— Добегался, — с некоторым разочарованием в голосе произнесла Ло.

— По данным сканеров, мины уничтожены неустановленным оружием иншеров, — возразил Кан. — Похоже, нашего дикаря хоронить ещё рано.

— Дрон-разведчик входит в зону гарантированного обнаружения цели, — в голосе Ло Шеле послышалось напряжение. — Есть, вот они! Да какого хрена⁉

Изображение двух размытых фигур, только что появившееся в отдельном окне тактической голограммы, вспыхнуло и подернулось рябью.

— Летающий разведчик А-9 потерян, — всё так же невозмутимо констатировал очевидный факт вычислитель.

В подземном убежище Тапара тепло и сухо, его инженерный голем явно знает свое дело. Он и сейчас что-то роет в дальнем конце бункера, используя для этого скрытую силу из своего накопителя. Я чувствую её всплески, а иногда и вижу, как кончики щупалец голема начинают излучать синее свечение. Похоже, именно таким способом он преобразует грунт во что-то монолитное, чуть шершавое и теплое на ощупь, из чего состоят стены, пол и потолок убежища. Здесь, к слову, даже туалет имеется. Комфортный, не то что наши деревенские сортиры класса «орлиное гнездо». А вот помыться негде. Тайкуны в походных условиях решают этот вопрос с помощью специализированных амулетов, очищающих кожу, волосы и одежду от загрязнений. Тапар мне тоже такой выдал. Очень непривычно, но работает быстро и безотказно.

Мы здесь уже почти три часа, и многое успели друг другу рассказать. Я — о местных реалиях, а Тапар — о разделяющем галактику барьере и жизни по обе его стороны. За обстановкой снаружи следят разведывательные големы. Мой филин кого-то поймал и съел, и теперь дрыхнет на ветке в кроне высокой сосны. Сейчас он почти ничем не отличается от остальных лесных птиц, но на всякий случай рядом с ним держится один из летающих разведчиков Тапара, прикрывая его маскировочным пологом.

— Значит, говоришь, попал под удар нашего конструкта в восьмилетнем возрасте? — переспрашивает тайкун, выслушав мою сильно урезанную и местами подредактированную историю. — Везучий ты, однако, причем и в прямом, и в переносном смыслах. Судя по твоему описанию, ты ухитрился оказаться в зоне действия сумматора. Редкая штука, сейчас таких конструктов уже нет, да и полтора века назад их изготовили всего несколько экземпляров. Очередная попытка модификации высокоорганизованного разума. Идея заставить часть бойцов варваров сознательно направить оружие против своих тогда считалась весьма перспективной.

— Воздействие по тому же принципу, что и в случае с модифицированными животными?

— Нет. С людьми всё гораздо сложнее. Для этого и понадобились сумматоры, но только ничего из этой затеи в итоге не получилось, хотя подход был разработан очень оригинальный. Сознание цели предполагалось частично стирать, а освободившиеся пустоты заменять фрагментами сознаний, заранее скопированными у других варваров.

— И чем это могло помочь?

— У каждого из нас в голове есть место темным мыслям, которые мы сознательно подавляем, — невесело усмехнулся Тапар. — Есть и участки памяти, хранящие события, о которых нам бы хотелось забыть. В общем, всякого деструктивного хлама в наших мозгах хватает. Предполагалось, что если правильно вычленить и сконцентрировать в одном сознании нужные фрагменты, можно получить человека с сильной мотивацией убивать своих же товарищей.

— И что пошло не так?

— Подробности мне неизвестны, моя школа этим не занималась. К тому же почти сразу после заключения перемирия это направление было признано тупиковым. Говорят, главная проблема заключалась в записи и переносе правильных фрагментов сознания. Вместо них в большинстве случаев переносились другие, совершенно случайные, и понять, по какой причине и в какой момент происходит подмена, тогда так и не смогли. Только много позже выяснилось, что вся эта идея изначально противоречила каким-то фундаментальным принципам, но полтора века назад этого не знали и вбухали в создание сумматоров огромные ресурсы. Война ведь оказалась совсем не такой легкой прогулкой, как виделось в начале, и на разработку нового оружия средств не жалели.

