— В ГДР, когда в командировку ездил, — соврал я. Эх, какая же это шикарная отмаза. Никто, даже, не удивляется.

И Николай только кивнул, соглашаясь:

— А я видел, как зеркальной плиткой широкие полосы в ванной выкладывали на уровне лица вдоль всей стены. Вместо зеркала. Тоже красиво.

— Можно и так, — поддержал его я и быстренько смотался.

Когда я уже пробежал мимо шестого этажа, Николай закричал мне сверху:

— Стой! Ключи забыл, — и стал спускаться ко мне.

Пришлось возвращаться. На шестом этаже мы встретились, он передал мне ключи.

— О, что вспомнил! — воскликнул я. — Затирка для межплиточных швов! Поспрашивай тоже, пожалуйста.

Тут к нам спустился Григорий, закуривая.

— Вы чего тут застряли? — спросил он.

— Да, — махнул я рукой, — хорошая мысля приходит опосля. Короче, у них затирка бывает с противогрибковой защитой, — переключился я обратно на Николая. — Чтоб грибок чёрный не заводился. Допиши в мой список, пожалуйста, тёмно-синяя, белая и малиновая затирка. Белой и малиновой по килограмму, а темно-синей килограмм пять. С противогрибковой защитой!

— Да понял я, понял, — ответил Николай.

Пьяненький же, забудет… Тут на этаж приехал лифт и из него вышел Линин цыган. Зыркнул на нас как-то недобро и, не здороваясь, прямиком к Лине в квартиру.

— О, уже и ключи ему дала, — заметил я, когда дверь в квартиру за ним закрылась.

— Это ещё кто такой? — недовольно спросил Григорий.

— Артист из «Ромэна», — тихо ответил я.

— Цыган, получается? — ошарашено спросил он. Я кивнул в ответ.

— Пойдёмте, я свой список дополню, а то вы забудете про затирку, — настойчиво сказал я, жестами подгоняя мужиков, и они послушно поплелись наверх. Гриша в осадок, чувствуется, выпал, увидев этого красавчика. Пусть лучше в квартире сидит, а то сейчас еще отчебучит что-нибудь. Так-то он с Линой порвал, но в пьяном виде не факт, что четко об этом помнит…

Вернулся домой и вспомнил, что собирался лечь спать пораньше. Взял конспект и потащился в спальню. А мысли вернулись к стройотряду. Если и третий объект объявится, наши, точно, его не потянут. Тогда, уж точно, придётся Марка Колоду подключать, пусть второкурсники там батрачат.

Капитан Румянцев сидел дома на диване, напротив включенного телевизора. Новости давно закончились, уже вовсю транслировали какую-то оперу, но он думал о завтрашнем разговоре с Ивлевым. Полковник Воронин, когда он к нему пришел озвучить предложение психолога о туристических путевках, чтобы поощрить Ивлева лучше работать, был непривычно задумчив. Нет, Румянцев понимал, что работа у того такая, что думать много приходится, но обычно Павел Евгеньевич решения быстро принимал. А тут выслушал его, и полминуты что-то напряженно размышлял, хмуря лоб. А потом сказал:

— Путевки — это хорошо, но недостаточно. Ситуация изменилась. Нам его надо плотно на крючок подцепить. Что эти в Верховном Совете сделали, чтобы его заинтересовать — работу ему предложили, верно? Вот и мы так же сделаем. Заботится парень о семье — очень хорошо, значит, будет больше ценить, что мы неплохие деньги ему подкидываем.

Как хотелось капитану спросить его — что же там такое изменилось по Ивлеву, что Воронин решил так расщедриться прямо с ходу… Любопытно было очень, да и разрабатывает Ивлева он сам, не помешала бы ему такая информация. Но стало понятно, что полковник ничего ему не расскажет. А это на него не похоже… Обычно Воронин старался снабжать своих подчиненных всей имеющейся у него информацией, разумно предполагая, что так работа будет сделана лучше.

Вот и сидел сейчас капитан, уставившись на экран телевизора, но не видя на нем ничего, пытаясь сам понять, что же там по Ивлеву могло измениться? В голову приходила только одна неприятная мысль — что это что-то, что Воронин мог знать, а ему не положено. Не все тайны полковник мог обсуждать со своими подчиненными.

