– Ну, это было не мое дело. Но я убеждена, что тогда столкнулась с нечистой силой. И уверена, что теперь дьявол вселился в племянницу Алисы Кэсслоу, и это с его помощью она заставила Бенджамина Миста в нее влюбиться.

– Значит, Дебора была вынуждена выйти замуж за хозяина Мейнарда, когда Мист бросил ее беременную?

Мауд победно взглянула на собеседницу.

– Ну, конечно. Теперь, когда Мейнард обнаружил обман, недолго осталось ждать, чтобы вся правда вышла наружу.

– Да смилостивится Господь над всеми ними!

– Аминь, – елейным голосом отозвалась Мауд.

Как обычно объезжая окрестности по своим надобностям, плотник удивлялся, отчего вдруг он стал предметом столь бурного интереса со стороны окружающих, и предположил, что его заметили, когда он вез Дебору к дому ее брата. Бенджамина не очень-то волновали пересуды сплетников, коль скоро Дженна не верила им, но, средь бела дня увидев в дверях своего дома Дебору, он почувствовал себя весьма неловко.

В этот день он неожиданно рано вернулся домой и, насколько ему было известно, об этом еще никто не мог знать. Но Дебора, судя по всему, знала, и теперь стояла перед ним, красивая, как никогда, глядя на него со странной улыбкой, причудливо изогнувшей ее губы.

– Я пришла поблагодарить тебя за то, что ты тогда помог мне.

«Ее голос звучит не так, как всегда, – отметил Бенджамин, – в нем появилась загадочная, соблазни тельная хрипотца».

– Заходи. Как ты узнала, что я дома?

– Я видела, как ты ехал напрямик через лес, и решила зайти.

Что-то в манерах девушки смущало Бенджамина, но было уже поздно: держась притворно скромно, она вошла в комнату и уселась в его любимое кресло, подняв к нему лицо, столь похорошевшее с того дня, когда он в последний раз видел его красным и распухшим от слез.

– Ты все еще у своего брата? – осторожно спросил Бенджамин.

– Разумеется, – все тем же странным голосом ответила Дебора. – Я не вернусь в тот дом, чтобы меня там опять оскверняли.

– Оскверняли? Кто, твой собственный муж?

– Я не люблю его! – заявила Дебора, вскочив с места. – Честно говоря, я люблю другого, того, кто гораздо ближе мне. Но любовь не всегда совпадает с желанием, не правда ли, Бенджамин? Ты должен знать об этом лучше, чем кто-либо другой. Ты, кого приворожили и заставили жениться при помощи злых чар, должен понимать разницу между любовью и похотью.

Бенджамин оцепенел. Дебора облекла в слова мысль, подспудно тревожившую его уже много месяцев.

– Что ты хочешь этим сказать? Я люблю Дженну.

Дебора засмеялась, запрокинув голову, и Бенджамину бросился в глаза изящный изгиб ее белой шеи.

– Естественно. Вес это часть колдовства, под воздействием которого ты находишься уже целый год. Но на самом деле ты все еще любишь меня, Бенджамин. Это меня ты до сих пор хочешь, ко мне тянешься и телом, и душой. Это я могу увлечь тебя в рай, о существовании которого ты до сих пор даже не догадывался.

Она улыбнулась, и Бенджамин, словно зачарованный, следил, как ее рука начала расстегивать платье. Дебора – спокойная, невинная Дебора! – сбрасывала с себя одежду, собираясь предстать перед ним обнаженной.

– Не надо… – начал Бенджамин, но слова замерли у него на устах, когда он увидел ее высокие, тугие груди; талию, которую можно было обхватить руками, несмотря на рождение ребенка; плавные линии бедер и стройные ноги.

– Дебора… – пробормотал он, и вдруг тупо добавил: – Ты очень красива.

– Красива для тебя, – уточнила она все тем же низким хриплым голосом и, не говоря больше ничего, опустилась на пол.

Не успев ничего сообразить, не успев даже раздеться, Бенджамин рухнул на нее, твердя себе, что это глупость, безумие, идиотизм, но, тем не менее, потеряв способность противостоять и сопротивляться ей. Такими, сплетенными воедино и двигающимися в могучем, неистовом ритме, и застала их Дженна. Переступив порог, она в ужасе воззрилась на лежащих на полу любовников.

