— Пора идти, Ханна. — Надо мной стоит санитар, имени которого я не помню, хотя он (очевидно) знает мое имя. Я киваю и встаю, чуть не спотыкаясь о скамейку.

— Осторожнее, — говорит он, подхватывая меня. Мне хочется отшатнуться, но я сдерживаюсь. Еще доложит доктору Легконожке. Я представляю, как она заносит инцидент в мою историю болезни: «Ханна Голд избегает прикосновений безымянных незнакомцев».

Во внешнем мире это сочтут здравым смыслом. Здесь — симптомом.

Я смотрю в пол, хотя не сомневаюсь, что Люси сейчас пытается поймать мой взгляд через всю столовую. Она хочет знать, сработал ли наш план. Она хочет, чтобы я кивнула, подмигнула или улыбнулась ей.

Но мне неохота ни кивать, ни подмигивать, ни улыбаться.

Королева не даст мне снова воспользоваться телефоном, пока я не смогу предложить что-нибудь взамен.

«Бесплатно только первый раз».

Я достаточно знаю о королевах класса, чтобы это понимать.

Этап первый: принять решение вызволить Люси.

Этап второй: придумать план побега.

Этап третий: принять на веру, что верный поклонник Люси готов пойти на любой риск, чтобы вовремя отвезти ее на пробы.

Этап четвертый: убедить Королеву одолжить нам телефон, чтобы отправить сообщение вышеупомянутому поклоннику.

Этап пятый: помочь Люси сбежать.

Сегодня шестнадцатое сентября.

Наступает пятый этап.

По окончании обеда пациентки собираются у лестницы: половина поднимается в палаты, половина спускается на первый этаж. На лестнице свет тусклее, чем в столовой. Я так привыкла к ярким флуоресцентным лампам, что глаза адаптируются не сразу. Санитары называют имена девушек с территориальной привилегией.

Но тех, у кого привилегии нет, не перечисляют. Нас просто ведут вверх по лестнице.

Мы с Люси примыкаем к группе привилегированных девочек и проталкиваемся в центр. Я считаю: их семеро.

— Мне страшно, — шепчет Люси.

— В худшем случае нас поймают и отправят обратно в палату. — Я пытаюсь говорить спокойно, но сердце колотится. Мы обе знаем, что есть сценарий и похуже: у нас отберут привилегию на обед. Запретят мыться в душе. Отнимут книги.

— Я о другом. Я не танцевала с тех самых пор, как попала сюда. Совсем расклеилась. Наверняка провалю пробы.

— Не провалишь.

Я тянусь к ней и беру ее за руку, переплетая пальцы. Я не ходила за руку с лучшей подругой с шестого класса. У Люси теплая ладонь. Я крепко ее сжимаю.

У подножия лестницы группа поворачивает налево. Дверь в конце глухого коридора открыта. Снаружи такое яркое солнце, что я даже не замечаю ламп над головой.

Мы идем следом. Вдруг Люси тянет меня назад.

— Ты куда? — шепчу я. Это против плана. Надо идти за привилегированными пациентками.

— Смотри, — показывает Люси.

Девушки по очереди выходят на улицу. У дверей стоит санитар и проверяет у каждой браслет, прежде чем выпустить наружу.

Так нам не выбраться.

Надо сваливать, пока нас не засекли.

Я беззвучно чертыхаюсь.

— Следующая, — говорит санитар. К счастью, он смотрит вниз на браслеты, которые сканирует. Но в группе осталась только одна девушка.

Без прикрытия становится очевидно, что мы с Люси находимся в неположенном месте.

Люси тянет меня за собой обратно.

Я хочу спросить, что она задумала, но санитар может услышать.

Поэтому я беспрекословно следую за ней.

Люси проводит меня по другому глухому коридору без окон, вдоль которого выстроились закрытые двери. В конце аварийный выход.

— Эту дверь нельзя открывать, — шепчу я. — Сработает сигнализация. — Я останавливаюсь и указываю на табличку, где это написано.

А вдруг Люси проигнорирует предупреждение? Рванет наружу, прежде чем ее хватятся, и спрячется в лесу, пока за ней не приедет Хоакин. Тогда поймают только меня, еще внутри. И накажут только меня, отобрав те права, которые я успела заслужить.

Я искоса оглядываю соседку. Бросит ли она меня тут?

Люси крепче сжимает мою ладонь.

