– Значит, вы все-таки пришли? – сказал Чаллис, протягивая руку, чтобы помочь ей спешиться.

– Да, – просто ответила она, соскальзывая с седла и стараясь держаться поодаль от него.

– Я рад.

Генриетта снова всмотрелась в это словно вырубленное из гранита лицо, которое делали живым только бездонные синие глаза.

– Я не уверена, что мне следовало приезжать.

– Почему же? Надеюсь, вы меня не боитесь? Мне бы этого очень не хотелось, мисс Тревор.

Генриетта не ответила, лишь качнула головой, и они продолжали молча смотреть друг на друга.

– Мы уже встречались раньше? – наконец спросил Джейкоб. – Когда-то очень давно?

– Не думаю.

Однако, даже отрицая это, Генриетта чувствовала нечто совершенно противоположное: что они давно и хорошо знают друг друга.

– Тогда почему же вы это сделали? – спросил Чаллис. – Почему вы отрицали, что видели меня тогда? Почему вы взяли на себя труд спасти мне жизнь?

Генриетта нахмурилась.

– Не знаю. Я собиралась выдать вас и уже открыла рот, но, удивительное дело, не смогла вымолвить ни слова. Так что я в каком-то смысле была вынуждена спасти вас.

– Спасибо вам за это, – так же мрачно ответил он. – Хотел бы я хоть как-нибудь отблагодарить вас.

Прежде чем она успела остановить его, Чаллис поднял ее пальцы и прижался к ним губами. Генриетта почувствовала, как по ее жилам пробежал огонь.

– Мне не нужна ваша благодарность, – отрывисто бросила она. – Это произошло само собой, независимо от меня. Я ничего не могла с собой поделать. Вам нет нужды смиренно склоняться передо мной.

Джейкоб Чаллис улыбнулся.

– Мужчины всегда склоняются перед красотой, мисс Тревор, а вы обладаете ею в избытке.

Она собиралась принять надменный и отчужденный вид, отвернуться и уехать, но против ее воли на ее щеках заиграли веселые ямочки. Они стояли, улыбаясь друг другу, как дети. Но потом колдовство вдруг развеялось, и Генриетта, торопливо взобравшись на лошадь, круто развернулась и ускакала в сторону Мэйфилда, даже не оглянувшись напоследок.

Визит в Мэйфилд, как всегда, показавшийся Генриетте слишком коротким, подошел к концу. На следующий день около четырех часов она стояла у парадного выхода из дворца, карета с гербом Треворов на дверце была уже наготове, и вся семья Бейкеров выстроилась, чтобы попрощаться с гостьей. Присутствовал даже старый сквайр Бейкер, укутанный во множество шалей и тяжело опиравшийся на Люси, на лице которой застыло страдальческое выражение.

– Плохо, что она не была уверена насчет этого разбойника, – в сотый раз досадовал старик. – Может быть, в следующий раз, а, мисс Тревор?

– Может быть, – вежливо ответила она, целуя на прощание пухлую стариковскую щеку.

– Хорошенькая девушка, – вдруг заметил он, сузив глаза. – Очень хорошенькая, правда, Найзел?

Старик подтолкнул локтем своего младшего отпрыска, которого ради проводов мисс Тревор оторвали от мольберта, как раз когда он пытался изобразить стоявший на пригорке дуб, по преданию, посаженный самим поэтом Томасом Мэем. Как и следовало ожидать, при таком обращении Найзел залился краской.

– Очень хорошенькая, – неохотно пробормотал он, в то время как Генриетта, присев, клюнула в щеку и его.

Настала очередь Джорджа и Филадельфии. Глаза молодой женщины моментально увлажнились.

– Ты ведь скоро вернешься, правда, дорогая Генриетта? – шепнула она, обнимая мисс Тревор. – Во дворце настолько веселее, когда ты здесь!

– Может быть, когда Генриетта приедет в следующий раз, мы уже переселимся в Айлвинс, – неосторожно вставил Джордж, и сразу же был за это наказан: Филадельфия, издав отчаянный возглас, простонала:

– О-о, нет, Джордж. Тот дом такой ста-а-арый.

– Но дворец куда старше.

– Это совсем другое дело, – без всякой логики возразила его жена, и они сердито уставились друг на друга, а Генриетта тем временем обняла Люси.

– Пожалуйста, напомните обо мне мистеру Лэнгхему, – попросила мисс Тревор.

