Джума растерялся и одновременно испугался. Это что же такое получается? Человеческие голоса и шаги на ночной базарной площади! А еще звуки как минимум двух машин! Из чего сам собою следовал вывод, что на ночную базарную площадь приехали какие-то люди сразу на двух машинах! Кто они такие, что им надо ночью на базарной площади и вообще в поселке, когда всем честным людям полагается спать?

Джума собрался уж было поднять тревогу, но сразу же и передумал. Тревогу он успеет поднять в любой момент, но перед этим ему захотелось понаблюдать за неизвестными людьми на базарной площади. Конечно же, не открыто, а тайно. Времена-то тревожные, смутные, кругом война, а потому неизвестно, что у этих людей на уме.

Джума родился в поселке Шахик, здесь он прожил всю свою жизнь, а потому он отлично знал поселковые закоулки. Даже если бы Джума вдруг ослеп, то и в этом случае он ориентировался бы в поселке лучше всякого зрячего. Поэтому ему не составляло никакого труда выбрать безопасное укрытие и из него осторожно понаблюдать, что же творится на базарной площади.

Конечно, многого он не увидел, так как было слишком темно, но кое-что все же разглядел, а еще услышал и потому вскоре составил общую картину происходящего. Картина была понятна, и одновременно в ней таилось множество загадок. Действительно, на площади стояли два автомобиля. Один – с недавно заглохшим мотором, у другого – мотор тихо урчал. У автомобилей копошились несколько смутных силуэтов. Кто были эти люди и что они делали, того Джума, конечно же, понять не мог. Он просто наблюдал, стараясь не шевелиться, чтобы ненароком себя не выдать.

Вскоре темные силуэты уселись в машину с заведенным мотором, и машина тронулась. Уехала она с потушенными фарами, и это обстоятельство дополнительно насторожило Джуму: хорошие люди с добрыми делами ночью с потушенными фарами не разъезжают. Итак, одна машина уехала, а другая осталась стоять посреди ночной базарной площади.

Джума долго не решался выбраться из своего укрытия. Он ждал, не появятся ли из тьмы какие-нибудь другие силуэты или машины. Но время шло, и никто не появлялся. Даже посторонних звуков – и то не было слышно в ночной тьме. Наконец, Джума осмелел и выбрался из укрытия. Осторожно ступая, оглядываясь и прислушиваясь, он приблизился к замершей посреди базарной площади машине. Подойдя ближе, он ее узнал: это был автомобиль Басира, тот самый автомобиль, на котором утром Басир вместе с Икрамом и Вафиком уехали в город за помощью.

Джума подошел к машине совсем близко и зажег фонарь. Вначале Джума не увидел ничего, но затем он направил луч фонаря внутрь кабины – и увидел там три неподвижных тела. Все тела полусидели-полулежали на сиденьях. Могло показаться, что это спящие люди.

– Эй! – тихонько позвал Джума.

Никто ему не ответил. Джума еще раз посветил фонарем дотронулся до одного из тел и тотчас же в испуге отдернул руку. Потому что это было мертвое тело!

– А-а-а! – вполголоса испуганно произнес Джума.

Он направил свет фонаря на лица мертвецов. И тотчас же их узнал. Это были Басир, Икрам и Вафик. Да что же это такое? Кто их убил? За что? Почему их убили?

Земля уходила из-под ног Джумы. Он невольно ухватился за дверцу машины, чтобы не упасть. Наконец, собравшись с силами, отошел от машины на несколько шагов. Нужно было что-то делать, поднимать тревогу, звать людей… Посреди базарной площади был вкопан столб, на котором висел ржавый кусок железа. Это железо исполняло роль сигнального колокола. Когда в поселке случалось какое-то чрезвычайное происшествие и надо было собрать народ, ударяли в такой импровизированный набат, и люди бросали свои дела и бежали на площадь. Все знали, что никто не станет понапрасну бить по ржавому железу…

Вот и сейчас – не успел Джума и десять раз ударить по куску железа, как на площадь со всех концов поселка стали сбегаться мужчины.

– Что такое? Что случилось? – слышались отовсюду недоуменные и испуганные голоса. – Джума, зачем ты нас позвал?

Впрочем, скоро вопросы поутихли. Потому что люди заметили стоящую в темноте посреди площади машину.

