Однако мистер Лэнгхем быстро пришел в себя.
– Дорогая мисс Тревор, как мило с вашей стороны навестить меня, к тому же в тот день, когда вы прошли сквозь столь тяжкое испытание. Прошу вас, проходите в салон, сейчас нам подадут чай.
Он повел дам наверх, поддерживая ничего не значащий разговор о погоде, и только когда Генриетта уже расположилась в удобном кресле, у нее поя вилась возможность заметить:
– Испытание оказалось не таким уж тяжелым, мистер Лэнгхем.
– Рад это слышать. Разумеется, этот человек виновен?
– Наоборот, – вставила Люси. – Генриетта обнаружила, что арестовали совсем не того человека.
– Вот это да! – изумился Джон. – Стало быть, настоящий преступник все еще разгуливает на свободе?
– По-видимому, да.
Наступила пауза, во время которой мисс Тревор чувствовала себя весьма неуютно под испытующими взглядами двух пар глаз, причем более пронизывающими и неприятными для нее оказались глаза Джона Лэнгхема, из которых исходили сила и властность, с какими девушке до сих пор не приходилось сталкиваться. Генриетте захотелось отвести глаза, но почему-то она не смогла заставить себя это сделать.
– Как интересно, – прерывая затянувшееся молчание, заметил Лэнгхем, но относилось ли это к Джейкобу Чаллису или к чему-то, что он увидел в Генриетте, осталось невыясненным.
К счастью, в этот момент появился серебряный поднос и начался ритуал чаепития. Дамам был предложен настолько дорогой и высококачественный чай, что Генриетта даже не рискнула спросить у мистера Лэнгхема, где он раздобыл такую редкость. Но он предвосхитил любопытство своих гостей, откровенно заявив:
– Этот изумительный товар появился у меня в подвале позапрошлой ночью. Оттуда есть выход на тайную тропу контрабандистов, которая проходит как раз за моим домом.
– И вы решились взять его? – в изумлении воскликнула Генриетта.
– Решился? Да я же сам его заказывал! – расхохотался доктор, в то время как Люси прикинулась шокированной.
– Значит, у контрабандистов в этих краях много тайных покупателей?
– Ну, разумеется. Чего же еще можно было ожидать при нынешних таможенных пошлинах, введенных нашим германским королем?
Мисс Тревор решила, что благоразумнее будет переменить тему, и спросила:
– Наверное, вы уже много лет изучаете хирургию, мистер Лэнгхем?
– Сейчас мне кажется, что всю жизнь. Я родился со стремлением к ней. Но есть отрасли медицины, которыми я интересуюсь еще больше, нежели хирургией.
– Какие же именно?
– Ограничусь двумя, целебные травы и растения, а также взаимоотношения между телом и духом, плотью и мозгом.
– Я даже не подозревала, что между ними существует связь.
– Причем огромная связь, – воодушевился Лэнгхем, заговорив о любимом предмете.
– Прошу вас, продолжайте, – попросила Генриетта, заметив, с какой любовью и гордостью Люси взирает на своего избранника.
– Несколько лет назад я сделал одно чрезвычайно интересное открытие. Я собирался ампутировать ногу одному молоденькому матросу, и перед операцией начал беседовать с ним, стараясь как-то его успокоить и подготовить. Пока я уговаривал его не бояться, я заметил, что он не отрывает глаз от моих часов, которые я все это время бессознательно вертел в руках. Глупая привычка на сей раз сослужила мне прекрасную службу. Я заметил, что бедняга впал в странное, похожее на сон, состояние, но это не было ни обычным сном, ни бодрствованием. Но самым потрясающим было то, что во время операции он совершенно не чувствовал боли. Более того, в этом же странном состоянии он оставался еще несколько часов, пока я не забеспокоился и не начал умолять его проснуться. Только тогда он пришел в себя.
Генриетта покачала головой.
– Никогда не слышала ничего более необыкновенного.
– Джон считает, что это крупное открытие, – вставила Люси. – После этого он еще много раз применял этот метод для обезболивания.
– И это может быть проделано с любым человеком?
– С каждым, кто не станет сопротивляться моему воздействию, мисс Тревор.
