Через минуту Алла радостно вскочила и помчалась в интернат. Антон позвонил в инспекцию по делам несовершеннолетних и попросил подойти кого-нибудь из сотрудников. Сходил вниз за парнем и начал беседу.

Через час закипела работа. Прибыл дежурный следователь и все остальные. Потерпевших набралось с десяток. Подключились коллеги.

Алла важно дефилировала туда-обратно по коридору, при всех показушно обращалась к Антону по имени отчеству, спрашивая о всякой ерунде. Услышав ответ, благодушно отходила и через несколько минут снова чем-то интересовалась, с гордостью косясь на своих друзей. Те – завидовали.

Вскоре Антона вызвали на происшествие, и он уехал.

…Трупы подростков на первый взгляд были явно не криминальные. Лежали на тротуаре перед домом в общей луже крови, которая в некоторых местах уже подёрнулась корочкой, точно заледенела. Продолжала растекаться, тянулась в сторону металлического люка, заглатывалась его прорезями как сквозь зубы.

Обычная одежда – джинсы, футболки. Неподвижны – точно две куколки, только волосы одной чуть длиннее. Левая рука мальчика и правая девочки обмотаны полотенцем – стянуты узлом на всю оставшуюся жизнь, которая оказалась слишком коротка – мгновенья полёта. На вид обоим не было и шестнадцати. Что заставило их уйти вместе из этой жизни? Кто противился их неразлучности, как Ромео и Джульетты – средневековый обычай?

Дом сто тридцать седьмой серии – чёрный ход через уличный балкон. Этот проект проклинали женщины. Когда вечером зимой ломался лифт, приходилось идти впотьмах, слышать пугающий скрип заиндевелых дверей, вздрагивать от бьющего в лицо уличного высотного ветра.

На лестнице частенько поджидали грабители, насильники, спящие замерзающие бомжи.

Антон поднялся на восьмой этаж. Вот и последний переход. За ограждением внизу – крыши пятиэтажек, верхушки деревьев. На цементном полу – хабарики. Перед смертью не могли накуриться? Под куском штукатурки – записка. Неровным почерком выведено:

Радость наша не в том, чтобы подольше жить, а чтобы наследовать Царствие Небесное! Следуйте за Христом и получите вечное спасение. Спасибо, Отец Лурье».

Прочитал с недоумением. Господи, что же это за спасение, когда в шестнадцать лет…

Консьержка в будке подтвердила, что видела, как ребята прошли мимо неё. Мало ли детей ходят в гости к сверстникам. Спрашивать ни о чём не стала.

Если бы взрослые или оборванцы какие – другое дело. А так… кто же знал?

Участковый уже разговаривал по телефону с дежурным следователем прокуратуры, объяснял ситуацию. Тот не хотел выезжать из тёплого кабинета, отнекивался, предлагал милиции самостоятельно оформить протоколы по его поручению и привезти.

Каких-либо документов у ребят не обнаружили, оформили как неизвестных.

Через неделю пришла ориентировка о пропаже двух подростков из приёмника-распределителя в Невском районе.

– Раз уж ты выезжал на происшествие, тебе и разбираться, – приказал начальник Заботкину, посмотри фотографии, выясни, что к чему.

Ехать было не далеко.

Руководитель заведения встретил Антона добродушно. Приказал подчинённым принести необходимые материалы. Завел в кабинет, налил коньяку:

– Знаешь, как осточертело мне возиться с этими малолетками, – жаловался он, – беспризорников с каждым годом всё больше. Побегушники словно с цепи сорвались. Одни с севера на юг как птицы, другие из деревни в город как в революцию. Сплошное броуновское движение. Звонишь родителям, чтобы забрали, а те не едут – говорят, денег нет. Вот и парится ребятня здесь, пока в командировку сотрудника соберём, денег выбьем. А работать некому – сам знаешь!

Вошла дородная женщина и оставила дела разыскиваемых подростков, показала фотографии. Добавила:

– Хорошие были ребята. Здесь познакомились. Девочка с Харькова, приехала в техникум поступать, на экзаменах провалилась, стала бродяжничать. А парень из сибирской деревни – хотел родителям помочь, собирался работать. Любовь у них была. Дети совсем, а как неразлучники. И ушли вместе… – сочувственно покачала головой.