— А что стало причиной войны? Вам ведь с кибами вроде и делить-то нечего.

— Мутная история. Никто толком не понимает, с чего всё началось. Варвары утверждают, что мы первыми атаковали их корабли. У нас считается, что начали они. С обеих сторон есть записи и документальные свидетельства, но однозначного ответа нет до сих пор. Наши цивилизации встретились, и почти сразу в нескольких местах произошли спонтанные стычки, быстро переросшие в большую войну. Сейчас обе стороны воспринимают её, как страшный сон и до дрожи боятся новой эскалации, но доверия между нами как не было, так и нет, так что противостояние всё ещё продолжается, просто теперь оно перешло в другое качество.

— И сюда вы прилетели в надежде получить в этом противостоянии какое-то новое преимущество?

— Да, но сейчас это уже не имеет никакого значения, наша миссия полностью провалилась. Впрочем, варваров, похоже, постигла та же участь.

— За вами наверняка прилетит спасательная экспедиция.

— Вряд ли. Скорее всего, нас уже списали в потери и постараются как можно быстрее забыть о нашем существовании. Наше появление здесь — нарушение соглашения о перемирии. Признавать такое никто не захочет.

— То есть, по сути, теперь вам и выжившим при посадке кибам совершенно не обязательно воевать друг с другом?

— Теоретически не обязательно, но у варваров в результате нашей схватки наверняка есть убитые и раненые. Их аппарат получил в бою очень сильные повреждения, так что уцелели там немногие. Уверен, что выжившие используют первую же возможность расквитаться со мной за своих погибших товарищей.

— Но ведь ваш бой — не более чем результат трагического стечения обстоятельств. Заранее его никто не планировал. Не думаю, что твои противники этого не понимают.

— Может и понимают, вот только вряд ли для них это имеет значение. Давай лучше решим, что делать с тремя группами твоих соплеменников, пытающихся найти места падения моего голема и аппарата варваров. Они проявляют большое упорство и используют для поиска наши старые конструкты и свои невеликие способности. Искать они будут ещё долго, но если ничего не предпринять, могут в конце концов наткнуться на вывалы деревьев, оставшиеся после наших жестких посадок. Впрочем, есть вариант подождать, в надежде, что выжившие варвары сами с ними разберутся.

— Мы можем рассмотреть их поближе?

— Конечно, причем во всех деталях. Их конструкты скрытности полуторавековой давности не смогут противостоять моим разведчикам. Да и используют их местные в лучшем случае в треть силы. Нормально настроенные на источник и объединенные в общую сеть конструкты я видел здесь только у тебя.

Тапар даже не снимает с пояса ключ артефактора, а лишь делает едва уловимое движение рукой, и посреди комнаты появляется объемное изображение Каиновой чащи. Вернее, вид на неё сверху.

— Какой отряд тебя интересует?

— Давайте начнем вот с этих, — я показываю на последнюю уцелевшую группу лихих людей.

Ничего особо интересного я увидеть не рассчитываю. Просто хочется начать с них, чтобы больше к этому не возвращаться. У бандитов меньше всех шансов добраться до цели. Экипировка у них всяко хуже, чем у людей Юрьева и его конкурентов из соседнего баронства. На самом деле, странно, что они ещё живы. Не думал, что этому отряду удастся продержаться так долго.

— Сейчас, — кивает Тапар и смотрит перед собой застывшим взглядом, видимо, отдавая команды разведчикам.

Над изображением Каиновой чащи появляется ещё одна картинка. Она отображает быстро приближающийся участок леса, по которому осторожно пробираются пятеро бандитов. Фигура одного из них кажется мне знакомой. Впрочем, не только фигура, но и характерные повадки при движении по лесу.

— Можете показать вблизи вот этого человека? — я уже почти уверен в своих выводах, но убедиться всё-таки нужно.