Внезапно она тащит меня вбок. Из ближайшей двери, прямо перед нами, кто-то выходит. Мы изо всех сил прижимаемся к стене, будто стремясь с ней слиться.

Женщина в желтом халате — наверное, медсестра — закрывает за собой дверь и, даже не взглянув в нашу сторону, направляется к аварийному выходу. И открывает его.

Сигнализации нет.

Она тянется к карману халата и достает сигареты с зажигалкой. По воздуху разливается запах дыма.

Одну сигарету она курит чуть ли не целый час.

— На обратном пути она точно нас увидит, — шепчу я отчаянно.

Люси кивает, а затем тянет меня в обратную сторону, к лестнице. На секунду мне кажется, что она готова признать поражение и вернуться в палату, однако Люси садится на корточки у нижних ступенек. Медсестре придется хорошенько присмотреться, чтобы нас здесь заметить.

Мы выглядываем в коридор. Медсестра приканчивает сигарету, бросает окурок на землю и тушит носком черного ботинка.

Вернувшись в здание, она моргает. Готова поклясться, она нас заметила. Люси наклоняет голову, и темные волосы падают вниз, скрывая лицо.

Медсестра проходит по коридору. Я считаю шаги.

Раз, два, три, четыре.

Сестра останавливается. Вот сейчас сорвется с места и побежит к нам.

Вместо этого она заворачивает в ту же дверь, из которой вышла пять минут назад.

— Погнали. — Люси хватает меня за руку и бежит вперед. Наши тапочки шуршат и скользят по линолеуму.

Люси на секунду замирает, когда мы достигаем двери, а затем рывком ее открывает. Переступив порог, она триумфально вскидывает руки вверх. Я зажимаю ей рот, пока она не заорала от восторга.

Солнце греет. Я смотрю вверх.

Свет ослепляет. Я моргаю, но глаза никак не привыкнут. Я опускаю взгляд к земле, гадая, привыкну ли снова к солнцу.

Нас обдувает ветерок. Настоящий, не кондиционированный.

По телу пробегает приятная дрожь.

— Давай быстрее. — Я держу дверь открытой, чтобы случайно не захлопнулась.

Люси медлит:

— А бежим со мной? Моральная поддержка мне не помешает.

Соблазнительно. Я вдыхаю запах травы, листьев и деревьев. Одной ногой переступаю порог. Земля под подошвой мягкая. Настоящая земля, не линолеум.

— Ну как, идешь? — настаивает Люси.

Я убираю ногу обратно:

— Лучше останусь. Сегодня после обеда у меня сеанс с Легконожкой. Надо держаться плана.

Мое присутствие — важная часть схемы. Легконожка, скорее всего, не обратит внимания, что Люси нет в комнате, когда придет ко мне на послеобеденный сеанс: обычно в это время у Люси арт-терапия. И, как мы надеемся, «преподавателей» арт-терапии не сильно встревожит отсутствие Люси. По ее словам, пациентки постоянно пропускают занятия — потому что потеряли привилегии или находятся на лечении. (Правда, она точно не знает, что подразумевается под «лечением».) Это так часто случается, что учитель даже не следит. Во всяком случае, так мне сказала Люси.

Но Легконожка точно заподозрит неладное, если меня не будет в палате во время сеанса.

— Иди, — шепчу я.

Люси больше не медлит.

Я стою в дверях, прикрыв глаза рукой, и провожаю ее взглядом. Люси мчится в сторону леса; длинные, почти черные волосы развеваются плащом у нее за спиной. Она скидывает тапочки и бежит босиком. (Люси уверяет, что Хоакин сам догадается захватить ей запасную обувь и сменную одежду.)

Даже бег у нее похож на танец. Она касается земли лишь кончиками пальцев, грациозно перетекая из одного шага в другой.

Зря она волновалась, что провалит пробы. Она готова.

Я улыбаюсь.

И делаю еще один шаг наружу. Не могу удержаться.

Потом еще один шаг, и еще один, и теперь дверь держится на самых кончиках пальцев.

По-моему, я чувствую запах океана за углом здания.

Сентябрь в горах Санта-Круз совсем не похож на сентябрь у нас дома, в Нью-Йорке. Солнце ярко светит над головой, воздух свежий и прозрачный, а не тяжелый от влажности, как бывает в такое время года в Нью-Йорке, где теплая погода держится почти весь сентябрь. В небе ни облачка, ни намека на дождь на горизонте.