— Я слышала, что регби — опасный вид спорта, но, Господи, Гарри! Неплохо было бы предупредить, — сказала я, когда Гарри присел передо мной. Он осторожно взял меня за запястье и убрал мою руку с головы. Должно быть, это был удар по мозгам; я не могла отвести от него глаз, пока его голубые глаза исследовали мое лицо, а он робкими пальцами нажимал на ушибленное место.

— Ай, садист! — взвизгнула я и зашипела от боли.

— Кровотечения нет. Но у тебя может быть сотрясение мозга.

— Потрясающе, — сказала я.

— Мисс Паризи, вам никто не говорил, что нужно уворачиваться, когда мячи летят в лицо?

Голова пульсировала, но я не собиралась пропускать такое приглашение. Поэтому взяла Гарри за руку, которая все еще лежала на моей голове, и сказала.

— Гарри, обычно, когда шары приближаются к моему лицу, у меня широко открыт рот и глаза.

Рот Гарри раскрылся в шоке. Затем, покачав головой, с неохотной улыбкой на губах, он сказал.

— Вы неисправимы, мисс Паризи.

Я вздрогнула, когда увидела над собой яркий свет. Паника захлестнула меня с головой.

— Гарри, я вижу свет. Это свет? Неужели я умираю? — свет, казалось, расширялся, приближаясь все ближе и ближе ко мне.

— Расслабься, — сказал он.

— Я не могу! Свет! Он идет за мной!

Вдруг две руки прижались к моим щекам, и свет ослаб, когда лицо заслонило его и зависло перед моим. Совершенное лицо. Самое красивое из лиц.

— Ангел, — прошептала я, почувствовав сильное головокружение.

— Иисус Христос, — сказал ангел. Я была потрясена тем, что ангелы говорили с английским акцентом и к тому же произносили имя Господа всуе.

— Виконту Синклеру понравится, что небесные существа говорят по-английски. Почему у вас должен быть английский акцент? Значит ли это, что англичане все это время чувствовали свое превосходство над всеми остальными? Это никогда не закончится. Я всегда думала, что австралийский акцент подошел бы ангелам. Привет, приятель. Ты только что уехал и, бл*дь, умер. Но не волнуйся, креветок на этой вечеринке хватит на всех.

— Фейт. Я забираю тебя в больницу. Думаю, можно уверенно сказать, что если ты говоришь с таким ужасным австралийским акцентом, то у тебя сотрясение мозга.

Ангел поднял меня на свои сильные руки, и я не могла перестать смотреть на его ангельское лицо. Подождите, ангелы ведь бесполые, верно? Никаких гениталий. Никакого секса.

— У тебя нет члена? — спросила я ангела. Его голубые глаза моргнули, но он ничего не сказал. Это не имело смысла. — Такое идеальное лицо. — Я погладила его по щеке. Она была шершавой под моей ладонью, но я не возражала. Мне всегда нравилось ощущать наждачную бумагу на своей коже.

— Фейт, ты говоришь вслух. Ты все говоришь вслух.

— Ты мне споешь? ― спросила я. Я хотела услышать, как пел ангел.

— Никто не должен подвергаться такой пытке, — сказал ангел. Я хотела надуться, но не могла перестать гладить его красивое лицо.

— Я никогда не видела никого столь прекрасного. — Ангел опустил меня на что-то теплое. Наверное, это было его облако. Он сел рядом со мной, и мне показалось, что мы парим. Когда мы двигались, я почувствовала, что мои глаза начали закрываться. — Спать, — сказала я, и тепло окутало меня своими объятиями. — Я просто немного вздремну.

— Нет. Фейт. Не спи. — Внезапный порыв холода ударил мне в лицо.

— Нет! — застонала я. — Верни мне кокон!

— Мне нужно, чтобы ты не спала. Ты можешь сделать это для меня? — я изо всех сил старалась держать глаза открытыми, ведь ангел хотел, чтобы я не спала. Он был слишком красив, чтобы ему отказать. Затем я почувствовала его руку в своей. Она была такой большой и сильной, и так приятно прижималась к моей ладони.

— Тебе больше никогда нельзя отпускать мою руку, хорошо? — сказала я и прижала ее к своему лицу, как подушку. — Ты пахнешь мятой, сандалом и мускусом. — Кто-то еще из моих знакомых пах так. — Гарри! — воскликнула я. — Гарри тоже так пахнет. Но он не такой добрый, как ты. Он смотрит на людей свысока. И ненавидит меня. По-настоящему ненавидит.

