– Это ты-то бык? Я знаю клонов намного покрупнее и постарше тебя.

7900 резко замахнулся кулаком, но не ударил парня в живот, только заставил того сгруппироваться.

– Запомни, умник: если я тебя не бью сейчас, это совсем не значит, что я не могу ударить тебя в любой момент.

– А как же “позор для быка”?

– Как ты метко подметил: я не бык, – а вот эти слова 7900 произнёс сквозь зубы, с заметным раздражением, при этом явно с большей силой сжав шею парня в своих тисках. В этот же момент откуда-то из-за моей спины выбежал новый участник бессмысленного действа: клон женского пола, возраста жертвы. Она с неожиданной силой врезалась обеими кулаками в бок 7900, так, что моему другу явно стало больно – он резко разжал хватку, непроизвольно отпустив шею 11112, и закусил нижнюю губу от резкой боли, но в следующую же секунду взял себя в руки и вновь схватил 11112 за шею, на сей раз положив на неё сзади свою большую пятерню.

– Что, сам отбиться не можешь, подружка отбивать явилась? – с рычанием отозвался 7900.

– Отпусти его немедленно, пока нос цел! – девчонка встала в воинственную позу, подняв перед собой кулаки, и я наконец узнала её – клон 11111. Рядом с ней моментально материализовалась ещё одна девчонка – клон 11110. Я знала их только потому, что 7900 донимал их дружка, а они всегда вступались за него. Ну как они… Она. Клон 11111 однажды чуть всерьёз не разбила красивый нос нашего 7900. В отличие от своей мягкотелой подруги, 11111 всегда такая эффектная в защите своих друзей, что она каждый раз становится интересной даже для меня. В какой-то момент я даже начала подозревать, будто 7900 донимает 11112 не потому, что тот ему интересен, а потому, что ему интересна именно его подружка 11111. Не в сексуальном плане, конечно – девчонке только тринадцать, такие малолетки 7900 неинтересны. Но в плане эмоций, 11111 – настоящий алмаз среди перемолотой щебёнки. Никогда я не испытывала таких ярких эмоций, какие способна демонстрировать она. Если бы более крупные старшие клоны вдруг зажали бы кого-то из моих друзей, я бы, несомненно, попробовала бы предотвратить их нападение, но знаю, что и это делалось бы с моими обычными, отнюдь не ярко выраженными эмоциями. Эта же всегда защищает своих друзей так, будто внутри неё пылает настоящий огонь. Видела я этот огонь всего пару-тройку раз, но каждый раз он так ярко полыхал перед моим взором, что периодически я невольно думаю о нём. Что это за огонь, я никак не могу понять. Но подозреваю, что с клоном 11111 что-то не так. По крайней мере, не так, как с остальными клонами. Вот и сейчас 11111 готовится напасть на 7900, чтобы не просто отбить у него своего друга, но сделать это страстно… Страстно. Вот это слово. Такое странное… Что такое страсть, я могу лишь представлять, а клон 11111 как будто представляет чуть больше, как будто улавливает, а значит, чувствует что-то такое, что мне недоступно. Она точно с дефектом. Но где именно? В какой именно части её организма случилась поломка? Знай я, какая шестерня в ней неисправна, может, тоже надломила бы эту шестерню внутри себя самой. Чтобы почувствовать то, что чувствует она. Вернее: чтобы почувствовать та́к, ка́к чувствует она.

7900 приготовился к бою с девчонкой, 11111, кажется, взвелась в ещё бо́льшую готовность, но мне не захотелось наблюдать за этой стычкой. Не захотелось видеть, как кто-то – ведь клон, как я, ведь не оригинал! – способен испытывать высо́ты таких ярких эмоций, какие, кажется, никогда не будут доступны мне.

– Отпусти его, – привычно холодным тоном обратилась я к 7900.

– С чего бы это? – прищурился парень.

– Отпусти, – без пояснений повторила я.

Хмыкнув, 7900 резко выпустил из своей хватки младшего клона, в локоть которого сразу же вцепилась смугленькая 11110. Я не удивилась реакции 7900 – он безропотно исполняет мои редкие просьбы и ещё более редкие приказы, хотя именно он считается предводителем нашей компании. Всё надеется уломать меня уединиться в специально оборудованной комнате на третьем этаже, никак не поймёт, что я не заинтересована им так же, как и всеми остальными.

11111 разжала кулаки и, не оборачиваясь, отправилась вслед за своими спешащими удалиться друзьями. Я недолго сверлила своим взглядом её спину, но всё же сверлила.

– Странная эта 11111, – встряхнув плечами, пробубнила 8001, явно раздосадованная тем, что я оборвала ей шоу.

