– Нужно заменить пеленки…

Михаил ничего не рассказал, ни сразу, ни потом. У него было правило, которое он редко нарушал – не рассказывать свои сны. Зная впечатлительность и женское суеверие Анастасии и бабушки, он не хотел, чтобы фантазии его спящего мозга доставляли им пищу для толкования и беспокойства. Когда речь шла о малышке, он и сам становился суеверным до неприличия.

Понедельник принес неожиданности. Приятные и не очень. Утром Михаил побывал в одном из колхозов для осмотра автотранспорта. Расстояние от места столкновения до этого колхоза уже превышало всякие разумные пределы, разве что водитель имел путевку на поездку в город. Михаил просматривал все путевые листы за неделю, включая день катастрофы. Он уже не успевал за одну поездку посетить более одного хозяйства. Вдоль моря граница обследования уже достигла Христофоровки, и следующая поездка намечалась именно туда.

В Управлении его ждало известие. Как только он вошел в приемную, его остановила Тамара Борисовна:

– Миша! Михаил Егорович! Вас разыскивает Сумченко, просил сразу же связаться с ним.

– Что случилось?

– Наверное, это по поводу факса из Хайфы?

– Он у вас?

– Ксерокопия. Оригинал Сумченко потребовал передать ему.

– Сначала прочитаю, потом позвоню.

– Конечно. Вон в той красной папке с инициалами Николая Петровича…

Адвокат Крамара и местный нотариус прислали письмо, из которого следовало, что Крамар сразу по приезду в Хайфу дал нотариально заверенные показания, из которых следовало, что он действительно вечером незадолго до убийства встречался с Ларисой. Он видел студентов-хулиганов и по его просьбе Швец позвонила в милицию. Вину за неверные показания при первых телефонных разговорах адвокат взял на себя. Это он настоял на данной тактике и теперь раскаивается, так как репутация его клиента пострадала. Его клиент теперь выглядит как лжец, преступник, заметающий следы. Он никого не убивал. Это чудовищное совпадение фактов. Далее следовали комплименты профессионализму советской милиции, который адвокат недооценил.

Сумченко сразу начал с разноса:

– Развалили верное дело! Я предупреждал, что они вас перехитрят. Так и получилось! Хотя, что с тебя взять?! Ты молодой специалист и этим все сказано. Но Николай Петрович?! Он не спрячется за больничным листом! …

Когда Сумченко несколько сбавил свое, в основном наигранное возмущение, Михаил попытался сказать несколько слов:

– Иван Игнатьевич! Дайте молодому специалисту кое-что сказать в свое оправдание…

– Ну, давай. Только коротко!

– По своей наивности я расцениваю эту бумагу положительно. Во-первых, Крамар врал еще до адвоката. Мы имеем его первые показания и четырехлетнее молчание. Во-вторых, этим факсом мы получили со стороны защиты официальное подтверждение правильности всех наших следственных действий. В-третьих, трубу никуда не денешь. Можно, конечно, обвинить нас в фальсификации, но это будут голословные обвинения. Все вещьдоки мы можем предоставить независимым экспертам. Важно, что девушка убита трубой из квартиры Крамара.

– Говоришь ты красиво, но слишком много. Далеко пойдешь, если тебя вовремя не остановят! Шучу, конечно… Мне бы ваш с Манюней оптимизм, – Сумченко, как всегда, без предупреждения положил трубку.

“Самовлюбленный идиот!” – обругал себя Михаил. – “Сумченко разыграл небольшой спектакль с выговором, и я выложил ему всю аргументацию, которую этот павлин будет теперь вещать на всех перекрестках. Вылезет еще на телеэкран”.

Через три дня так и произошло. Манюня уже был подготовлен Михаилом к такому развитию событий и все же чертыхался:

– Черт побери! Таланты великого коммерсанта и великого политика имеют одну общую черту – это умение обобрать ближнего. Мы с тобой явно не великие политики, а простые рабочие лошади.

– Правда, при силе и здоровье.

– Обо мне сейчас и этого не скажешь!

