаллы.

‒ Его называют «золото дураков».

‒ Я знаю, ‒ ответила Софа. ‒ А может быть, это люди дураки, что назначили золотом не тот материал.

Я хотел сказать, что пирит совсем не ковкий и при нагревании и вовсе распадается, но промолчал. В тот момент это было несущественно.

Мы с Софой были в палатке вдвоём. Между нами в ведре ‒ мой пирит, наш пирит. За стенками палатки ‒ лес и река. И ни одной души вокруг (не считая Софиных студентов, но кто же будет считать студентов в такой момент).

Я приехал к ней, чтобы спасти, и уже почти спас. Она улыбалась мне так, как давно не улыбалась. Как будто не было всех этих глупостей, что мы натворили за время знакомства. Как будто, непонятно за что, нам подарили второй шанс.

‒ Может, выпьем вина? ‒ спросил я. ‒ Надо же отметить. Где тут у тебя штопор?

‒ У меня нет штопора. Возьми нож для бумаг, там на столе.

Я подошёл к её столу, сразу увидел нож. Он лежал поверх конверта.

Конверт был запечатан и подписан, получателем письма значился некий Рудольф. Отправителем ‒ Софа.

Я проглотил комок в горле. Мне она не написала из своих экспедиций ни одного письма. Я вернулся к Софе, открыл вино, разлил по стаканам. Она улыбалась всё так же ласково.

‒ Предлагаю тост. Чтоб нам и дальше так везло! ‒ сказала она.

Мы выпили.

‒ Спасибо тебе, Лев. Без тебя я бы тут совсем пропала. Не знаю даже, как тебя отблагодарить.