Ангел некоторое время молчал. Потом сказал.

— Я уверен, что это далеко не так.

Я снова прижалась к его руке, и вдруг мы перестали парить, а ангел убрал руку. Но тут он поднял меня на свою твердую грудь, и мы полетели. Я услышала звуковой сигнал, и что-то холодное прижалось к моей голове. Я подумала, что потеряла своего ангела, и меня охватила паника, но тут я почувствовала, как его рука снова взяла мою. И, закрыв глаза, я поняла, что в безопасности.

— Черт возьми, — простонала я, почувствовав себя так, словно в моей голове завелся злобный сурок. Я моргнула, веки словно налились десятитонной тяжестью, и попыталась открыть глаза. Передо мной появился незнакомый потолок с белой плиткой. — Что за черт? — сказала я, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о том, как я здесь оказалась. Больница? Я услышала знакомые звуки аппаратов и почувствовала сильный запах дезинфицирующего средства «Лисол» и сосны.

Затем я почувствовала что-то в своей руке, что-то теплое. Что-то, что крепко обхватывало меня, надежно и бережно. Я повернула голову в сторону, и мои глаза округлились от шока при виде Гарри Синклера, сидящего на неудобном пластиковом стуле. Его глаза были закрыты, дыхание ровное, грудь вздымалась и опускалась под белой майкой для регби с надписью «Английский регби» под ярко-красной розой.

Я порадовалась, что не подключена к аппарату жизнеобеспечения, так как была уверена, что он запел бы мелодию песни «Боже, храни королеву».

Гарри? Какого черта он здесь делал?

Затем, словно прорвав стену плотины, в мой и без того ушибленный мозг ворвался поток воспоминаний: центр отдыха, благотворительность, Гарри, игравший с детьми в регби на новом искусственном поле… а потом я, получившая по лицу этим чертовым мячом. После этого воспоминания стали скудными, как разрозненные кусочки пазла, который я отчаянно пыталась собрать воедино. Что-то про ангела. Свет? Я ни черта не понимала.

Но там была рука. Крепкое сжатие руки, прокладывавшей себе путь сквозь весь этот белый шум. Я посмотрела вниз, на руку Гарри, крепко державшую мою, даже когда он спал. И зависла. Я была уверена, что смотрела слишком долго, чтобы это казалось нормальным.

Словно почувствовав тяжесть моего растерянного взгляда, Гарри зашевелился. Его тёмные волосы были взъерошены и лежали волнами на голове, а полные губы слегка сжаты. Открыв свои ярко-голубые глаза, он сразу же нашел меня.

— Фейт, — сказал он, и у меня в животе что-то оборвалось, когда он снова назвал меня по имени. Гарри сел ровнее и наклонился к кровати. — Ты очнулась. — Я продолжала бросать любопытные взгляды на наши руки, но он продолжал держать меня за руку. Я даже не была уверена, что он понял, что они все еще сцеплены. — Как ты?

— Просто замечательно, — ответила я, снова поморщившись, когда подняла свободную руку к голове. Как раз в тот момент, когда я шипела на шишку, торчащую сбоку моего черепа, как будто я была чертовым однобоким единорогом, через занавеску, скрывавшую мою кровать, появилась медсестра.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она и протянула мне таблетку. — Примите это. Поможет справиться с болью. Перейдя на другую сторону кровати, она тронула Гарри за плечо. — Вы не возражаете, если я проведу быстрый осмотр?

— Нет, нет, совсем нет. — Гарри отпустил мою руку. Я наблюдала за его реакцией. Понял ли он, что держал меня за руку? Может быть, это какой-то традиционный английский рыцарский жест, в котором я не разбиралась? Он слегка застонал и, положив мою руку обратно на кровать, быстро сжал мои пальцы. Его глаза переместились на меня, и я увидела, что его щеки слегка покраснели. Что это значило? Он был смущен? Проклятье, моя голова слишком сильно болела от всех этих размышлений. Гарри отошел и закрыл за собой штору.

— Благословите этого человека, — сказала медсестра средних лет и начала измерять мой пульс. — Он не отходил от вас с тех пор, как вас доставили сюда. И отдавал нам приказы, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.