– Это очень серьезное обвинение, – покачал головой констебль. – Что ты на это скажешь, Бенджамин?

– Что это чудовищное нагромождение лжи. Дженна еще не оправилась от родов и не встает с пастели. Как же она могла совершить такое?

– Это не должно было составить труда племяннице Алисы Кэсслоу, – зловеще произнесла Мауд. – У нее дурной глаз. Разве она не приворожила тебя самого, Бенджамин, внушив тебе недозволенную любовь?

Бенджамин, опешив и раскрыв рот, в ужасе уставился на нее, но от ярости не мог вымолвить ни слова. Наконец он прохрипел.

– Моя жена не ведьма! Все вы лжецы и клеветники. Меня никто не заколдовывал. Я женился на Дженне по любви, а не из-за магии.

– Странная это любовь, если она позволила тебе изменять жене со своей прежней привязанностью. По-моему, это подсудное дело.

И тут Бенджамин, не выдержав, совершил самую большую глупость в своей жизни: оттолкнув констебля, он очертя голову бросился на Мейнарда, крича:

– Ублюдок! Мерзкий ублюдок! Вы все тут сговорились, я знаю!

Он всадил кулак в физиономию Ричарда и от души порадовался, почувствовав, что выбил своему врагу зуб. Грубые руки оторвали его от Мейнарда, и тот поднялся на ноги, сплевывая кровь и кашляя. Вдруг раздался торжествующий вопль Мауд. «Смотрите!» – и все головы повернулись в том направлении, куда она указывала.

Бенджамин тоже обернулся и, к своему ужасу, увидел Руттеркина, белоснежного кота Дженны. Тот сидел посреди улицы, облизываясь и вытирая морду длинной белой лапкой.

– Вот доказательство! – победно кричала Мауд – Она не смогла прийти, но прислала сюда свою тварь!

Толпа взревела. «Ведьма! Ведьма!» – и двинулась от места пожарища к дому плотника.

В первый апрельский день 1611 года прошел теплый, свежий весенний дождик, дочиста вымытая деревня засияла белизной домов и зеленью молодых газонов. Констебль вел во дворец молодую ведьму – высокую, стройную, с черными волосами и золотистой кожей, вел пред светлые очи сэра Томаса Мэя, мирового судьи.

И девушка, идущая по улицам в это светлое, ясное утро, девушка, полная любви и добра, молодая мать, чей ребенок, тараща глазенки, остался дома в колыбели, знала, что она очень близка к тому, чтобы погрузиться во тьму небытия.

Очутившись перед сэром Томасом – невысоким, с козлиной бородкой, глуповатым и расточительным, Дженна сказала.

– Я знаю, сэр, что против меня выдвинуто обвинение, но, умоляю, скажите мне, в чем моя вина.

На что он ответил:

– Дженна Мист, если ты будешь откровенна и чистосердечно во всем признаешься, то можешь рассчитывать на благосклонность и снисхождение.

Потемнев лицом и выпрямившись, Дженна сказала:

– Сэр, моя совесть чиста. Я не имею никакого отношения к смерти Деборы Мейнард и маленького Ричарда. Сэр Томас, скажите мне, в чем моя вина.

Тогда он заговорил очень строго:

– Дженна Мист, у тебя найдена книга. Пока тебя вели сюда, люди констебля обыскали твой дом, нашли шкатулку, вскрыли ее и обнаружили вот это, – сэр Томас вынул из ящика и сунул Дженне под нос тетрадь Алисы Кэсслоу. – Что ты на это скажешь?

– Эту книгу написала тетка моего отца, умершая в Хоршемской тюрьме.

– И ты хранила такую чудовищную вещь? Почему ты давным-давно не сожгла ее?

– Это был труд всей ее жизни, сэр Томас. У меня не хватило сил уничтожить его.

Наступила тишина, и они молча смотрели друг на друга, пока сэр Томас не сказал:

– А скажи-ка мне, Дженна Мист, случалось ли тебе самой пользоваться этой книгой и готовить описанные в ней снадобья?

– Да, сэр. Я готовила лечебные и косметические средства, в частности, по просьбе вашей супруги.

Этого не следовало говорить, и Дженна тотчас же поняла это.

Сэр Томас нахмурился:

– Не надо умничать, девочка. Ты прекрасно поняла, о чем я спрашиваю. Приходилось ли тебе использовать колдовские снадобья, чтобы подчинить себе чью-то волю? Помни, если ты чистосердечно обо всем расскажешь, то с тобой обойдутся со всей возможной мягкостью.