– Это машина Басира! – раздалось со всех сторон. – А где же сам Басир? Где Вафик и Икрам?

И вслед за этим вопросом тотчас же наступила тишина. Нехорошая это была тишина, тягучая, зловещая. Кажется, люди исподволь начинали понимать, что в их поселке случилось страшное горе.

– Они там, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Джума. – В машине… Посветите, кто-нибудь…

Тотчас же вспыхнули несколько фонарей, их свет заскользил по поверхности машины, затем проник в кабину. Никто из собравшихся не произнес ни слова, на площади воцарилась тишина.

– Вот, значит, как… – наконец растерянно произнес чей-то голос. – Съездили, значит, Басир, Икрам и Вафик в город за помощью…

Вдруг в темноте раздались звуки чьих-то спотыкающихся шагов, затем – пронзительные женские крики и плач. Люди тотчас же расступились, отошли от машины. Все знали, кто пришел. Как оно обычно и бывает, весть о мертвых Басире, Икраме и Вафике мгновенно разнеслась по поселку, а коль так, то обо всем узнали и в семьях убитых. Узнали – и что могло удержать жен, детей и стариков-родителей Басира, Икрама и Вафика? Нет на свете такой силы, которая могла бы их удержать в четырех стенах. И вот они здесь, и люди расступились, давая им дорогу к родным телам.

Только к рассвету поселок постепенно стал приходить в себя. Перво-наперво люди постарались уяснить суть трагических событий. Картина в общем и целом всем была ясна. Басира, Икрама и Вафика застрелили из автоматов. А застрелив, погрузили их в машину Басира и доставили эту машину в поселок. Кто это сделал, было понятно. Это сделали «каракалы». В машине были обнаружены два больших листа бумаги с оскаленной мордой каракала и кровавой надписью внизу. Один из таких листов был наклеен прямо на ветровое стекло машины.

Также было понятно, почему «каракалы» убили троих сельчан. Они убили их потому, что Басир, Икрам и Вафик отправились в город просить защиты – от них, от «каракалов». Понятно было также и то, для чего убитых ночью доставили в поселок: в назидание, чтобы никто больше не посмел ни у кого просить защиты от разбойников. И чтобы каждый знал и понимал, что такова будет участь и всех прочих, кто посмеет обращаться за помощью.

Непонятным оставалось лишь одно: откуда «каракалы» узнали о том, что Басир, Вафик и Икрам отправились в город просить защиты. Кто им об этом сообщил? А ведь сообщил – иначе бы откуда «каракалы» обо всем узнали?

Впрочем, и на этот вопрос имелся ответ. Конечно, это был неконкретный, смутный и расплывчатый ответ, но все равно – он имелся. «Каракалам» о поездке сообщил тот, кто о ней знал. Значит, кто-то из своих, из селян. Кого-то «каракалы» запугали или подкупили. Или, может, кто-то добровольно согласился на такое греховное дело, за которое Аллах не простит ни на этом, ни на том свете – как знать? Да и не важно все это было, важно было другое. Кто-то донес «каракалам» о поездке, и вот – Басир, Икрам и Вафик мертвы. А это, в свою очередь, означало, что никто больше не рискнет отправиться в город за помощью, никто не станет рисковать жизнью. Из чего сам собою вытекал вывод, что отныне «каракалы» – полновластные хозяева в поселке, и они здесь могут делать все, что хотят. Безрадостные это были выводы, жить не хотелось после таких выводов, да ведь никаких других не было.

Глухое взаимное недоверие воцарилось в поселке. Все стали присматриваться друг к другу, глядеть друг на друга искоса, подозревать друг друга. Каждый считал другого осведомителем «каракалов». Никто не хотел общаться друг с другом в открытую, старался не приходить к соседу для вечерних задушевных бесед. Даже похороны Басира, Икрама и Вафика никого не объединили, как это случалось прежде. Каждый переживал свое горе в одиночку.

Это было плохо и само по себе, но самая большая беда заключалась в том, что людям в поселке и самому поселку при таком раскладе не выжить. Выжить люди могли только сообща, помогая и доверяя друг другу. А без взаимной помощи и доверия обязательно придет погибель. Медленная, но неизбежная. А тут еще «каракалы». Уж они-то помогут этой всеобщей погибели, они ее поторопят.