Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Гай Марий привык не объяснять, а отдавать приказы. Он медленно повернулся: вопрос его явно раздражал. Лишних слов не потребовалось.

Поклонившись, Серторий отправился на поиски самого жестокого и умелого наставника в северных легионах. Агенобарб был тридцатичетырехлетним центурионом, примипилом, имевший несколько наград за боевые заслуги. Никто не мог одолеть его в рукопашном бою, и потому он начальствовал над всеми военными наставниками римских сил, собравшихся у «канавы Мария».

Вскоре между шеренгами легионеров показался Агенобарб, шагавший вслед за Серторием. Поднявшись наверх, он предстал перед консулом.

– Панцирь, шлем, меч и щит. Вооружись, Агенобарб, – приказал ему консул. – Ты ответишь вместо меня на вызов тевтонского царя.

Среди центурионов воцарилась гробовая тишина. Чувствовалось, что они разочарованы приказом и не согласны с ним, однако никто не осмеливался его нарушить.

Тренер кивнул, развернулся и отправился за панцирем, шлемом и оружием. Вскоре ворота открылись, и вышел Агенобарб с мечом на поясе и поднятым щитом, готовый вступить в смертельную схватку с царем.

Тевтобод увидел, как на него надвигается вооруженный римский военачальник, такой же могучий и зрелый, но не старый, такой же, как он сам, тоже готовый к схватке. Однако он не был консулом, не возглавлял вражеское войско.

Агенобарб быстрым шагом, почти рысью, двинулся навстречу противнику и остановился в нескольких шагах от него.

Тевтобод посмотрел на римского воина, затем перевел глаза на вал, откуда за ними наблюдал консул. Презрительно покачав головой, он плюнул, в ярости бросил меч и щит, которые с громким лязгом ударились о галльскую землю, и выкрикнул на латыни оскорбление, даже не обратившись к рабу-переводчику, поскольку тевтоны называли так римских легионеров.

– Socors![14] Socors! Socors! – трижды выкрикнул он, глядя на вершину вала. Затем развернулся и зашагал к своим, подняв руки в знак победы, и снова и снова повторяя оскорбление: – Socors! Socors! Socors!

Сопровождавший его раб и стоявшие поблизости тевтоны подобрали оружие и поспешно удалились.

Агенобарб остался один. Он колебался, не зная, что делать. Посмотрел на частокол, на консула, который по-прежнему неподвижно стоял на вершине. Наконец, поняв, что ему незачем оставаться за пределами укрепления, Агенобарб развернулся и двинулся к воротам римского лагеря.

В то утро тевтонский царь и римский консул так и не сразились друг с другом.

Ночью, при свете костров, на которых легионеры готовили ужин, слышалось смутное, но не утихающее бормотание. Все повторяли одно-единственное слово: socors, socors, socors

Казалось, весь римский лагерь был охвачен печалью и величайшем разочарованием.

Укрывшись в палатке, Гай Марий в одиночестве выпил кубок вина с терпким привкусом трусости. Или же кисло-сладким привкусом мудрости?

Явился Серторий – узнать условное слово для часовых и ночных дозорных, следивших за противником: не пойдет ли он на приступ?

– Победа, – сказал Гай Марий.

Серторий не удержался – лицо его исказила кривая полуулыбка. Он попытался скрыть ее, отвернувшись в сторону, но консул все видел и был уязвлен.

– Ты тоже думаешь, что я трус? – (Серторий оставался безмолвным.) – Твое молчание – самый красноречивый и исчерпывающий ответ, трибун, – пробормотал Марий. – Оставь меня в одиночестве, именно это мне нужно сейчас.

Трибун покинул шатер и остановился в нерешительности. Он чувствовал себя так, будто предал своего начальника. Покачал головой и зашагал во тьму, чтобы сообщить условное слово дежурным начальникам.

Гай Марий налил себе второй кубок, и на этот раз вино, казалось, было хуже первого: даже самый преданный ему начальник считал его трусом. Как скоро забываются победы недавнего прошлого, как слаба память у легионеров, центурионов и трибунов. Да, все решили, что он трус: так думают не только его воины, но и тевтоны, а теперь и вражеский царь. Отныне Тевтобод станет его презирать, это уж точно.

