Через полчаса на конспиративную квартиру, где за столом сидел и читал книжку о приключениях сыщика Лекока Павел Кондратьевич, постучав, вошел усатый мужик лет тридцати с белесыми глазами, цвет и выражение которых, оправдывало его кличку Шалый.

— Ты что это, Шалый? Загордился видать? Пахан твой два дня уже как приехал, а ты мне новостей никаких не сообщаешь.

— Так я же с вами послезавтра встретиться должен.

— А мы как договаривались? Если что-то серьезное намечается, то ты срочно бежишь сапоги чистить к Ерёмке.

— Так не намечалось ничего. Просто Ефим приехал злой как черт. Уезжало в Барнаул четверо. Сам Ефим и трое охранников. Золото везли сдавать. Деньги за золото получили, и их ограбили местные варнаки. Напали, когда при деньгах остался один охранник — Устин. Он вроде слышал, как оговорился один из нападавших и назвал местного «Ивана» по кличке Сыч. Ефим с охранниками наведались ночью к тому Сычу, но их там ждали. Устина убили, а Ефим, Васька и Пронька удрали.

— Откуда ты это узнал?

— Васька напился вчера и болтал. Потом Ефим орал на него.

— Еще, что интересного расскажешь?

— Так не было больше ничего. Говорят только, что Фрол Никитич сильно Ефима ругал и долг на него повесил.

— Большой долг?

— Не знаю, но говорят, что большой.

— Хорошо. Держи премию.

— Благодарствую.

— Ладно, иди. Но ухо востро держи. Если, что еще разузнаешь важное, сразу мне шепни.

Выпроводив агента, Павел Кондратьевич сначала задумался, а потом рассмеялся, представив себе физиономии Ефима и Хрунова. Ограбили, сиротинушку в Барнауле. …! На себе, значит, испытал Ефимка, каково это терпилой быть. Не всё коту масленица.

Что там ещё говорил Шалый? Охранника убили. Устином его Шалый назвал. Устин, Устин…. Коноваленко. Есть такой в его архиве. Обозначен под кличкой Леший — уж больно волосат. Ну этого не жалко, есть на него матерьяльчик в архиве. Поварначил Леший пока к Голубцову не попал.

Теперь понятно, зачем Голубцов о встрече попросил. Расспросить хочет, посоветоваться, а может даже, и нанять попытается. От этой мысли Павел Кондратьевич окончательно развеселился, уж больно забавной она ему показалась.

Встреча старых знакомых состоялась в трактире «Ресторанъ», где под водочку и грибочки, суп и жаркое были помянуты малозначительные эпизоды, их отношений. Но все эти предварительные расшаркивания были лишь завязкой серьезного разговора. Наконец Жернакову это надоело и он спросил напрямую:

— Зачем позвал? Людишек твоих в каталажке у меня нет, значит расспросить о чем-то хочешь.

Ожидая ответа, Павел Кондратьевич налил себе в рюмку водочки и показал графинчик Ефиму, налить мол. Тот занятый раздумьем с чего начать серьезный разговор рассеянно кивнул. Жернаков набулькал ему водки в рюмку и требовательно уставился на него своими слегка раскосыми глазами. Голубцов отрешенно обвел взором накрытый стол и, встретив прямой взгляд сыщика, отвел глаза в сторону и начал издалека:

— Ездил я к своей зазнобе кучерявой в Барнаул, да обокрали меня там.

— Ближний свет…. Что так далеко зазнобу то завел? — насмешливо прокомментировал его слова сыщик. — Ты вот что Ефим, рака за камень не заводи. Если хочешь от меня совет услышать, то говори правду. Можешь не договаривать, но основное я должен знать. И не бойся, не под протокол поешь.

— Золото в казну сдавать возили. Я и трое охранников.

— Кто такие? Я их знаю?

— Знаешь. — усмехнулся Голубцов. — Двоих даже из каталажки за мзду отпускал.

— Это кого же?

— Ваську Брагина и Устина Коноваленко.

— А третий кто?

— Третий — Пронька Заварзин. Он какой-то дальний родственник Хрунову. Тот его и пристроил к нам. Ты зачем про них расспрашиваешь? Никак подозреваешь? Зря! Мужики они проверенные, надежные.

— То есть ручаешься, что не они на тебя наводку дали.

