8001 – большеглазая азиатка, с небольшим чёрным хвостом на затылке. Я, 7900 и 7997 высокие, а наша подруга 8001 остановилась в росте после двух изъятий, проведённых подряд – её рост составляет всего один метр и шестьдесят сантиметров. 8001 любит хмуриться и кусать до крови губы. Мне она нравится. Не знаю почему. Может, просто выбор невелик.

Нам всем семнадцать. Показатели наших организмов говорят, что они способны просуществовать аж до ста лет. Однако это ложь. Правда заключается в том, что нам крупно повезёт, если мы доберёмся до восемнадцатилетия. У 7900 – одно изъятие:

вена на руке. 7997 – три изъятия: левая почка, все луковицы волос, кожа на спине; 8001 – два изъятия: поджелудочная железа и правая почка. Я – ни одного изъятия. Что со мной не так? Неправильный вопрос. Ответ: с моим оригиналом всё в порядке. Очевидно, до сих пор ей не понадобились мои – её – органы, а значит, она – и заодно всё её окружение, – вполне здорова. Неплохо быть клоном здорового оригинала. Клонов, добравшихся непорезанными до своего семнадцатилетия, можно сосчитать на пальцах двух рук – больше не наберёшь. Я – одна из уникальных везунчиков. Ну не чудо ли?

Как и абсолютное большинство клонов, я не знаю, кто является моим оригиналом. Редкие клоны знают, чьи они. 7997 как будто знал с самого начала своего существования, от кого он произошёл – его оригинал якобы какой-то известный медик, впрочем, имени его мы не знаем. А 8001 узнала о своём оригинале совсем недавно и совершенно случайно – нам проболталась новенькая уборщица, интересная девушка-оригинал, как и 8001 азиатской расы, при этом носящая странное имя – Хё. Она проработала в Миррор всего один месяц, а потом вдруг куда-то исчезла. За неделю до своего исчезновения Хё, при помощи странного портативного устройства, помещающегося в карман ее униформы, показала нам фотографию оригинала 8001. Оказалось, что оригинала 8001 зовут Пан Сок Чхон, она бывшая актриса корейского происхождения – актёрская карьера началась и завершилась в детском возрасте – ныне является популярным бьюти-блогером корейской косметики, имеющим какие-то пятьсот тысяч подписчиков. Мы расспросили Хё о том, что такое "бывшая актриса", "бьюти-блогер" и "косметика", а также что такое "подписчики". Как по мне, в этом списке всё оказалось чем-то пустым и незначительным. К такому же мнению пришёл и 7900. 7997, как и в большинстве случаев, было наплевать (в наплевательстве на происходящее вокруг он превосходил даже меня), а вот 8001 зацепилась за эту информацию. Ей не понравился её оригинал. Пан Сок Чхон – почему имя не двойное, как у всех известных нам оригиналов, а тройное? Как это понимать?..

Следующие пару дней 8001 пыталась доказать нам, что она совсем не похожа на своего оригинала, хотя это было, конечно, далеко от правды – на сей раз правда заключалась в том, что 8001 являлась идентичным дубликатом Пан Сок Чхон. Но мы соглашались с тем, что наша подруга заметно отличается от своего оригинала – чтобы удовлетворить эмоциональные потребности 8001. Так что если бы 8001 начала желать Пан Сок Чхон сдохнуть, мы бы тоже начали этого желать. Впрочем, это ничего бы не изменило: мы можем каждый день желать нашим оригиналам самой страшной предсмертной агонии, а они, не думая о нас изо дня в день, как мы о них, могут вдруг между прочим вспомнить о нас и в сию же секунду предать нас смерти всего лишь одним своим мимолётным изволением. В этом заключается самое главное различие между оригиналами и клонами: у них есть возможность убивать нас, а у нас возможности убивать их нет. Оригиналы трактуют нам это различие следующими словами: "У нас ду́ши есть, а у вас – нет".

Никто из клонов не знает, с чем это связано, но некоторые из нас попали под усиленную программу физической подготовки, наставником которой является вечно ворчащий и хромой на одну ногу Джером Баркер. В усиленную группу входит не так уж и много клонов – всего тридцать, двадцать два из которых мужского пола и восемь женского. В этой группе я самая старшая из девушек, может быть поэтому у меня получается драться на кулаках с крупными парнями даже лучше, чем у них это порой выходит между собой.

