Мелисса отчетливо помнила день, когда лишилась опоры, тыла и какой-никакой защиты. Она всеми силами старалась изгнать это из своей памяти, хотя там не было никакой драмы или загадки. Мама просто умерла во сне будучи очень молодой по меркам ведьминской жизни. А Мелисса несколько часов пыталась разбудить ее. Она использовала все зелья, что были в доме, и читала все заклинания, которые успела выучить на тот момент.

Мама так и не проснулась, и вечером ее тело сожгли.

Следующий день Мелисса посвятила себе и дому: она убралась, постелила чистое белье, как следует отмылась в бане и решила предаться нытью. Ведь она имела право ненадолго сдаться и побыть очень слабой. Ей нравилась ее сильная сторона, полная самоиронии и сарказма, но иногда она уставала от нее.

Ведьму расстраивала постоянная неопределенность не только в роде деятельности, но и в том, покидать ли лес. С одной стороны, ей нравилось жить одной в стабильном и понятном окружении. С другой, ей претило однообразие, хотелось увидеть мир, испытать свои силы и найти друзей.

Тесно общаться с Питерсами и Миссис Бри, было, безусловно, счастьем, но Мелисса знала, что никогда не сможет говорить с ними на равных. Они были намного старше и взяли ее под крыло, когда она стала сиротой. Мелисса была им благодарна и многим обязана, но не чувствовала себя рядом с ними достаточно свободно, чтобы просто быть собой. Да и какого-то совета о колдовстве они дать не могли, а ведьма довольно часто в них нуждалась.

Ей хотелось больше общаться с ровесниками, которые хоть что-то понимали бы в магии. Или найти ментора, который поддерживал бы ее. И Мелисса знала, что там, за пределами деревень, она могла найти то, в чем нуждалась. Но она чувствовала себя совершенно беспомощной.

Лис предусмотрительно покинул дом, чтобы не участвовать в этом абсурде. «Вообще-то, я сирота, – громко и раздраженно вещала Мелисса, развешивая постиранные вещи. – И как я должна выживать в этом суровом опасном мире, где люди врываются к тебе в дом и начинают готовить?»

Она раздраженно фыркнула.

– И как мне, спрашивается, все успевать, если мне никто не помогает? Ни зелья варить, ни проклятие снимать. – ныла она себе под нос, пока расчесывала густую рыжую копну волос. – Ах, да, я же еще и проклята, как я могла забыть!

Ведьма с грохотом поставила таз с мукой на стол.

– Да и вообще, у меня еще нахлебник появился. Дикое животное, которое вечно шатается непонятно где! – продолжала ведьма, пока месила тесто для пирога.

– И люди эти со своими проблемами сами не могут разобраться, достали уже, – злилась Мелисса, пока ждала, когда пирог приготовится. – Не чересчур ли этого много для одной меня? Почему все должно быть так сложно?

Когда запах пирога с черникой заполонил ее дом, Мелиссе надоело ныть. Появилось слабое желание поесть и почитать у окна, да так, чтобы крошки песочного теста падали с пирога на страницы при каждом укусе. Решив, что пора, ведьма перетащила кресло, поставила рядом стул с книгой, двумя кусками пирога и кружкой чая. Она плюхнулась в кресло, но волшебства не ощутила. Это не помешало ей с удовольствием жевать черничное лакомство.

Ведьма задумалась о том, когда же она в последний раз просто сидела дома и ничего волшебного не делала: не протирала банки, не варила зелья, не готовила мази, не составляла обереги, не искала рецепты и заклинания, не разбиралась с проблемами людей. Оказалось, что очень давно. Сначала ее интенсивно обучала всему мама, затем ей нужны были знакомства и деньги, чтобы как-то жить. Конечно, ей помогали и чета Питерсов, и миссис Бри, но она не могла постоянно на них рассчитывать. А излить душу она им не решалась – они бы не поняли ее, а других ведьм в округе и не было.

Мелисса задумалась о родне. Будь у нее родственники, она бы могла упасть в семейные объятия и наконец избавиться от гнетущего чувства одиночества. Они бы были ведьмами, они бы поняли ее и помогли ей. Ситуацию осложняло то, что из-за проклятия Мелисса не могла выйти за пределы четырех деревень – неведомая сила преграждала ей путь.

