– Я думал, бомба с часовым механизмом, – пошутил Брусницын. Но шутка не получилась. Прозвучало как-то очень уж серьезно. Кузин бросил на Брусницына внимательный взгляд. Брусницын уловил его и натянуто улыбнулся.

– Думаете, я псих, Веня? – проговорил он. – Эта грязевая ванна. Посреди улицы. Точно капкан… До сих пор не приду в себя.

– Запахнитесь, в комнате дама, – подмигнул Кузин.

Брусницын натянул сползшую простыню и смущенно посмотрел на ширму, за которой хлопотала медсестра.

Кузин взял в руки молоточек, придвинулся ближе к Брусницыну и принялся манипулировать. Брусницын истово выполнял все пассажи, что предлагал врач: вращал глазами, разводил и сводил руки, дрыгал ногами… Было не совсем удобно из-за дурацкой простыни, что сползала при каждом резком движении, а главное, она сковывала пациента. В конце концов, ничего страшного, если Брусницын посидит в трусах, не лорд. Правда, такие трусы вряд ли могли украсить мужчину.

– Никаких особых отклонений, – бормотал Кузин, и Брусницын в ответ благодарно улыбался и пожимал плечами.

– Да черт с ним, Веня, – доверительно шептал Брусницын. – Закройте мой бюллетень, и вся недолга. Там поглядим.

– Конечно, бюллетень закроем, нет проблем, – согласился Кузин. – Это куда легче, чем держать открытыми все двери. Ладно, повременим с выводами. Подождем месяц-два.

Кузин подошел к термостату и откинул заслонку.

Брюки имели жалкий вид, но были сухи. Теперь можно их чистить, чем Кузин и предложил заняться Брусницыну в дальнем углу за перегородкой. Щетка нашлась.

Брусницын вполне освоился с ситуацией и чувствовал себя в трусах довольно свободно, даже шутил над своей фатальной невезучестью.

– А что, Анатолий, – проговорил Кузин, заводя писанину в истории болезни. – Вы давно знаете Варгасовых?

– Варгасовых? Это каких Варгасовых? – сам не ведая почему, прикинулся Брусницын.

– Господи, ну тех, у которых мы повстречались на вечеринке.

– Ах, Варгасовых… Совсем не знаю. Жена Варгасова – знакомая Зои. Где они познакомились, не помню. Только вдруг та звонит, приглашает нас к себе в гости.

– А самого Варгасова вы не знали? – удивился Кузин с какой-то оторопью в голосе. – Вот те на!

– А что? – забеспокоился Брусницын и поднял лицо от своих злосчастных штанов. Но, кроме холстины ширмы, он ничего, естественно, не разглядел.

Кузин оставил историю болезни и направился за ширму. Присел рядом на скрипучий непокрытый топчан.

– Странно, однако, – произнес он раздельно.

– Что?

– Да этот ваш визит… Я думал, что вы лично имеете отношение к Варгасову, – пытливо проговорил Кузин, не скрывая досады, – к людям, которые его окружают.

– Да нет же, – ответил Брусницын. – И вообще, с женой Варгасова я тогда познакомился, а с самим так и не удалось. Когда мы с Зоей пришли – одни спины, все уставились в телевизор, фильм смотрели по видику, на нас с Зоей – ноль внимания. А потом в игру играли. Народу-то собралось жуть.

В кабинете послышалась вкрадчивая возня. Потом раздался голос медсестры, известивший о том, что принесли туфли.

– Да, да! – крикнул Кузин в ширму. – Пусть оставит.

Брусницын забеспокоился, надо отблагодарить уборщицу, но Кузин властно прижал ладонью его колено: без вас разберемся, мол, ерунда.

– Так что Варгасова самого я не видел, – вздохнул Брусницын.

– Вы и не могли его видеть. В тот вечер его не отпустили. Неожиданно приехала какая-то комиссия из Москвы, его и не отпустили, побоялись.

– Не отпустили? – спросил Брусницын. – Откуда?

– Как откуда? – прищурился Кузин. – Из тюрьмы.

– Как… из тюрьмы? Он что, в тюрьме?

– А вы не знаете? – в тоне Кузина звучало явное недоверие.

– Не знаю, – ответил Брусницын. – Я же вам сказал, Веня. Я и Варгасова жену не знаю. Просто Зоя с ней…

– В тюрьме, вернее – в колонии, – недоверчиво перебил Кузин. – Правда, частенько домой наведывается. Раз в месяц, как правило.

– То есть… не понимаю, – расстроился Брусницын, сам не зная почему. – Как наведывается домой? Если он в колонии?

– Такая колония. Общего режима. Он сам выбирал… Варгасов – человек необыкновенный. С ним нельзя как со всеми… Конечно, можно. Но ему это не понравится… Значит, вы не только не знакомы с Варгасовым, но и не в курсе, чем он занимается?

– То есть как… занимается? Если он в колонии?

– Такие люди занимаются делами везде. Даже в колонии… С вами все ясно, Анатолий Семенович, – Кузин поднялся, Брусницын ухватил его за подол белого халата.