Баркер невзлюбил меня за мои ярко выраженные способности. Называет меня выскочкой, достойной первой отправиться на разбор органов. На каждом занятии угрожает мне рекомендацией для Роудрига – якобы будет рекомендовать мою кандидатуру на ближайшие изъятия. Как будто я не знаю о том, что изъятия производятся по воле наших безразличных оригиналов, а не злющих наставников! В ответ я тоже не питаю к наставнику боевых искусств положительных чувств, потому неизменно и выношу из спортзала синяки на всём теле: против меня единственной Баркер может ставить сразу трёх противников – никому другому он такой чести больше не выписывает. Честно говоря, я люблю подраться, пусть и в нечестном бою: трое мясистых клонов против одной меня, вдвое меньшей каждого из них. Отличный способ освободиться от внутренней злости – разбить кому-нибудь нос. Попробуйте. Пусть вас ударят в ответ. Продолжайте бить и тем самым заставляйте бить вас, пока не выбьете из себя, а заодно и из вашего оппонента, всю дурь. Чтобы горячая бордовая кровь из чужого носа густой пеленой обволакивала ваши лишившиеся кожи костяшки – вот как нужно бить. Баркер не допускает кровавых боёв в своём присутствии. За это я не перевариваю его ещё больше, чем за то, что он не выносит меня на ровном месте. Он мечтает разобрать меня на куски – я мечтаю расквасить его физиономию в лепёшку. Мы идеально подходим друг другу: как огонь и вода. В этом уравнении я, естественно, огонь. А он – та жидкость в болтающейся на его поясе фляге, владеющая им, словно оригинал клоном. Каким умалишенным нужно быть, чтобы дать поработить себя самому себе? Бесхребетность, пожалуй, единственный порок, который я не терплю. На все прочие пороки плюю с высокой колокольни.

Сегодня упитый Баркер был особенно жесток – натравил на меня двух коренастых клонов с боевыми дубинками, предоставив мне для защиты только мои голые руки. Не могу похвастаться тем, что в этот раз была хороша: меня здорово избили, пострадали не только плечи, шея и живот, но и спина. Били ожесточенно, без доли жалости и промедления: кто добьёт, тому приз в виде освобождения от стойки в планке – обещание невыспавшегося и жаждущего зрелища наставника дороже золота.

Выйти победительницей мне помогла только злость: отобрав у одного из противников дубинку, я переложила ею всех своих противников, и тем не менее в итоге стояла согнутой в дугу – слишком сильным был последний пропущенный удар в живот. Баркер подошёл и приказал мне запомнить это чувство, но идиот не уточнил, о каком именно чувстве он вёл речь – у клонов притуплен эмоциональный фон, так что стоило миновать моей злости, даровавшей мне победу в поединке, как я снова погрузилась под толщу непроницаемого безразличия. Приказал запомнить… Как будто он может мне приказывать, а я могла бы исполнять его приказы. Идиот. Я – не воин. Я – клон. И Миррор – не поле боя. Миррор – это кратер от взорвавшейся бомбы. Тут некому приказывать, если только ты не настолько тронутый, что решил раздавать приказы ошмёткам мяса.

Не все наставники такие законченные придурки, как Джером Баркер. Мариса Мортон, зверь её дери, умная, сука. Лучше бы была дурой, честное слово. Не столько для клонов лучше, сколько для неё самой. Родилась бы потупее, может, не испоганила бы свою оригинальную душу беспочвенным тщеславием, созидание поставила бы во главе своего внутреннего мира, не начала бы пестовать бесчеловечность, а так… Больно умная, оттого и неинтересная. Всегда знаешь, чего от неё ждать – никакой непредсказуемости, никакого изюма или особенности. Оригинал без оригинальности – парадокс всего существования этой порожней умницы. Отличница, знающая точный год создания письменного пера, ни разу в жизни не видевшая собственными глазами это самое перо. За-черст-ве-лый-и-про-пав-ший-су-хо-фрукт. От такого может и затошнить, если у кого желудок не из крепких. У меня вот желудок крепче не придумаешь – хоть сейчас разрезай мне брюхо, запускай в него скользкие пальчики, облачённые в беленькие латексные перчаточки, вынимай этот ценный орган любопытными ручками и вживляй его в более одушевлённое, а значит, более нуждающееся в нём существо. Ммммм… Я почти увидела свою кровь на чужих руках. Чудненько как. Мой желудок в будущем всерьёз сможет переваривать пищу для чужого кишечника, чтобы тот мог гадить без чувства дискомфорта и стыда. Может, гвоздь проглотить?.. Суть такого рода суицида: раз вы считаете, что я не могу принадлежать себе – выкусите и подавитесь тем, что и вам принадлежать я не буду. Ничья. Хм… Может, так и поступлю в итоге. Пожалуй, вернусь к этой идее накануне своего первого изъятия. Сколько там у меня осталось времени до момента моего насильственного умерщвления оригинальным обществом? Не важно. Суицид – дело незамысловатое, много времени не нужно, чтобы с дуру кончить себя.