Но Румянцев не мог взять в толк, какая же тайна может быть связана с умным пацаном, что ее нельзя сообщить капитану КГБ, которому поручена его разработка?

Явно, что он не шпион, тогда бы с ним так не цацкались. Какая работа, какие путевки? Совсем другие бы приказы отдавались — прослушка телефона, тотальная слежка, сбор дополнительной информации. Да и поскольку сам Румянцев никогда в таком не участвовал, не его профиль, то и дело Ивлева точно забрали бы у него.

Но что тогда???

В четверг с утра приехал в университет на экзамен, а у нас митинг у аудитории. Лёха и Женя Булатов яростно агитировали членов стройотряда не делиться ни с кем работой, а всё сделать самим, даже, если придётся работать два месяца до самого начала второго курса.

— Меня Женька убьёт, — простонал оказавшийся рядом Брагин.

— Почему? — удивился я.

— Нас родители в путешествие за границу хотят отправить. Собирались сразу после свадьбы, еле уговорил их перенести на месяц. Чтобы после стройотряда поехать. Женька на меня обиделась, ей хотелось сразу после сессии и отправиться. А если я ей сейчас скажу, что вообще не поедем, это будет скандал. Тут уже и родители обидятся, — махнул он расстроенно рукой.

Как у вас, у богатых, всё сложно, — подумал я, а вслух сказал:

— Не расстраивайся, может и успеете ещё всё за месяц сделать. Это как работать будете. А вообще, конечно, не простую ты девушку в жёны берёшь.

— Вот, и мама всё время это говорит, — грустно сказал он. — Кстати, они с бабушкой на свадьбу приедут, а у меня комната одна… Можно будет им у тебя остановиться на пару ночей?

— Конечно, Костян. Да не переживай ты так, — попытался я подбодрить его. — И кстати… Товарищи, — решил я помочь Лёхе и Булатову. — Появилась одна мысль: если хорошо себя сейчас проявить, то вас будут регулярно приглашать в будущем на разные работы на оба эти предприятия. И не обязательно срочные. На камвольной фабрике намечается серьёзная реконструкция производства. Там работы будет немерено, можно будет договориться о подработке после учёбы по вечерам или по выходным. На самом деле, там на обоих объектах работы полно.

— Так мы и не не против, — ответил Ираклий. — Как себя проявить-то?

— Да это просто, — улыбнулся я. — Вас много, налетели как саранча, всю работу быстро раскидали, сделали все на высшем уровне, сдали, деньги получили и стоите, копытом бьёте: хозяин, новую работу давай!

Послышался смех. Не всё, конечно, будет так легко и просто, но их двадцать, а не шесть, как мы в Святославле работали. Как вспомню, так вздрогну, как выматывались. Это сам себе после говоришь — молодец, и денег заработал, и мышцы нарастил, но первая реакция всегда одна и та же.

Под шумок опять пролез на экзамен в первой пятёрке. Сдал легко, даже сам не ожидал. Преподаватель меня хорошо знал и дополнительными вопросами не мучил.

Выйдя из аудитории, спросил, что со вторым объектом решили?

— Надо конкретный ответ человеку дать, — объяснил я, — когда собираетесь приступить к работе?

— Да как мы скажем-то? — подошли ко мне Лёха с Булатовым. — Мы ж не знаем, как на камвольной фабрике дела пойдут, может мы за один день два сарая на кирпичи разберём, и ещё день на зачистку территории у йдет.

— А там ещё строительство нового корпуса, может, не сразу начнётся, — заметил Лёха. — Я с отцом говорил, там тоже подготовительная работа должна проводиться, разметка фундамента, ещё что-то. Пока они будут размечать, мы на молочный комбинат перейдём.

— Короче, парни, я говорю, что вы начинаете работать двадцать шестого, прикидываете, как идут дела на камвольной фабрике и когда вы сможете освободиться. Только после этого можно будет конкретные сроки объявить. Но вы учтите, что на молочном комбинате, если линию разберёте, то уже никуда не уходите, пока полы в цеху не зальёте. А то останется Москва без кефира, — пошутил я.

— Да это понятно, — кивнул Булатов.

— Ну, хорошо, товарищи! Удачи всем! Я пошёл, меня уже ждут, — попрощался я с группой.