– Погодите, Веня. Я ничего не понимаю, честное слово.

– Времени нет, Анатолий. Прием у меня. И так с вами проваландался. Пациенты в коридоре от злости стены раскачивают. Придется вас через окно выпускать, как голубя.

– Нет, серьезно, Веня. Задали мне загадку с Варгасовым.

– Загадка в другом, Толя. Как вы попали в дом к нему? Так просто туда не попадают. Подумаешь, жена – Зоина знакомая. Таких у них полгорода, уверяю вас.

Тон Кузина зацепил Брусницына. Он встряхнул штаны и, приподнявшись, стал их натягивать. Кажется, все обошлось лучшим образом, погладить бы еще, да ладно, и так сойдет.

– Ну, а вы? – проговорил он, сдерживаясь. – Как вы попали к Варгасовым?

– Я практикую его жену, – помедлив, ответил Кузин. – К тому же я понимаю толк в живописи, а Варгасов собирает.

– Что-то не заметил.

– Вы были не во всех комнатах… И потом я сказал – собирает, а не выставляет. Разница.

Легонько направляя Брусницына за плечи, Кузин вывел его из-за ширмы. Переждал, пока тот обуется, и, подобрав со стола документы, объяснил, как найти страховой стол, оформить бюллетень.

Они дружески распрощались. Но в поведении Кузина сквозила явная разочарованность.

В коридоре Брусницын уловил за спиной сдержанное шипение:

– Наконец-то! Пострел… А еще немым прикидывался.

Информация, которой врач-психоневролог Вениамин Кузин снабдил Анатолия Брусницына, повергла последнего в совершеннейшее уныние. Казалось, что ему до какого-то там типа, который вообще сидит в тюрьме, правда, на загадочном домашнем режиме.

Брусницын и раньше слышал о подобном феномене в отечественном законопорядке. Даже фельетон печатали, как за крупные взятки дают поблажку преступникам. Потом, рассказывают, половину редакции газеты разогнали к чертовой бабушке. Но тем не менее загадочный тон Кузина настораживал и портил настроение.

Непостижимо – как в орбиту твоей жизни вдруг втягиваются совершенно незнакомые люди, занимают твои мысли, влияют на твое настроение, осложняют твое и без того задерганное существование. Брусницыну казалось, что так и произойдет. Что этот невинный визит в гости к Варгасовым каким-то образом повлияет на его судьбу. А все из-за Зои с ее неуемным влечением к «светской жизни»…

Зоя была старше Брусницына на четыре года и женила на себе слабовольного и покорного Анатолия Семеновича, будучи зрелой тридцативосьмилетней женщиной. Обычно женщины избегают признавать свою инициативу в создании семейного союза, перекладывая активное начало на мужчину, оглушенного страстью к ней, беззащитной, нежной и манящей… Зоя – наоборот! При каждом подходящем случае она корила Брусницына за то, что он разиня. И если бы тогда случайно не погас свет в ее квартире и она одетого уже в пальто Брусницына не вернула в спальню под предлогом, что ей боязно оставаться одной в темной квартире, – он до сих пор ходил бы в холостяках. А как она измучилась тогда с этим тюфяком, который наотрез отказывался снять свое пальто и присесть хотя бы на край стынущей в полутьме кровати?! Как бы то ни было – в результате аварии на электростанции Анатолий Семенович, по натуре человек благородный, сделал предложение Зое. Вернее, повторил слово в слово, точно воинскую присягу, фразы, что произносила Зоя. При этом Зоя внимательно следила, чтобы не было никакой отсебятины…

Потом она отвела Брусницына к его маме, своей будущей свекрови, и там Брусницын под умильным, полным слез Зоиным взглядом повторил ту же самую присягу. И выпил рюмку водки как залог грядущей счастливой жизни. А на закуску, помнится, были огурчики маминого засола. Ответный визит к Зоиным родителям носил более функциональный характер. Дело в том, что потерявшие надежду на замужество дочери родители встречали каждого нового Зоиного приятеля несерьезно, точно транзитника в шумной суете вокзала. И в то же время с любопытством островитян, которым свежий человек мог поведать о чем-то новом, доселе неизвестном… И твердо отрепетированное признание в любви родители Зои встретили недоверчиво, с тайным ожиданием подвоха. Тем не менее факт был налицо – Анатолий Семенович явился назавтра с чемоданом и стопкой книг, перевязанных шпагатом, чем сильно подкрепил свои словесные уверения. Родители поверили, все складывалось наилучшим образом, если бы не… отец Зои, знатный страховой агент, портрет которого до сих пор висит на доске почета в районном отделении Госстраха. Дождавшись, когда останется с зятем наедине, он произнес загадочным шепотом: «Слушай, Анатолий, дай-ка я тебя застрахую, а?» На что Брусницын отважно ответил, правда, тоже шепотом и с оглядкой на запертую дверь: «Ничего, папаша, может, обойдется…» Пожалуй, именно в этот день Анатолий Семенович впервые обратил внимание на запертую дверь с особым болезненным волнением…