– В таком случае, я тоже очень хотела бы попробовать испытать это на себе.
– Только не сейчас, – поднимаясь, возразила Люси. – Нам пора возвращаться домой, чтобы проследить за приготовлениями к ужину.
Джон тоже встал.
– Увы, мисс Тревор, вас у меня похищают. Но, обещаю, что когда-нибудь мы обязательно проведем этот эксперимент. Это и в самом деле нечто захватывающее.
– О-о, я не смогу дождаться, – умоляюще произнесла Генриетта, похожая на ребенка в своем нетерпеливом возбуждении.
Старшие со снисходительной улыбкой взирали на нее.
– И все-таки придется вам подождать.
– А с вами когда-нибудь проводили такой опыт, Люси? – поинтересовалась Генриетта. – Вы испытывали это необыкновенное состояние?
– С Джоном я нахожусь в нем постоянно, – безрассудно, но весьма романтично откликнулась Люси.
Распрощавшись, Генриетта поспешила сесть в карету, чтобы предоставить влюбленным побыть несколько минут наедине.
Только поздно вечером, ложась спать после бесконечной карточной игры, Генриетта, наконец, вскрыла полученное днем письмо. Сидя на кровати в сползающей с плеч сорочке, она сломала печать и первым делом взглянула на подпись, уверенная, что прочтет там «Николас Грей». Но, к своему огромному удивлению, она увидела другое слово – «Чаллис». Вернувшись к началу, она прочитала.
«Дорогая мисс Тревор! Никакие слова не могут выразить ту бесконечную благодарность, которую я испытываю. Исключительно по доброте сердечной вы спасли жизнь совершенно чужого и незнакомого Вам человека. Более того, человека, который угрожал и испугал Вас.
Я считал бы огромной милостью, если бы Вы подарили мне возможность лично поблагодарить Вас. Я буду ждать Вас на холме в лесу за домом, который называют «Бэйнден», завтра в десять часов утра, и надеюсь, что Вы будете настолько добры, что придете.
Шлю поклоны и наилучшие пожелания незабываемой мисс Тревор.
Чаллис»
Генриетта сложила письмо. Главным ее чувством было удивление: мало того, что разбойник вообще умел писать, но к тому же он умел изъясняться таким высоким слогом! Задув свечу, Генриетта попробовала уснуть, но была слишком взбудоражена мыслями о завтрашнем свидании. Безопасно ли ей ехать одной? В конце концов девушка уснула, решив, что завтра рано утром потихоньку улизнет на верховую прогулку, избежав таким образом неусыпного надзора вездесущей Люси.
В соответствии со своим планом Генриетта встала раньше всех в доме и позавтракала в одиночестве. Затем, оставив записку, что вернется к полудню, она спустилась в конюшню и приказала оседлать резвую темную кобылку. Отказавшись от сопровождения грума, Генриетта выехала из Мэйфилда по восточному тракту.
Стояло ясное солнечное утро, но она заметила, что вдали, над горами, идет дождь. В воздухе опьяняюще пахло свежестью, ароматами промытой земли и напоенных влагой цветов. На минуту мисс Тревор остановилась, наслаждаясь видом зеленых лесов, округлых холмов, сверкающей голубизной апрельского неба. Внезапно ее охватило волнение, как будто всю жизнь она готовилась к чему-то необыкновенному, и наконец эта тайна вот-вот должна была ей открыться.
Свернув вправо, Генриетта галопом помчалась по лесу, проскакав над Бэйнденом, которым по-прежнему владел господин Глинда, то есть в данный момент ее четырехлетний брат Джон. Беспрестанно оглядываясь, Генриетта торопила лошадь – арендаторы Бэйндена, знавшие ее в лицо, могли удивиться, увидев ее прогуливающейся здесь в одиночестве. Однако она никого не встретила и благополучно достигла спасительной сени золотисто-зеленых деревьев.
Колокольчики, которые через несколько дней должны были превратить это место в ослепительно-синее озеро, уже стояли наготове стройными колон нами, опустив закрытые темные головки. Таким же темным был плащ ожидавшего Генриетту мужчины, который стоял возле своего привязанного к дереву коня. При ее приближении на его лице заиграла улыбка.