Что ж, Тевтобод недооценивал его полководческие способности.

Но всему свое время.

Гай Марий улыбнулся, наливая себе третий кубок.

Настанет день, когда он застанет царя врасплох. Надо лишь подождать.

Пусть первыми нападут тевтоны.

Многократный римский консул залпом опрокинул третий кубок. На этот раз вино будто бы стало слаще.

XVII

Memoria in memoria

Нападение тевтонов

Устье Родана, Южная Галлия
102 г. до н. э.
Равнина перед римским лагерем

Как и предполагал консул, терпение взбешенного Тевтобода лопнуло очень скоро: на следующий день тевтоны яростно набросились на римский лагерь. Это не было тщательно продуманным нападением. Бесконечная уверенность в собственном превосходстве, обретенная за недели оскорблений и унижений в адрес малодушного врага, убедила северного царя, что перед ним всего лишь войско наподобие тех, которые он громил при Норее, Бурдигале и Араузионе. Подбадривало его и еще кое-что: над этим войском, со всей очевидностью, начальствовал трус.

Римский лагерь

Гай Марий снова поднялся на вал, чтобы проверить оборону лагеря.

– Это не просто стычка, – сказал ему на ухо Серторий. – Он ведет сюда все свое войско. И это не подстрекательство. Ему все равно, отзовемся мы или нет: он хочет ворваться в наш лагерь и разорвать нас на части, славнейший муж.

– Так и есть, он действительно готов на что угодно и ведет сюда весь свой народ, – подтвердил Марий, как обычно спокойный и невозмутимый, хотя десятки тысяч тевтонов и тысячи их союзников двигались к частоколу.

Но римляне не зря потратили месяцы на укрепление обороны, выполняя распоряжение консула: вырыли еще больше траншей и рвов, вбив в дно острые колья и засыпав их сухим хворостом, подновили частокол, построили сторожевые башни, расставив повсюду лучников, – отныне у лагеря не было ни одного слабого места. По всему валу дежурили легионеры, держа наготове тысячи копий, дабы по приказу консула метнуть их в неприятеля. Все по-прежнему были озлоблены и разочарованы главноначальствующим, но теперь на них надвигались варвары, и оставалось лишь выполнять приказы. На сей раз консул не мог оставаться в стороне. Он приказал метать в противника дротики, копья и все, что имелось под рукой. Отныне каждый легионер горел желанием убивать проклятых варваров, которые так долго насмехались над ними, хотя и с большого расстояния. Римские солдаты не теряли надежды, что в разгар жестокого боя консул отдаст повеление выйти из лагеря.

Тевтонское войско

Тевтоны двигались – нестройными рядами, но решительно – к римским укреплениям.

Вскоре среди варваров появились первые жертвы. Многие падали в канавы и рвы, прикрытые ветками. Вопли врагов достигали ушей вооруженных до зубов легионеров, ожидавших на вершине вала.

Тевтобод тоже приближался к лагерю – не в числе первых, но все же в составе передового отряда своего огромного, беспорядочного войска. Он видел, как его люди там и сям гибнут в римских ловушках, – но ему с самого начала было ясно, что он потеряет много солдат. Царь знал о смертоносных ямах и рвах после нескольких показных нападений, произведенных им в последние дни, и приготовился к тому, что немало тевтонов погибнет. Слепая ярость, самолюбие, задетое презрением римского консула, не ответившего на вызов, и стремление поскорее покончить с лагерем, чтобы двинуться на Рим, не оставив за спиной неприятеля, помешали ему как следует все продумать. Так или иначе, у него имелись тысячи и тысячи воинов – намного больше, чем у римлян: он мог позволить себе жертвы, много жертв. Тем не менее он остановился на благоразумном расстоянии от вала, не собираясь рисковать жизнью. Одно дело – сражаться врукопашную с вражеским вождем, другое – глупо погибнуть от стрелы, выпущенной из укрепления.

вернуться

14

Трус (лат.).

24
{"b":"889548","o":1}