Алекс сделал короткую паузу, но не дождался от брата никаких возражений. Он уже не пытался ни от чего отпираться.

— Тебя уломали на эту аферу за соответствующее вознаграждение и обещания стать вывеской якобы медицинского открытия, которое было очень на руку отцу Синицыной. Он под это дело свою диагностическую аппаратуру насобачился живо толкать. Пока суть да дело, пока ты со своими работали и диссертациями возился, свой метод патентовал, его продажи поползли вверх. Всего-то и надо было — симулировать ребёнку заболевание, которое ты якобы успешно лечил. Даже вспотел от натуги, как сложно давалось лечение. А эти твари прикрывали все твои телодвижения. Всем хочется власти и денег… у людей ни черта не меняется.

Алекс медленно выдохнул после несвойственного ему длинного монолога. И только сейчас почувствовал, как же он, мать его, сильно устал за всё это время.

Он сказал всё, что хотел. Дальше в дело включатся специалисты. Они за это деньги получают. А у него — другие заботы. И они больше никак не связаны с младшим братом.

— Ты… погоди, Алекс, ты не понимаешь… — забормотал Егор в спину покидавшему его кабинет старшему брату. — Это… это ведь никому вреда не принесло! Мальчика ничем таким и не пичкали! Обыкновенные пустышки. Плацебо!

— Плацебо, — выплюнул Алекс, обернувшись. — Которое вызывало нужную вам, пусть и кратковременную реакцию. Для чего, твою-то мать? Егор, для чего?

— Это… это моя карьера.

— Нет, — покачал головой Алекс и взялся за ручку двери. — Нет, Егор. Это уже не карьера. Это — статья.

Слова врача до сих пор звенели в моих ушах.

А я всё никак не могла им поверить.

«Ваш сын совершенно здоров».

Совершенно. Здоров.

От неожиданного, неимоверного облегчения я едва не грохнулась в обморок. Какое-то время медленно водила головой из стороны в сторону, словно во сне.

Это как несколько лет волочь куда-то в гору громадную тяжесть и в какой-то момент настолько сжиться с этой тяжестью, что временами её уже не замечаешь. Она становится частью всей твоей жизни

А потом в один прекрасный момент с тебя эту тяжесть неожиданно и безо всякого предупреждения снимают. От непривычного облегчения теряешь равновесие и попросту валишься наземь. Ошалелая, до конца ничего не осознавшая и втайне страшащаяся, что сейчас на твои плечи ляжет новый груз.

— Совершенно здоров?.. — прошептала я, почти ожидая, что благообразный мужчина с аккуратной бородкой, чем-то похожей на чеховскую, вдруг извинится за то, что с вердиктом ошибся. — Совершенно?

Обладатель бородки с улыбкой кивнул.

— Так… лечение помогло?.. Я… извините, я ничего не понимаю.

— Кгм… Лечение, — он перелистнул несколько страниц лежавших перед ним на столе бумаг. — Лечение, судя по всему, и не требовалось.

— Н-не требовалось?..

Я переспросила. Потом ещё раз. И ещё.

К концу нашего сумбурного диалога доктор косился на меня с подозрением и уже пытался скрыть за улыбкой некоторую неловкость.

Нас выручил заглянувший в кабинет Алекс Муратов.

Завидев его, я вывалилась из этого порочного круга уточнений и переспрашиваний… попросту разрыдавшись.

Надсадно и до крайности безобразно.

Никогда бы и не подумала, что слёзы счастья и радости могут быть настолько обильными и горючими. Я словно оплакивала эти последние несколько дет, прожитые в тисках нервозности, переживаний и напряжённого ожидания — какую же ещё беду уготовит мне судьба.

Я не могла поверить, что всё позади.

До тех пор, пока из кресла посетителя меня не выудили сильные руки и не повели прочь из кабинета.

Алекс прижимал меня к себе, а я уткнулась ему в грудь, бессовестно размазывая по его свитеру слёзы.

Краем уха слышала обрывки разговора у меня над головой — Алекс успел побеседовать с доктором, прежде чем вывести меня за порог и усадить на кожаный диванчик в коридоре.

А потом, словно из ниоткуда, мне на шею бросился Лёшка.