– Я убью вас обоих, – тихо промолвила Дженна. – Не думайте, что кто-нибудь из вас может так предать меня и избежать смерти.

Никогда в жизни Бенджамин не испытывал большего отчаяния.

Только что он достиг кульминации страсти и несколько мгновений после финального аккорда был не в силах шевельнуться. Но когда, наконец, он немного пришел в себя, то увидел, что из-под облика Дженны вдруг проступили чьи-то чужие, искаженные яростью и отчаянием жесткие, ястребиные черты. Склонившись над ним, она прошипела.

– Как ты мог так подло поступить со мной? Как ты посмел предать такую любовь, как наша?

Чувствуя себя последним негодяем и сгорая от стыда, Бенджамин кое-как привел в порядок одежду и услышал голос жены, переключившей свое внимание на Дебору.

– Что касается тебя, мерзкая тварь, – рычала, как раненый зверь, Дженна, – то ты уйдешь из этого дома такой, как стоишь сейчас. Пробеги-ка нагишом по деревне, и пусть все пялят на тебя глаза! Пусть все знают, что ты хуже последней распутной девки, что ты настоящая шлюха!

Она схватила Дебору за горло, и Бенджамину вдруг показалось, что это не Дженна, а высокий молодой мужчина хочет вытрясти жизнь из девушки, которая только что принадлежала Бенджамину. В следующее мгновение Дженна выпустила свою жертву и грубым толчком вытолкнула голую Дебору на улицу, захлопнув за ней дверь.

– А теперь твоя очередь, Бенджамин Мист, – побелев, как мел, произнесла Дженна. – Будь ты проклят. Я желаю тебе горя и несчастий. Пусть тебя покинет удача. Пусть у тебя до самой смерти не будет ни одного счастливого дня.

Бенджамин услышал, как она взбежала по лестнице и, наспех побросав свои пожитки в корзину, снова спустилась вниз, прихватив со стола свою ступку и пестик. Бенджамин в последний раз взглянул на нее.

Дженна стояла в дверях, ее лицо дышало ненавистью.

– Стало быть, колдовство под конец сослужило мне плохую службу, – сказала она. – Что ж, так тому и быть. Больше я никогда к нему не прибегну. Будь проклят еще раз, Бенджамин Мист. Ты унизил меня и втоптал в грязь, и не знаю, смогу ли я когда-нибудь после этого снова подняться. Да падет мщение на твою голову.

Бенджамин не знал, как долго он потом лежал на полу, рыдая и повторяя.

– Вернись, Дженна. Пожалуйста, вернись ко мне. Мы с тобой рождены друг для друга и не должны разлучаться теперь, когда я вновь нашел тебя.

Роберту Морли всегда доставляло удовольствие скакать по окружавшим Глинд невысоким холмам. И больше всего – мягким июньским вечером, когда солнце ласкает вершины холмов, а глубокие тени ложатся на разноцветные поля. Это и есть Англия, ее душа и сущность, ее лучшая пора. Здесь нет ни уродства, ни вони городов, ни хриплых криков торговцев, ничего отвратительного и мерзкого – только великолепие, чистый воздух, сладостные ароматы, упоительная возможность скакать без всякого страха по самому сердцу родной земли.

Владелец Глинда задумался о том, как он жил до сих пор. Большие и малые проступки, бездумно растраченные годы, женщины, которые появлялись и исчезали. Но больше всего его беспокоили мысли о наследстве, он гордился тем, что носит титул, и с воодушевлением думал о своих выдающихся предшественниках.

Придержав лошадь и взглянув на свой дом, с высоты кажущийся небольшим пятнышком в глубине долины, Роберт ощутил радость и гордость обладателя. Он радовался своему высокому положению, радовался тому, что он англичанин и что все, что он видит вокруг – такое истинно английское. В этот момент он готов был, если понадобится, пожертвовать жизнью ради того, чтобы сохранить мирное спокойствие и красоту этого места, маленькой частички Англии, где он имел счастье быть господином и повелителем.

Роберт обратился мыслями в будущее. Теперь, когда он стал носителем титула, он обязан жениться и произвести на свет законных наследников. Несколько неохотно Роберт начал мысленно перебирать всех женщин округи, и, наконец, остановился на Сюзанне Хогсон из Фрамфилда, пятнадцатилетней наследнице значительного состояния, решив, что через год-другой это будет во всех отношениях подходящая партия.