Удачной оказалась первая же встреча со специалистом по борьбе с наркотиками Тризной. За столом сидел широкоплечий мужчина за тридцать, с коротко стриженой головой. На круглом приятном лице все было крупным: карие глаза, прямой нос, толстые губы. Не выходя из-за стола, Тризна передал Михаилу коробку со своей картотекой, и тот вскоре отыскал одну подходящую кандидатуру.

Совенко Альберт Борисович, по кличке Сова. С фотографии на Михаила смотрели наглые совиные глаза. Даже в анфас заметен был крючковатый нос и скошенный книзу подбородок – карикатура на полезную ночную птицу.

“Жаль, что не нашлось времени заглянуть сюда раньше. Для этого потребовалось получить по голове”, – пошутил над собой на радостях Михаил.

– Как нам найти этого субчика? За ним должок, – Михаил рассказал Тризне о нападении и ударе по голове.

– Он редко попадается на глаза нашим людям и не имеет приводов. Мы снимали скрытой камерой в ресторане. Потом по какому-то поводу устроили проверку документов. После чего он сразу сменил место жительства. У нас проходит, как наркоман, но возможно он посредник между оптовым поставщиком и мелкими торговцами, так как достоверных контактов с клиентами-потребителями мы не зарегистрировали. Обойдем все официальные ночные увеселительные заведения. Дам задание своим оперативным работникам…

– А если он ляжет на дно?

– Наркобизнес такое дело, что надолго не заляжешь. Нужна с той или иной периодичностью доза, нужно еще заработать деньги на покупку дозы… Потом, не такой серьезный проступок, чтобы долго прятаться. Скорее всего, скажет, что обознался. Хотел заставить вернуть долг или еще какое-нибудь “благовидное” оправдание придумает. Свидетелей нет.

– Тогда нужно брать его на горячем, с товаром.

– Товар он с собой не носит. У них система “почтовых ящиков”. Разве что свою дозу, и то, когда утратит бдительность.

– Хотя бы так!

– Все понял! Только сегодня не могу.

– И я не планировал. Пусть ваши люди предварительно его попасут. Спустя несколько дней он успокоится, и мы его возьмем. Можно сделать вылазку, например, в среду?

– Позвони до обеда.

– Договорились. Я возьму фотографию.

– Когда сделают копии для моих ребят, передам и тебе экземпляр. Только никакой самодеятельности. Сам его увидишь, сделай вид, что не узнал, и звони нам.

Михаил вернулся в приемную, чтобы договориться на завтра насчет машины на целый день. Нужно заканчивать с объездом сельских гаражей. Фесенко он не застал и остался в приемной в ожидании совещания. В 16:00, тот обещал быть.

Тамара Борисовна воспользовалась случаем перекинуться несколькими словами с Михаилом. Сегодня приемная почти пустовала целый день. Говорили о погоде, о необычно высоком урожае яблок и слив в этом году, о здоровье Николая Петровича. Работники отдела посещали его все реже и реже и с медперсоналом не общались. В ежедневных телефонных разговорах Манюня избегал этой темы.

Позвонили из канцелярии. Попросили забрать срочный факс, адресованный Манюне. Михаил вызвался помочь, ждать нужно было еще минут десять.

– Расписаться за факс должна я. Идемте вместе, если сгораете от любопытства.

– Конечно! Синим пламенем…

Пока Тамара Борисовна расписывалась в журнале регистрации, Михаил пробежал текст факса. Крамар и его адвокат приглашали Манюню, если позволяло здоровье, или его заместителя для телефонного разговора во вторник в 11:00 по местному времени.

– Что там? – не удержалась Тамара Борисовна от любопытства. В общих чертах, она знала состояние хода расследования.

– Наконец-то, скрипка заговорила! Крамар хочет что-то сообщить. Неужели сознается?!

– Может быть! И попросится, чтобы судили его там. Сомневаюсь, что он вернется.

Фесенко, формально выполняя резолюцию начальства, решил присутствовать при разговоре, хотя сам разговор попросил провести Михаила. Поездку по селам пришлось отложить, но условились, что со среды Михаил будет брать машину на весь день. И постарается закончить “экскурсии по сельской местности” на этой неделе.