Судья не в черной мантии. Это женщина, она в брючном костюме в стиле Хиллари Клинтон и выглядит довольно строгой. (Мама сказала бы, что я плохая феминистка, ведь раньше мне и в голову не пришло, что судья может оказаться женщиной. Я все время представляла себе пожилого мужчину.) Если бы судья была учительницей, то из тех, кого большинство учеников боится. А мне нравились такие учителя. И я ходила у них в любимчиках. Сейчас я упорно гляжу в стол, пока судья говорит:

— Мы собрались здесь, чтобы установить, причинила ли Ханна Элизабет Голд противоправный и намеренный вред Агнес Смит, приведший к тяжелым травмам.

Я поднимаю взгляд, ожидая, что судья посмотрит на меня и спросит, признаю ли я свою вину, как обычно бывает в фильмах и сериалах. Однако она садится, а за ней и все остальные. Судья смотрит на другую сторону стола, ожидая, когда кто-нибудь возьмет слово.

Первым вступает адвокат Смитов.

— Жизнь Агнес Смит никогда не будет прежней, — начинает он.

Мне трудно сконцентрироваться. Последние два месяца я в основном снова и снова перечитывала одни и те же книги, которые и в первый раз особых мыслительных усилий не требовали. Сеансы с Легконожкой не превышали получаса, и ее реплики длились не более пары минут. С августа я не смотрела сериалов и не посещала занятий. Я разучилась внимательно слушать.

Вот что мне удается уловить из речи мистера Кларка.

Сначала он представляется как адвокат Агнес. Если точнее, адвокат ее родителей, но сложно об этом помнить, поскольку он объявляет: «Я говорю за Агнес, потому что она за себя говорить не в состоянии». Дальше он описывает жизнь Агнес до несчастного случая.

Отличница.

Послушная дочь.

Любящая сестра.

Верная девушка.

Он показывает открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления, которую смастерили сестренки Агнес.

— Ее сестры сейчас дома, в Северной Дакоте, — говорит мистер Кларк, — и расставание тяжело сказывается на родителях Агнес. Они вынуждены делить время между тремя дочерьми и в результате влезли в долги, оплачивая перелеты между домом и Калифорнией. Еще не вполне ясно, сколько продлится лечение Агнес и до какой степени восстановятся функции мозга.

Затем он продолжает:

— Даже после выписки из больницы Агнес предстоят долгие годы физической, речевой и реабилитационной терапии. И даже если девочка сумеет двигаться и говорить, как до падения, ее личность может измениться в непредсказуемом направлении. Травма головного мозга способна повлиять на жизнь пациента миллионами разных способов.

Мистер Кларк перечисляет возможные долговременные последствия: потеря памяти, трудности с концентрацией, снижение выносливости, хронические боли, проблемы со зрением, судороги, бессонница, подавление аппетита, перепады настроения.

— И это лишь некоторые вероятные итоги травмы, — заключает он. А потом добавляет: — Но давайте посмотрим, через какие страдания уже пришлось пройти Агнес Смит. После происшествия Агнес две недели провела в коме. Доктора не были уверены, очнется ли она вообще.

И дальше:

— Нейрохирургу пришлось сверлить трепанационные отверстия в черепе, чтобы снизить давление на мозг.

Дальше:

— Когда она наконец пришла в себя, то не могла говорить.

Дальше:

— Агнес научилась общаться с помощью моргания и нечленораздельных звуков.

Дальше:

— Она не может самостоятельно подняться с кровати, чтобы справлять физические потребности.

И наконец:

— Две недели назад после долгой интенсивной терапии Агнес произнесла первое слово после трагедии. — Он делает паузу: — Мамочка.

У миссис Смит вырывается глухой стон. Мистер Смит в упор смотрит на меня.

Я опускаю взгляд на собственные руки. Мне даже не сказали, что Агнес очнулась.

Может, отец Агнес видит разницу между мной и дочкой: я способна ходить, разговаривать, пользоваться туалетом.

Но я невольно замечаю, сколько у нас с Агнес общего: мы обе с августа не выходили из больницы.

Может, ее перевели в другую палату, с зелеными стенами, как у меня.

