Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Ну, хотя бы… – Цезарь заколебался, но в конце концов добавил, защищаясь: – Ну, хотя бы… теперь они знают, что я храбрый.

Марий искоса смотрел на него, держа кубок над столом:

– Именно так, племянник: враги знают, что ты храбрый… и глупый. И твой друг тоже. Кстати, а ты почему полез в драку? И как твое имя?

– Меня зовут Тит. Тит Лабиен, славнейший муж. А в драку я полез, потому что… потому что решил, что самосуд – это несправедливо.

– Вот оно как: еще один отважный глупец. Неудивительно, что вы подружились.

Цезарь покраснел от гнева: дядя выказывал явное презрение к ним. Тит тоже смутился. Самолюбие мальчиков было уязвлено. Они собирались что-то сказать, но их остановила поднятая ладонь Мария. Тот сделал еще один долгий глоток, но не опустошил кубок до конца.

– Меня тоже когда-то считали трусом. Так думали сотни, да что там, тысячи легионеров! Но я не из-за этого вступил в бой, когда всем нам грозило поражение. Друзья мои, – он заглянул в глаза каждому из мальчиков по очереди, вновь нависнув над столом, – я проглотил свою гордость, дождался удобного случая и одержал окончательную победу. Намотайте себе на ус: на войне важна только одна победа – окончательная.

Мальчики недоверчиво смотрели на Мария. Он был не просто победителем. Об этом они знали, как знал весь Рим. Этот человек выиграл не одну, а две войны и много важных сражений. И не только: он полностью преобразовал римскую армию, усовершенствовав ее. Ребята сомневались, что хоть один легионер мог заподозрить Гая Мария, шестикратного римского консула, в трусости.

Бывший консул, казалось, угадал их мысли.

– Серторий! – воскликнул он.

Один из ветеранов подошел к столу.

– Расскажи этим двоим, как все, даже ты, думали, что я струсил.

Серторий нахмурился. О событиях далекого прошлого, когда все заподозрили Мария в трусости, они ни разу не говорили, по молчаливому согласию.

– Ну же, Серторий, – настаивал Марий. – Я воспитываю племянника, и у меня не так много времени. Назревает третья война, меня ждут в войске, так что говори, во имя Юпитера!

Втянув в легкие побольше воздуха, Серторий стал умолять богов, чтобы они подсказали ему правильный ответ. И он не ошибся:

– Это было перед битвой при Аквах Секстиевых, славнейший муж.

В таверне воцарилась тишина.

Все прислушивались к разговору.

– Именно так, – подтвердил Гай Марий, – незадолго до битвы при Аквах Секстиевых. В течение многих дней все мои люди думали, что я, твой дядя Гай Марий, струсил. И знаешь что?

Цезарь покачал головой. Они с Лабиеном во все глаза смотрели на прославленного военного и государственного деятеля. Никто до него не становился консулом шесть раз. С ними разговаривала живая легенда.

Гай Марий снова наклонился над столом и прошептал:

– Не важно, что о тебе думают, понимаешь? – Он посмотрел на Лабиена и добавил: – Понимаете меня, вы оба? Человек не становится трусом из-за того, что кто-то подумал о нем что-то. Трусость обитает в сердце. Я никогда не был трусом. На поле боя я всегда был… умным и расчетливым. – Он вздохнул и откинулся на спинку стула. – В государственных делах, к сожалению, не настолько. Но это другая история. Сейчас я вам расскажу, когда и почему солдаты втихомолку называли меня трусом, не осмеливаясь сказать это в лицо. А еще – когда и как я одержал великую победу, потому что я – вождь, а римский консул должен уметь подавить свою гордость, думать только о пользе Рима и о единственном, что важно, – об окончательной победе. Я расскажу вам о битве при Аквах Секстиевых.

XI

Memoria in memoria[9]

Гнев богов

Рим, 105 г. до н. э.
За двадцать восемь лет до суда над Долабеллой
За пять лет до рождения Цезаря

Их собирались похоронить.

Заживо.

– Нет! Не-е-е-ет! – вопили мужчины.

– Сжальтесь над нами! – причитали женщины.

