Да бред.

Или? Почти каждый день в последние недели она так наряжается, как будто не на работу, а на… ну, конечно, на свидание. Отпинывает любые мои попытки поучаствовать в ее беременности. Зашибись просто.

Ну, Злата, молодец, пока я работаю и пытаюсь хоть каким-то образом выгрести из дерьма, подготовиться к рождению ребенка, она бегает по свиданкам.

Вот я тупой и слепой баран! Очевидно же было, что у этой девчонки с головой совсем непорядок.

Я не представляю, как сдержался и не влетел в кафе, разнося там все к чертовой матери! Меня колбасило изнутри, и таким бешеным я не чувствовал себя еще никогда. Меня буквально накрыло, и, только собрав остатки силы воли и вопящего разума, я нашел в себе силы и вернулся к машине.

Зашвырнул эти дурацкие фрукты на заднее сиденье и сам забрался в салон, врубив кондер на максимум. Ну, Злата, ну… коза.

Я откидываю голову на подголовник, нервно барабаня пальцами по рулю, и пялюсь в зеркало заднего вида, которое так удачно отражает вход в ту самую кафешку.

Что ж, наслаждайся, пока можешь. Это твое последнее свидание, Золотарева.

Ваня подвел.

Такого нудного, скучного стесняшку, как этот рыжеволосый бугай, еще поискать надо!

Весь час, что мы просидели в кафе, он что-то там себе мямлил, бубнил, улыбался и смотрел исключительно в вырез моего легкого летнего сарафана. Нет, мне даже не хотелось его одернуть и поставить на место. Жалко стало беднягу. С его характером пушистого котенка он, наверное, вообще до сих пор девственник. Вот пусть хоть на мою скромную, но быстро растущую из-за беременности двоечку полюбуется.

Свидание вышло фу, одним словом.

Совершенно Кристина не умеет разбираться в парнях. Иначе как можно объяснить то, что ей этот бугай показался хорошей для меня парой?

— Знаешь, Вань, — улыбнулась я как можно доброжелательней, хотя ощущение, что моя улыбка смахивает на оскал, меня все не покидало. — Я, пожалуй, пойду.

— Уже? — подскочил следом за мной парень, чуть со своими габаритами шкафа не перевернув столик. Чашки на блюдцах опасно звякнули, а ложки подпрыгнули.

— Уже.

— Давай я подвезу тебя до дома? Я на машине, — и так гордо улыбнувшись, он мне это сказали, что не скривиться не получилось.

— Нет, спасибо. За мной уже приехал водитель.

— Тогда, может, я провожу тебя?

Нет уж, увольте! Нам еще только не хватало встречи с Абашевым. Тоже мне, провожальщик нашелся.

— Спасибо, но нет.

— Мы еще встретимся? Я могу тебе позвонить?

— Лучше не стоит.

В общем, долго не раскланиваясь, я смоталась из кафе.

На выходе сунула веник-букет в урну и поспешила в сторону парковки, нервно поглядывая на наручные часы.

Понадеявшись, что Тимур по своему обычаю задержится, и я успею сделать вид, что выхожу с работы, на этот раз я просчиталась. Моя белоснежка уже стояла на парковке.

Ну, надо же, ему, наверное, кто-то подарил часы или отсыпал чуточку такта?

Забравшись в салон, стягиваю очки и захлопываю дверь.

— Ну и пекло! — выдыхаю возмущенно. Благо, в машине работает кондиционер, да так мощно, что через считанные секунды у меня начинают стучать зубы от холода.

Мы все еще, кстати говоря, не двинулись с места.

— Ты решил меня заморозить, Абашев? Или себя отправить на больничный? Нет, ты не подумай, что я за тебя переживаю, но кто-то же должен меня возить, правильно? — перегибаюсь через сиденья, повышая градусы.

Ответа нет. Тимур как сидел, оперевшись одной рукой на дверь, так и сидит.

— Хотя да, о чем это я, ты же у нас ледяная глыба, для тебя это нормальная темп… — фыркаю зло и тут же замолкаю. А все потому, что ловлю взгляд водителя в упор. Как выстрел в лоб. Настолько он тяжелый.

Мне кажется, или Тимур зол? Да нет, точно зол. Вон как его физиономию перекосило. Морщится, губы сжаты, а костяшки пальцев на руле побелели, так сильно он его сжал.