7900 рухнул на траву справа от меня, и спустя несколько секунд мы все вновь лежали спинами на газоне, и наблюдали за бегущими мимо облаками:

– Вот это облако похоже на почку, – вдруг сказал 7997, вытянув руку вперёд и указав ею на облако, которое действительно походило на почку.

– А вот это на скальпель, – ухмыльнулась 8001 и добавила со смехом: – Забавно получается: как будто почка гонится за скальпелем, хотя в реальности всё наоборот.

Ох уж эта наша реальность: стерильность на фоне кровавого месива.

– Если бы вам нужно было придумать себе имена, такие, как у оригиналов, какие бы имена вы себе взяли? – вдруг ни с того ни с сего я задала неожиданный даже для себя самой вопрос.

– Ха! – первым откликнулся 7900. – Я бы взял себе имя Ноль.

– Разве это имя? – изогнула брови 8001, перевернувшись со спины на бок.

– Нет, не имя. Но мне нравится.

– Почему? – снова поинтересовалась 8001. Она всегда была заинтересована болтовнёй 7900, потому как была заинтересована им самим.

– Ноль – символ отсутствия. Мне кажется, что я предпочёл бы отсутствовать, чем вообще появляться на этом свете.

– У тебя, как и у нас, не было выбора…

– Да, но если бы был?

– Ладно, пусть будет Ноль, – вздохнул 7997, впервые за последние полчаса подавший голос. – Я бы был не против носить имя Аксель.

– Аксель? – непонимающе повторила 8001, как и я впервые слышащая необычное оригинальное имя.

– Так звали электрика, приезжавшего в Миррор на прошлой неделе, чтобы починить проводку в лаборатории. Молодой парень с роскошной копной золотистых волос на голове.

– Но ты был черноволосым, прежде чем облысел, – заметила 8001.

– Речь ведь не о внешней схожести. Мы имена себе выбираем. Аксель звучит неплохо.

– Хорошо, – вздохнула 8001. – Раз так, тогда меня бы звали Облако.

– Это не имя, – заметил 7997.

– И что?! У 7900 тоже не имя, а раз ему можно, значит, и мне тоже.

– Почему Облако? – закусила губу я, наблюдая за тем, как облако-почка налетает на облако-скальпель. Одну секунду я надеялась на то, что 8001 скажет, будто выбрала себе такое имя потому, что облака вольны лететь куда захотят, но поняла я свою надежду только в момент, когда она разрушилась словами:

– Потому что облака лёгкие, а я как раз вешу меньше нормы. А ещё облака проливаются живительным для земли дождём, совсем как клоны для оригиналов. Ну а ты, 8012?

– Что я?

– Какое имя было бы у тебя, будь ты оригиналом?

Я сдвинула брови к переносице, мой голос звучал привычно прохладно:

– Ещё не придумала.

– Эй, так нельзя! – мгновенно запротестовала 8001, но несмотря на все протесты, имя я себе в этот раз так и не придумала. Потому что личное имя – это что-то очень весомое, значащее, говорящее. Если мне самой и наделять себя именем, тогда я назову себя тем, которое скажет обо мне больше, чем окружающие поймут, меньше, чем я захочу рассказывать о себе, и достаточно, чтобы не только заявить о себе, но отпечататься в душах тех, кому оно встретится.

Говорят, что мы не можем видеть настоящих снов, а те картины, что к нам приходят, когда мы спим – всего лишь воспоминания, пережитые нашими оригиналами до момента нашего сотворения.

Мне часто снится радуга на безоблачном небе. Как будто я лежу на стеклянной лавочке под незнакомым мне деревом, каких не растёт на территории Миррор, и наблюдаю за тем, как прямо над моей головой сияет разными цветами радуга размером от горизонта до горизонта. Я не знаю, что может значить столь яркая картинка. Но всякий раз, когда она приходит ко мне во снах, внутри меня разливается необоснованное спокойствие. Поэтому сдавать кровь в донорский банк в такие дни особенно неприятно – всё спокойствие как рукой снимает, стоит только коротким пальцам, облаченным в прохладный латекс, коснуться моего предплечья с целью вспороть мою тугую кожу остриём иглы. Особенно неприятно, когда забором крови занимается Сигге Хеллстрём – высокий, пожилой лаборант с презрительным взглядом и с неприятной привычкой облизывать губы. Все клоны в Миррор знают о том, что этот лаборант не из простых – он пристаёт к достигшим половой зрелости клонам женского пола и зачастую донимает своих жертв. Лично я не знаю ни одну девушку, которая прямо рассказала бы о домогательствах Хеллстрёма, однако эти слухи очень плотные, так что я не сомневаюсь в том, что в их основе лежат реальные истории всерьёз пострадавших девушек.