Рабы. Две супружеские четы. Первая – из Галлии, вторая – из Греции.

Четверых несчастных волокли по Бычьему форуму мимо загонов, где стоял скот на продажу. К яме в середине рынка. Да, их собирались похоронить заживо, как девственниц-весталок, нарушивших священные обеты целомудрия: закопать в землю, чтобы смягчить гнев богов. Римляне не сомневались, что подобная жертва приводит к нужным последствиям, но весталки все это время безукоризненно выполняли свои обязанности. Поражения при Норее, Бурдигале и Араузионе нельзя было списать на святотатство жриц священного огня Весты. И все-таки Рим оказался на краю пропасти. Амброны, кимвры и, главное, грозные тевтоны заполонили юг Галлии, грабя римских союзников. Три консульских войска были разбиты, одно за другим, в ужасных сражениях. С тех пор как Ганнибал напал на Рим и разбил его легионы при Тицине, Треббии, Тразимене, а также в кровавой битве при Каннах, республика, не привыкшая к такой продолжительной череде неудач, трещала по швам. После Канн, когда было уничтожено несколько легионов, охваченные паникой римляне прибегли к человеческим жертвоприношениям. С тех пор этого не делали. Но поражения при Норее, Бурдигале и, наконец, при Араузионе, где погибло целое войско – почти десять легионов, состоявших из римских солдат, союзных сил и вспомогательных частей, – привели их в ужас. Ничего не мешало варварам-северянам захватить Рим. К тому же часть легионов перебросили в Африку, чтобы завершить затянувшуюся войну против Югурты.

Невольники все еще не теряли надежды и умоляли сохранить им жизнь.

Но испуганные римляне были беспощадны.

Весталкам разрешали спуститься на дно могилы по лесенке. А с галльскими и греческими рабами не церемонились: через секунду все четверо оказались в яме.

Раздались крики мужчин и женщин. У некоторых были сломаны кости; женщина-галлка с разбитой головой свернулась калачиком в углу усыпальницы, вырытой в потревоженном сердце Рима, по лицу ее струилась кровь; вторая женщина, невредимая, но покрытая ссадинами, металась по прямоугольной выемке, судорожно обшаривая стены в поисках выступа, за который можно было бы ухватиться и выбраться на поверхность.

– Не-е-е-ет! Ради всех богов! – молил галльский раб, ухватившись за правую ногу, из которой торчала сломанная кость.

Их выбирали наобум – по жребию, не учитывая ни их поведение, ни религию, ни происхождение.

Послышался тяжелый, отвратительный звук: по земле волокли гигантскую каменную плиту. Потом ее надвинули на яму. Небо померкло.

Четверых раненых, испуганных рабов окутал мрак. Вскоре угасли последние искорки света. Только бездонная чернота, в которой, подобно эху, метались рыдания. Людей похоронили заживо в надежде смягчить гнев богов.

XII

Memoria in memoria

Новый Сципион?

Территории, оспариваемые кимврами и тевтонами,
Южная Галлия
105–103 гг. до н. э.

Римские боги сжалились над городом, стоящим на берегах Тибра.

Быть может, страшная жертва пришлась им по вкусу?

Трудно сказать. Так или иначе, кимвры, тевтоны и прочие варвары не двинулись на Рим после Араузиона. Одни задержались в Южной Галлии, другие принялись совершать набеги на Испанию. Это дало римлянам драгоценное время, необходимое для преобразований. Всякий раз, когда Рим стоял между жизнью и смертью, Сенат выбирал лучшего военачальника и ставил во главе нового войска. Против Ганнибала Рим выставил Сципиона Африканского. Теперь ему требовался новый Сципион.

Гай Марий был лучшим полководцем того времени: он положил конец долгой войне с Югуртой и вернулся в Рим, где его сделали консулом. Ему поручили набрать новую армию и отправиться на север, чтобы обезопасить северную границу. Ратному делу он учился в Нуманции под началом Сципиона Эмилиана, приемного внука Сципиона Африканского. Марий не был Сципионом, но больше других походил на легендарного героя, победившего Ганнибала.

вернуться

9

Воспоминание в воспоминании (лат.).

19
{"b":"889548","o":1}