С другой стороны, играть в человеческую спокойную жизнь без говорящих козлов и мертвых собак было бы в какой-то степени расслабляюще. И одновременно очень грустно. Она именно «играла» в тихое бытие, постоянно так жить у нее бы не получилось. Или получилось?

Эта мысль молнией ударила ее, и пирог пошел не в то горло. Мелисса закашлялась, а когда ведьма попыталась запить пирог чаем, в дверь постучали. Она поковыляла к двери и, открыв ее, увидела колдуна. Он, уставившись на красное лицо Мелиссы, прыснул со смеху, и она захлопнула дверь.

– Эй, открывай! – хохоча застучал он в окно. – Я с добрыми намерениями!

– Кто насмехается надо мной, тому не место в моем доме! – глухо ответила ведьма.

– Я, конечно, и сам хотел прийти. И повод появился. Одна лютая фермерша передала тебе масло, и я с радостью оставлю его себе, если ты не желаешь его брать.

Дверь приоткрылась. Колдун вошел в дом, выложил масло на стол и сел в кресло.

– Вообще-то, ты вовремя, – сказала Мелисса, кружась между пирогом и котлом, – масляные дары моментально сменили ее гнев на милость. – Да и правила гостеприимства никто не отменял. Я хотела узнать, из какой ты семьи и как стал колдуном.

– Ты удивишься, но я из семьи колдунов. Однако я не вижу причин, почему я должен рассказывать тебе всю подноготную. Ты, конечно, сильно мне помогла, но для меня этого недостаточно, чтобы откровенничать.

– Мне кажется, что я и так много о тебе знаю, – задрав нос сказала Мелисса, ставя перед гостем кружку с чаем и тарелку с пирогом.

– И как меня зовут?

Ведьма задумалась. Действительно, она ни разу не слышала, чтобы он упоминал свое имя. Даже Стелла, горе-шпионка, не обращалась к нему по имени.

– Вот видишь, я для тебя сплошная загадка! – злорадствовал парень. – Зато мне про тебя все уши прожужжали, пока я работал на ферме.

– О, и как тебе физический труд?

– Отвратительно, – скривился колдун. – Но лютая женщина впечатляет. В ваших краях я узнал много нового про женщин, – колдун откусил пирог. – Итак, пофему тебе инферефно мое пвофлое?

Мелисса села на стул, подтянула колени к подбородку и задумчиво уставилась на гостя.

– Что ж, судя по манерам, ты точно не был колдуном в какой-то близкой к короне семье, и это уже радует. Но, если отбросить наше не совсем приятное знакомство, мне хотелось поговорить с кем-то, кто сможет меня понять. На всю округу я единственная ведьма, возможности обсудить проблемы магического характера у меня нет.

– А разве у вас нет шабаша, где вы собираетесь толпой, пляшете, общаетесь?

– Нет, это в прошлом. Сейчас каждая ведьма сама за себя и общается насчет магии только с представителями своей семьи. Никаких таких представителей у меня не осталось, так что я хватаюсь за удачно появившуюся возможность.

– Хм, я первый раз о таком слышу. Мне рассказывали, что вы дорожите своими связями друг с другом.

Колдун призадумался. Всю жизнь его учили тому, что ведьмам верить нельзя, ибо они худшие из женщин. Он вспомнил, как в учебной комнате он и восемь других мальчишек впитывали необходимые знания. Обстановка напоминала старый, но крепкий сарай, в котором хранилось барахло со всего мира. И всем этим предстояло научиться пользоваться.

– Запомните, будущие наследники, – говорил его отец, высокий крепкий мужчина со смуглой кожей, серыми волосами и ярко-желтыми глазами. —Ведьмы – это женщины, которые решили, что могут заниматься магией. И к чему они пришли? Песни, природа, зелья! У этого нет великого замысла, нет развития, нет реальной практической пользы. Мы же работаем с артефактами, физически можем влиять на предметы. Мы способны подчинять себе волю людей без всяких там настоек! Это и есть настоящая магическая сила.

– А почему женщины не могут заниматься магией по-настоящему? – спросил рыжий парнишка с задней парты.