Дженна колебалась, и сэр Томас решил надавить как следует:

– Вчера я допрашивал Ричарда Мейнарда и матушку Мауд. Оба они утверждают, что ты приворожила Бенджамина Миста, внушив ему любовь недозволенными способами. Более того, Мейнард клянется, что видел, как ты нагишом возвращалась с какого-то сатанинского ритуала. Это очень серьезные обвинения, Дженна. Говори, приворожила ли ты своего мужа?

Тысячи мыслей вихрем пронеслись в голове Дженны, и она впервые по-настоящему испугалась. Если она будет продолжать молчать, то за это ее могут наказать так же сурово, как если она заговорит. Какой бы путь Дженна ни избрала, все равно она подвергается смертельной опасности. Наконец она нерешительно призналась:

– Да, я давала Бенджамину любовный напиток, сэр Томас.

– Один раз или несколько?

– Я… я не помню.

Сэр Томас нетерпеливо фыркнул:

– Ты сама осложняешь себе жизнь. Я все время твержу, что ты должна говорить со мной открыто и правдиво. Как часто ты давала мужу любовное зелье?

– Один раз в неделю.

Мировой судья откинулся на спинку кресла и удовлетворенно кивнул. Когда он заговорил вновь, в его голосе появилась вкрадчивая кошачья мягкость.

– Я рад, Дженна, что ты начала проявлять благоразумие. Теперь давай поговорим о твоей адской твари, о твоем демоне. Из какого места ты даешь ему сосать твою кровь?

Дженна в ужасе уставилась на него.

– О чем вы говорите? У меня нет никакого демона.

– А я думаю, что есть. Разве у тебя нет белого кота по кличке Руттеркин?

– У меня есть кот, но это смирное, безобидное создание.

– Это мы еще посмотрим. Тебя осмотрят, Дженна, чтобы узнать, нет ли у тебя на теле соответствующих следов. И если они будут найдены, тогда нам придется продолжить эту тему.

Если они будут найдены! Дженна знала, что любое пятнышко, родинка, царапина, словом, любая отметина на ее теле будет рассматриваться как ранка, через которую злой дух пил ее кровь.

– Господи, помоги мне! – взмолилась она. – Сэр Томас, я не ведьма. Это правда, я использовала травы, чтобы завоевать любовь Бенджамина, но все эти разговоры о злых духах и демонах – ужасная ложь и несправедливость.

– Посмотрим, – еще раз повторил сэр Томас. – Далее. Что ты можешь сказать по поводу смерти Деборы Мейнард и ее сына?

– Ничего. Я была дома, лежала в постели. Как я могла что-либо сделать, если не в силах была пошевелиться?

– Очень просто, послав своего демона, чтобы он выполнил твое приказание. И многие подтверждают, что эта тварь вернулась туда на следующее утро, чтобы взглянуть на дело ваших рук.

Заливаясь слезами, Дженна упала на колени.

– Умоляю вас, сэр Томас, поверьте мне. Я невиновна в смерти Деборы Мейнард. Зачем мне было убивать ее?

– Потому что вы застали с ней своего мужа.

– Но это было давно. Мы помирились, и я простила его.

– Согласно показаниям матушки Мауд, Бенджамин и Дебора до последнего времени оставались любовниками. Она видела их вместе в ту самую ночь, когда ты рожала.

Дженна закрыла лицо руками.

– Они не успокоятся, пока не покончат со мной, не так ли? Сэр Томас, вы должны поверить, что я неповинна в возникновении пожара и последовавших за ним смертях.

Пугающе спокойным тоном он переспросил:

– Должен поверить? Почему? Дженна Мист, по твоему собственному признанию, ты прибегала к ворожбе, чтобы добиться недозволенной любви. Почему я должен верить, что ты не могла пойти на более серьезное преступление? Я недоволен твоими ответами. Ты будешь заключена под стражу, и остаток этого дня и ночь проведешь в доме констебля. Завтра я поговорю с остальными свидетелями, а потом вновь допрошу тебя.

Дженна бросила на него взгляд, исполненный непередаваемой душевной муки.

– А как же мой ребенок? Кто его накормит?

– Не бойся, о нем позаботятся.

– Но я боюсь! Боюсь клубка лжи, который все туже затягивается вокруг меня. Я боюсь за свою жизнь, если мои враги будут продолжать клеветать на меня.