Странно, с чего бы это?

На мгновение подумалось, может, он меня в кафе с Ваней видел? И все равно, поводов психовать и злиться у него нет. Он знать не знает и ни в жизни не догадается, что я там делал и с кем сидела. Может, просто встреча по работе, правильно?

Правильно.

В общем, фиг с ним, пусть прожигает своим злющим взглядом, мне плевать. У меня к нему иммунитет выработался.

Я просто усаживаюсь на место, мазнув удивленным взглядом по лежащему рядом пакету с фруктами и, с трудом подавив в себе желание спросить, что это и чье это, отворачиваюсь, наконец-то дождавшись, когда машина трогается с места.

Первую половину дороги мы едем исключительно молча.

В салоне висит гнетущая и угрюмая тишина. Наэлектризованный воздух между нами словно колется, и так все это невыносимо тянется. Еще и пробки на выезде из города — то еще удовольствие.

Собственно в одной из таких на светофоре мы и зависли, когда я не выдержала и спросила:

— Это чье? — кивнув в сторону пакета.

Уж слишком ароматные там лежали бананы, я рисковала подавиться слюной.

В кафе с этим бугаем Иваном я толком ни расслабиться, ни поесть не успела. И сейчас мой желудок жалобно урчит.

— Твое! — бросает Тимур, даже не глянув в мою сторону.

— В смысле, мое?

— В прямом, Золотарева.

— То есть, я могу это съесть?

Мне кажется, или я с беременностью начала реально тупеть?

А нет, не одной мне так кажется. Тимур одаривает меня таким взглядом, что в своих умственных способностях мне сомневаться уже не приходится.

Шик.

— Даже можешь выкинуть, если тебе так хочется. Ты же привыкла поступать, не считаясь с чужим мнением, да, принцесса? — усмехается мой водитель, давя по газам и трогаясь с места вместе с остальной колонной машин.

Так, и это он сейчас к чему клонит? И почему я неожиданно начинаю чувствовать себя виноватой? Будто я натворила чего-то непоправимого.

Эй, зараза-совесть, ползи обратно в свою дыру и не высовывай свой нос!

— А с чьим мнением я должна считаться, по-твоему? Это моя жизнь, как хочу, так ее и проживаю. Не тебе меня учить, мажор недоделанный.

— Ты реально думаешь, что такому, как этот рыжеволосый мудак, нужен чужой ребенок? Ты совсем чокнулась, Золотарева? — рык в мою сторону.

— Что? — опешила я, уставившись большими от удивления глазами на отражение Тима в зеркале.

— Что слышала. Как успехи-то хоть? Кто-нибудь клюнул? — говорит Абашев с таким презрением и отвращением, что меня моментально, как по щелчку, заводит.

Я начинаю свирепеть. Поджимаю губы, сдерживая целый поток грязи, которая рвется наружу, и начинаю недовольно пыхтеть, сжимая и разжимая кулаки.

Гад! Скотина! И это он меня сейчас еще учить, как жить, собирается?!

— А ты думал, что я с тобой, что ли, ребенка воспитывать буду? Серьезно?! — практически выплевывает мне в спину Злата.

Я держался.

Клянусь, закипал, но молчал до последнего, не собираясь даже поднимать эту тему! Но не могу. Меня бомбит. Меня разрывает, с*ка, несправедливость и обида!

Да, твою мать, я тоже человек, и мне обидно! Что меня вот так быстро и с размаху скинули со счетов, хотя я ни разу не дал ей повода даже подумать, что готов свинтить в кусты и откреститься от случившегося. Чем я хуже того парня из кафе? Или этого ее инструктора? Хоть убейте, я не понимаю!

— То есть, ты даже отрицать не собираешься? — ухмыляюсь, а на языке так и крутится горечь, от того, в какой поистине мерзкой ситуации мы застряли. — Зашибись просто! Браво, принцесса!

Были бы руки свободные, я бы даже от души поаплодировал.

— Я ищу выход из сложившейся ситуации, и это, на мой взгляд, самое хорошее решение проблемы.

Зубы сводит от того, как спокойно она это говорит! Будто на кону не жизнь и будущее малыша. Маленького, живого, настоящего — нашего малыша! А просто гребаная пластмассовая игрушка, которую можно дергать за ниточки.