Как и у меня, у Агнес наверняка давно пропал даже намек на загар. Впрочем, у Агнес кожа в принципе не темнела, а только обгорала, сколько защитного крема на нее ни переводи. Интересно, она теперь еще бледнее, чем во времена нашей дружбы? Интересно, веснушки за правым ухом и на тыльной стороне левой руки стали ярче или тоже потускнели? Пепельные волосы пожелтели взаперти или стали даже светлее?

Я поднимаю руку и оборачиваю вокруг пальца прядь волос, пытаясь понять, изменился ли их цвет.

Как и я, Агнес не может встать и пойти в туалет, когда захочется.

Мы обе не можем взять телефон и позвонить родителям, друзьям или даже адвокату, если появится такое желание.

Мы обе не посылаем эсэмэсок и электронных писем.

Мы обе вовремя не начали последний учебный год старшей школы.

У нас обеих мозг работает не так, как у других людей.

Нам обеим доктора поставили диагноз. Диагноз Агнес (черепно-мозговая травма) обозначается сокращением: ЧМТ.

Похоже, теперь у нас с ней даже больше общего, чем при первой встрече.

Мистер Кларк говорит, что за несколько недель до происшествия — я замечаю, что он ни разу не сказал «несчастный случай», только «происшествие», «трагедия», «травма», — Агнес позвонила родителям и выразила беспокойство душевным состоянием соседки по комнате.

Мистер Кларк протягивает руку, и миссис Смит подает ему телефон.

— Позвольте воспроизвести голосовое сообщение, которое Агнес оставила матери четырнадцатого июля.

Голос Агнес заполняет комнату. Под столом я скрещиваю и снова выпрямляю ноги. Конференц-зал оборудован кондиционером, как и палаты в больнице, но мне жарко. Я сжимаю колени и чувствую, как потею.

«Передай Мэтту привет, скажи, я скучаю. Я вчера стала рассказывать о нем Ханне, но она не любит говорить о парнях. Думаю, она стесняется, потому что у нее бойфренда никогда не было. Кажется, она разозлилась, что я вообще завела о нем разговор».

Я снова скрещиваю ноги, цепляясь правой ногой за левую лодыжку. Я злилась не из-за Мэтта. Я вообще о нем не знала. Когда Агнес упомянула своего парня, я не хотела ничего слышать, поскольку решила, что она имеет в виду Джону.

Мистер Кларк опять включает телефон:

— Еще одно сообщение. Агнес оставила его миссис Смит тридцать первого июля: «Привет, мамочка, это я. Сегодня Ханна снова говорила сама с собой, но на этот раз обо мне. Тут ведь нет ничего страшного, да? Многие люди разговаривают сами с собой. Ты не беспокойся. Девочки из общежития считают, что она просто немного странная».

Помню тот день. Я не сама с собой говорила. Я говорила с Джоной: объясняла, почему он должен выбрать меня. Да, в разговоре прозвучало имя Агнес. И да, возможно, я перечисляла ее недостатки. Но говорила я не сама с собой.

Джона сказал: «Знаю, тебе тяжело. Мне тоже тяжело».

Мы сидели рядышком, наши головы почти соприкасались, так что мы не сразу заметили, что Агнес стоит в дверях. Джона вскочил, соврал, будто ему надо заниматься, и так быстро ретировался, что Агнес даже не успела ничего ему сказать.

Но она бы ничего ему не сказала, даже если бы он остался.

Как и Люси, его вообще там не было.

Мистер Кларк опускает телефон. Они могли включить еще какую-нибудь запись. Я слышала, как Агнес оставляла кучу сообщений, — например, про то, что мы собираемся вместе поступать в Барнард. Или про то, как ей хочется спать, потому что мы опять всю ночь проболтали. Но эти сообщения, видимо, не укладываются в линию обвинения.

Мистер Кларк поднимает папку с историей болезни:

— Когда Агнес доставили в больницу, Ханна Голд вела себя агрессивно, что могло еще больше сказаться на состоянии пострадавшей.

Я открываю рот, чтобы возразить — я бы ни за что так не поступила! — но Легконожка кладет мне руку на запястье.

— Скоро придет наша очередь высказаться, — шепчет она мне.