И всё потонуло в новом потоке слёз и моих едва слышных причитаний.

— Мам, так я… Мне теперь можно будет и на улицу? И снова в школу пойти?

Я лихорадочно кивала и сейчас была совершенно беззащитна перед любой его просьбой. Пусть бы Луну у меня попросил, я и то, наверное, всерьёз задумалась бы, как ему её достать.

— Думаю, самое время взяться за исполнение этих желаний, — раздался у меня над головой голос Муратова. — Можем все вместе выйти на улицу. Свежим воздухом подышать. Нина, тебе это нужно.

Не принимая никаких возражений, он помог мне надеть куртку, в которую я влезала так неуклюже, будто забыла, как это делается.

— Как такое возможно? — я подняла на Муратова взгляд, плюнув на распухшее от слёз лицо.

— Дома всё расскажу, — буднично пообещал мой спаситель.

Я схватила Алёшку за руку, сжала её в своей, присела перед ним на колени.

— Ты же не против, если мы у Александра Михайловича пока поживём?

Лёшка бросил застенчивый взгляд мне за спину, на Муратова, и явно воодушевившись тем, что увидел, мотнул головой.

— Нет, мам. Не против.

А спустя каких-то полтора часа, отправив Лёшку с прислугой знакомиться с домом и его комнатой, Алекс усадил меня на диване в главной гостиной и всё рассказал.

— Они… ты их… это же теперь…

— Само собой, — хмуро кивнул Муратов. — Это дело подсудное.

— Он твой брат. Твоя единственная семья, — пробормотала я, упёршись взглядом в свои пальцы, комкавшие край свитера.

— Он — преступник, выбравший своей жертвой ребёнка, — в тихом голосе Муратова слышалась затаённая ненависть. — И он за это в ответе. Как и его сообщница. Все, кто был вовлечён в эту аферу, понесут наказание. Это я могу тебе обещать.

Я медленно выпустил воздух из лёгких, понимая, что мне потребуется некоторое время, чтобы переварить всё услышанное. Чтобы свыкнуться с мыслью, что с Лёшкой всё хорошо.

— Я… если честно, я даже не знаю, как реагировать. У меня голова идёт кругом…

— Никак, — Муратов сидел в обманчиво расслабленной позе, но я видела, что и ему всё случившееся далось нелегко. — Просто наконец-то позволь себе выдохнуть. И отдохнуть.

— Не могу, — покачала я головой и бросила робкий взгляд из-под слипшихся от рыданий ресниц. — Я же… я ещё твоё панно не закончила.

— Тебе… тебе нравится?

Оглядываюсь на него в нерешительности.

Алекс стоит позади, в нескольких шагах от меня. Его оценивающий взгляд скользит по выстроенным в ряд полотнам.

Я постаралась, чтобы с фото на холст перешла вся чувственность и беззащитность женского силуэта.

И, мне кажется, удалось — в мягком свете дизайнерских ночников незнакомка с картин оживала. Молча и таинственно предлагала насладиться не столько тем, что открывалось взгляду, но и тем, что надёжно скрывалось в фантазиях зрителя.

— Очень.

Я послала ему робкую полуулыбку и отвела взгляд.

В доме после нескольких дней шумного переезда и нашего с сыном привыкания к новому месту было до небычности тихо.

В это трудно поверить, но Лёшка уехал в кино в компании… Инги. Она сама вызвалась сопровождать пританцовывавшего от нетерпения сына, которому страсть как хотелось наверстать упущенное. Кажется, они собирались остаться на пару сеансов.

Я не могла ему отказать.

Поэтому, напоследок таинственно нам улыбнувшись, Инга повела Лёшку наслаждаться радостями социализации и поп-корном с карамелью.

«Мам, я объедаться не буду. Но я ж ведь ни разу с карамелью не пробовал!»

И они уехали.

А мы остались одни.

Самое время было сдать заказчику работу и начать задумываться о будущем. Где и как мы будем жить. Да и новые заказы самое время искать…

— Она словно живая, — его голос звучит слишком близко.

И почему-то я боюсь снова к нему обернуться.

Стою и смотрю на панно. Делаю вид, что ничего не замечаю.

— Рада, что ты оценил. Значит… кхм… можно считать, мы с этим покончили?