– Возможно, пройдет немало времени, прежде чем я снова его увижу, – вполголоса ответила Люси. – Очень трудно выбираться из дому, когда отец так немощен.

– Немощен? Кто это немощен? – громыхнул старик, прикладывая ладонь к уху.

– Никто, никто, дорогой, – успокаивающе погладила его по голове Люси.

Гостья не смогла сдержать улыбки, когда увидела, как разоделся Томас, чтобы попрощаться с ней. На нем были розово-фиолетовый вышитый камзол и ослепительной белизны рубашка, не говоря уже о шелковых чулках и кружевном жабо.

– Вы неотразимы, – шепнула ему Генриетта.

Томас заметно оживился.

– Нужно держаться, моя дорогая, нужно держаться, – подмигнул он. – Мне бы не хотелось, чтобы о нас, деревенских жителях, говорили, будто мы не можем идти в ногу со временем.

Он помог ей сесть в карету и еще раз поклонился.

Генриетта высунулась из окна, одной рукой придерживая шляпу, и старательно махала другой до тех пор, пока карета не выехала из ворот и семейство Бейкеров не исчезло из виду. Затем она откинулась на подушки, радуясь тому, что Сара, ее горничная, едет отдельно и не будет досаждать ей своей болтовней.

Продремав почти всю дорогу, Генриетта проснулась, только когда карета уже подъехала к массивным воротам Глиндского поместья. Выглянув в окно, она вдруг заметила на фоне рощи темный силуэт всадника и мгновенно поняла, кто это. Чаллис сопровождал ее всю дорогу и теперь стоял, молча ожидая, когда она скроется за воротами.

Генриетта привстала, они смотрели друг на друга, не отводя глаз, но ни один из них не шевельнулся, не поклонился, не помахал рукой, не подал никакого знака. Это продолжалось до тех пор, пока распахнувшаяся створка ворот не заслонила их друг от друга.

Только тогда Генриетта снова опустилась на си денье. Ее сердце бешено колотилось. Вор, грабитель, джентльмен удачи приехал, чтобы проститься с ней, тем самым ясно дав ей понять, что он на этом не остановится, что и в будущем он будет предпринимать попытки вновь увидеться с нею.

К тому моменту, как Джейкоб вернулся в Мэйфилд, вечер превратился в серебряную ночь. Полная луна ярко освещала Бивелхэмскую долину, неузнаваемо преобразив ее всю, от темной громады спящего Снейп-Вудского леса до развалин старого домика возле маленького пруда неподалеку от Бэйндена. Это был уже иной, отличавшийся от дневного мир, мир, в котором были другие размеры и очертания. Смягчились линии черно-синих холмов, загадочно мерцали озера и реки. Низина превратилась в огромное таинственное море, посреди которого там, где луна высвечивала поверхность озер и прудов, вспыхивали бриллиантовым блеском крошечные островки.

Но Джейкоб не был расположен любоваться этой изысканной красотой, его волновали более насущные проблемы. Тяжело вздохнув, он вошел в дом Лиззи Пирс и поднялся в комнату под крышей.

Теперь, когда вещи Эмили исчезли, она выглядела пустой. Разумеется, Эмили вернулась к Киту Джарвису – Джейкоб давно догадался, что она всегда хотела этого.

Накануне, когда он вернулся, еще не придя в себя после одурманивающего свидания с Генриеттой, Лиззи встретила его с открытым забралом.

– Эмили ушла к Киту, – угрюмо сообщила она. – Сука вернулась в свою конуру. Она всегда была без ума от него, с тех самых пор, как он появился в Мэйфилде и занялся контрабандой. Она была еще почти ребенком, когда сошлась с ним.

– Значит, мне повезло, что я от нее избавился, – дерзко ответил Джейкоб. – Теперь моя единственная забота – найти себе пристанище.

Лицо Лиззи приняло заискивающее выражение, а в голосе зазвучали вкрадчивые нотки.

– Зачем нам становиться врагами, Джейкоб? Что решила Эмми – это ее дело. Они с Китом просто жить друг без друга не могут. Это безнадежное дело. Так что давай забудем о них, и можешь продолжать жить здесь.

– Ладно. Но вот что, Лиззи, – вскинув руку, он крепко ухватил ее за плечо, – чтобы больше никаких доносов. Один раз мне удалось вырваться из лап судейских, но сомневаюсь, что мне будет и впредь так везти.