— Ручаюсь. — твердо сказал Голубцов

— Понятно! Брагин родственник твой, дебошир, приказчику Тимохину чуть ухо по пьянке не отгрыз. Как же помню. А вот Устина Коноваленко я зря отпустил, старые грешки его всплыли, но ничего попадется еще.

— Не попадется. — угрюмо произнёс Голубцов.

— Что так?

— Убили Устина. В Барнауле.

— Убили говоришь. Ну что же, все чертям в аду работа. Но я то здесь каким боком? В Барнауле убили, то пусть барнаульские и разбираются: кто убил, за что убил. — вынуждал к откровенности Ефима Жернаков.

— Там и разбираться нечего и так все ясно, но кроме Устина еще и двух «Иванов» к праотцам отправили, а с третьим непонятно, то ли сам помер, то ли тоже помогли.

— Все это конечно интересно, но от меня то чего хочешь? Давай не ходи кругами — выкладывай.

— Я же говорю — обокрали меня в Барнауле. Своих денег я лишился, кроме того еще монеты, что за сданное золото нам выдали, тоже унесли. Хрунов на меня долг повесил.

— Что, большие деньги были? — равнодушно поинтересовался сыщик.

— Там деньги такие, что всё лето можно на пароходе кататься и с девками развлекаться и то всех не истратить.

— Деньги, даже большие, потратить дело не хитрое, хотя и хлопотное. — усмехнулся Жернаков. — Ты меня не жалоби, чай не последнее отняли.

— Не последнее. — согласился Голубцов. — Но деньги не главное, важно знать, меня там ограбили случайные людишки, или отсюда след тянется. — скрипнул зубами Голубцов. — Вот и хочу у тебя Павел Кондратьевич совета и помощи просить.

— Уж не нанять ли ты меня Ефимушка хочешь? — с деланным удивлением осведомился сыщик. — Совсем берега попутал? Ведь, чтобы помочь тебе, придется и здесь пошустрить и в Барнаул наведаться. Я на службе, кто ж меня отпустит? Причем не одного, а с помощниками, потому как одному там делать нечего.

— Если согласишься, то этот вопрос Фрол Никитич решит.

— Возможно. Мне то с какой стати беспокоиться и в дальнюю дорогу ехать?

— Заплатим.

— Ишь как вас приперло. Но я не подёнщик, а сыщик и мои услуги стоят дорого.

— Сколько? — хрипло поинтересовался Голубцов ещё не веря, что удастся заполучить сыщика.

— Немного. — снова усмехнулся Жернаков. — Мне десять тысяч серебром и тысячи полторы ассигнациями на расходы по розыску.

— Сколько? Сколько? — названная сумма вызывала изумление и была сопоставима с потерянными деньгами.

— Десять тысяч серебром и полторы ассигнациями. — невозмутимо повторил Жернаков. — И это ещё не все. Мне нужен полный расклад всего, что произошло с вами в Барнауле. Я должен иметь хоть какое-то представление, с чем придется там столкнуться. Похоже, вы там встряли в очень серьёзные разборки. А это, знаешь ли, чревато.

— Деньги серьезные, но я их бы нашел, а вот насчет рассказать, это к Фрол Никитичу надо обращаться, это его коммерческие тайны. — не преминул откреститься Голубцов.

— Ну, это вы с ним сами разбирайтесь. Когда разберётесь и надумаете, то весточку дайте. Мне ваши коммерческие тайны не интересны. А вот о других ваших тайнах наслышан. Сильно с разборками не затягивайте, а то навигация скоро кончится, а на конях я трястись не согласен.

Павел Кондратьевич, не глядя на Голубцова, лихо опрокинул стопочку, закусил грибочками и подозвал полового, которого здесь именовали заграничным словом «официант»:

— Любезный, сколько с меня?

Не торгуясь, отсчитал названную сумму, положил полтинник «официанту» на чай и обратился к Голубцову:

— И вот еще что Ефим. Если все-таки надумаете нанимать меня с командой, то деньги придется заплатить сразу, а то знаю я вас.

Уходя, обернулся и насмешливо произнес:

— Ты Ефим много не пей. Береги печень.

Оставшись за столом один, Голубцов долго сидел, угрюмо глядя на наполненную еще Жернаковым рюмку, наконец, схватил ее и осушил одним глотком. Прошептал неизвестно к кому адресуясь:

— Сука!

Грязно выругался и подозвал «официанта».

— Водки! И побыстрей! Мать вашу!