Антон посмотрел фотографии – узнал. Спросил у женщины:

– А случайно не знаете, кто такой Лурье? Не ваш педагог?

– Нее… у нас таких нет.

– А дети что говорят?

– А что дети скажут? Они не очень-то с милицией делятся! Вот и прошлый раз, когда в Приморском районе…

– Спа-си-бо! – громко прервал её начальник, если что будет надо, мы вас позовём.

Сотрудница зыркнула глазами на Антона, недовольно шмыгнула носом и вышла.

Антон понял, что дальнейшие расспросы бесполезны. Попросил сделать копии документов на погибших.

– Вы уж не очень ругайте наше учреждение, на прощанье попросил начальник, – мне до пенсии осталось пару лет. А там – уеду в деревню к деду, буду огород сажать, грехи замаливать. Но если что – звоните! Всегда рады!

Забрав всё необходимое, Заботкин вернулся в отдел. Сведения передал руководству, рапортом доложил по результатам выезда. Не переставал думать о погибших – почему прыгнули с крыши? Что их загнало на высотку – одиночество? Но точно не любовь. Снова вспомнил о сыновьях что у них впереди? Как научиться их понимать, добиться доверия, окружить заботой, если не бываешь дома, если вокруг творится такое?..

Через несколько дней после обеда Алла снова пришла в отделение милиции.

Антон заполнял документы.

– Ну как дела? – спросил он, заводя её в кабинет.

– Нормально, – ответила грустно, села на стул у стены, – только рыжий Васька пропал. Обычно с утра по общаге болтался.

– А зачем он тебе?

– Хотела к вам привести. Он на прошлой неделе крутой велик где-то спёр, приезжал, выпендривался. Говорил, что теперь у него есть настоящее дело. Знаю, какое у него дело – вор несчастный…

– Получается, что вспугнула? Наверно, уже слух прошёл, как ты прошлого парня в милицию сдала. Теперь не скоро у вас воровать начнут.

– Ну да! – погрустнела она. Обвела взглядом помещение, неожиданно выпалила – А давайте я вам кабинет уберу… и каждый день буду приходить наводить порядок! Окно надо протереть смотрите, какое грязное! Чашки помою…

Антон огляделся – действительно бедлам. Пол – грязный, затоптанный. На журнальном столике: бумажки валяются, крошки от еды, грязная посуда. Рядом – колеса, изъятые с чердака, пыльные магнитофоны. Решил, что окна надо протереть, пока тёплая погода:

– У нас вообще-то уборщица есть. Что-то не появляется давно. Может, – заболела? – смутился. – Я уж сам как-нибудь. Надо только время выбрать. А ты лучше учись как следует.

Алла внимательно смотрела на оперативника.

Он ей нравился – такой спокойный, рассудительный, в строгом костюме с галстуком. Густые чёрные брови и тёмно-русые волосы. Большие серо-зелёные глаза, по краям коричневые – смотрят по-доброму внимательно, словно хотят что-то сказать. Наверно, стесняется. Уходить не хотелось:

– А сколько вам лет?

– Тридцать один, а что?

Вспомнила, как год назад прозвучало: «милая…», подумала, что он вполне мог быть её папой.

Кому-то повезло! Вычла свой возраст. Осталось немного, прикинула – ничего страшного. У них недавно девочка в тринадцать лет родила. Перевели в дом малютки, теперь там живёт, работает и за ребёнком ухаживает. Ответила:

– Так… ничего. О! Вспомнила! – решила хоть чем-то завлечь сотрудника. Провела рукой по волосам, приподнимая чёлку вверх, посмотрела на потолок, солгала: – На днях Тимур придёт. Он цепочки приносит на продажу. Я вам его притащу как миленького…

– Нет-нет, постой. Так делать не надо! – заволновался Антон, встал со своего места и пересел к ней на соседний стул. Положил руку на металлическую спинку.

Алла почувствовала лопатками крепкий охват и запах приятного мужского одеколона. Кажется клюнул! Решила продолжать:

– А как же? Вы же его не знаете!

Антон улыбнулся:

– Давай ты не будешь больше никого ко мне таскать. Понимаешь, преступники разные бывают. Один пойдёт. А у другого – нож в кармане.