Меднобородого крестьяне и вовсе не замечали, как будто он им глаза отводил. Он сильно отстал, и за поворотами горной дороги потерялся из виду. Но овечки все еще слышали, как он шлепает по дороге, и чувствовали его запах.

— Нам на юг, — сказала старшая овечка, — Дорога слишком плохая, если пойдем по ней, попадем в конце концов в тупик. Там будет деревня с людьми, а мы и на пустой дороге привлекаем внимание. Срежем через горы.

Свернули в узкую долину между горами. Слева пологий склон, справа крутой, и под ним течет ручей. Кажется, оторвались. Поворот, долина заканчивается крутым обрывом, с которого в ручей ниспадает водопад.

На небе откуда-то сбежались тучи. Пошел мелкий дождик.

— Меднобородый колдует, — сказали овечки, — Вода придает ему сил. Бежим быстрее.

Первая овечка без труда поднялась по склону, который Радуня посчитала непроходимым для человека.

— Я тут все пальцы до крови обдеру, — сказала Радуня.

— Не бойся. Мы встанем на уступы, а ты цепляйся не за камни, а за нас, — ответили ей.

Овечьи ноги намного удобнее, чем скользкие камни. Девушка полезла наверх, не портя руки. Хорошо, что обрыв не такой уж высокий. Чуть выше трехэтажного дома.

На середине пути она услышала внизу громкий бульк и оглянулась. Из ручья под самым водопадом высунулась жабья морда с медной бородой и в короне.

— Попались! — крикнул подземный король.

— Быстрее! — шепнули овечки.

Радуня полезла быстрее, но Меднобородый опередил ее. Он собрал водопад в водяную веревку, полез по ней на руках, цепляясь клешнями, и одновременно с беглянками достиг плоского верха горы, откуда стекала вода.

— Все тут, — сказал он, — Сейчас я вас в такое превращу! И тебя тоже, глупая девчонка!

Старшая овечка с разбегу прыгнула ему в лицо. Радуня и не думала, что овцы умеют так ловко прыгать. Король отмахнулся от нее клешней, овечка отлетела в сторону.

Остальные напали на Меднобородого как стая собак. Молча, с разных сторон. Укусили за ноги, ударили копытами по широким ступням. Радуня так и стояла как дура, не зная, что делать. Как можно нападать с голыми руками на противника, у которого клешни длинные и острые как рыцарские мечи. Где взять какое-нибудь оружие, желательно, колдовское.

Подземный король отбил первую атаку, ловко отпрыгивая жабьими лапами и щелкая клешнями. Две овечки отползали, оставляя за собой кровавые следы.

Мелкий дождик, который начался еще на дороге, превратился в ливень. В небе прогремел первый гром. Радуня вспомнила, что что-то колдовское или похожее на оружие у нее есть. Перстень, который она сняла с коралла. И неизменный атрибут ключницы — связка ключей на поясе, к которой она привыкла за эти месяцы.

— Вам не победить владыку подземных вод в его стихии! — крикнул Меднобородый.

Трое оставшихся на ногах овечек отступили от него, но еще не сдались.

— Это не твоя стихия! — сказала одна из овечек, — Под землей нет дождя.

— Какая разница. Любая вода добавляет мне сил.

Радуня расстегнула пояс и хлестнула поясом со связкой ключей Меднобородого по голове. Овечки напали снова. Ни первая, ни вторая атака не прошли зря. Они оттеснили врага ближе к краю обрыва, и тот не видел, что в паре шагов за спиной — пропасть.

Подземный король отбился от овец клешнями, а в связку ключей выстрелил своим липким жабьим языком и втянул ее в рот. Радуня не успела выпустить пояс, ее дернуло вперед, она оступилась и упала на раненую овечку.

Перед глазами оказалась левая рука с перстнем. Радуня зачем-то повернула его. Овечки превратились в веретенца. В воздухе, несмотря на дождь, запахло как после грозы. Меднобородый успел улыбнуться, и тут его ударила молния. Прямо в корону.

— Уф. Бодрит, — сказал он, пошатываясь, как пьяный, и прикоснулся рукой-клешней к короне.

Радуня схватила с земли веретено и ткнула острым концом пониже ребер между разошедшимися в бою полами кафтана. Может быть, простая деревяшка, даже острая, не пробила бы толстую шкуру под рубашкой тонкого полотна. Но колдовские предметы куда сильнее таких же обычных. Веретено вонзилось до середины.

Меднобородый сделал шаг назад, к обрыву, и удивленно квакнул, скосив глаза вниз. Но жабья голова на жабьей шее не дала ему увидеть, чем в него попали.

Радуня поняла, что веретено не нанесло такой уж серьезной раны, и что король-чародей восстанавливался после любых ранений. Вот дура. Может овечки смогут найти слабое место, когда он уже ранен?

Девушка повернула перстень на пальце, и веретенца снова превратились в овечек. Даже то, которое она до середины воткнула в грудь Меднобородого.

Кощей треснул во все стороны, когда у него в груди вместо тонкой деревяшки оказалась половина овцы. Из зеленого стал черным, потом пепельным, сделал два шага назад и упал на уступ посередине обрыва. Корона еще в полете сорвалась и зазвенела о камни внизу.

Радуня перекрестилась и прочитала «Отче наш». Дождь прекратился.

На краю обрыва стояла наполовину перемазанная кровью овечка с кровавым куском мяса в зубах.

— Тьфу! — овечка выплюнула мясо и несколько раз с отвращением наступила на него копытцами, — Я, конечно, воспользовалась возможностью и вырвала ему сердце, но ты-то как до такого додумалась?

— Не знаю.

Радуня посмотрела на овечку и растоптанное сердце, взглянула с обрыва на убитого, отвернулась, и ее стошнило.

— Мы тебя боимся и к себе домой не поведем, — сказали другие овечки.

— Хоть куда-нибудь меня отведите, — попросила Радуня.

Овечки переглянулись.

— В Вену отведем. День пути под землей, дальше сама.

Долго ли, коротко ли, прошла неделя занятий с Рафаэллой и Элефантом.

Ничего не предвещало опасности, когда вечером после занятий на пороге комнаты на постоялом дворе появился Фредерик фон Нидерклаузиц. Или предвещало? Не потому ли Вольф вышел, что услышал шаги и учуял запах?

— Как я когда-то сказал твоему отцу, мне нужна помощь, — сразу начал Фредерик, едва поздоровавшись, — Не работа, не служба, а помощь. Как там у Рафаэллы с Элефантом?

— Хорошо. Еще неделька и не стыдно будет сказать, что сработались.

— Она тоже так говорит. Поэтому, раз она не готова к самостоятельной работе с огнедышащим конем, то я бы попросил тебя поучаствовать.

— В чем?

— Мышка на хвосте принесла, за что Кощей Меднобородый исчез и возможно погиб. Его корону никто не подобрал.

— Тот самый?

— Тот самый. Говорят, что в Париже у него убили сына. Он, как узнал, разозлился и поспешил туда через Подземье.

— Через что?

— Потом. Пока короля не было во дворце, оттуда сбежало несколько не то пленниц, не то наложниц. Разное говорят. Вернулся Меднобородый быстро, и успел поскакать в погоню по горячим следам.

— Сам король поскакал в погоню? Один? Некого послать было?

— Говорят, он был в ярости. Настолько, что один сорвался в погоню, без свиты перешел из подземного мира в наш и там пропал без вести.

— Его не опознали по жабьей голове и рачьим клешням? — Ласка вспомнил описание, которое дал Станислав Болцевич.

— Наверняка отводил глаза. Непонятно, что с ним случилось. Сущности такого уровня чрезвычайно живучи. По классике, если бы с ним пришлось сражаться кому-то примерно равной силы, то голова, сердце, огонь. Но говорят, что он гнался за девчонкой и овечками.

— Мышка не ошибается? Может быть, Меднобородый где-то отлеживается раненый?

— Нострадамус по понятным причинам не мог посчитать гороскоп на Меднобородого, но в его прогнозы на обозримое будущее идеально укладывается смерть короля Подземья и борьба за корону. На моей памяти он еще никогда не ошибался. И судя по тому, как зашевелились другие значимые фигуры Подземья, похоже, что король мертв. Сто к одному, что так и есть, но один шанс оставляем на то, что рано или поздно ошибаются все.