Но теперь Марьяне совершенно не хотелось ни о чем думать. Хотелось просто ехать. И молчать. С человеком, с которым она чувствовала себя в безопасности.

Только вот он ей такой возможности не предоставил. Герман Тамм обвинил ее в том, что она по заказу каких-то заинтересантов стала раскапывать эту историю с Максимовым. Совсем с ума сошел!

– А куда мы едем? – ушла от ответа Марьяна.

– Ко мне.

– Зачем? То есть… Зачем туда еду я?

– Вы хотите вернуться в свою квартиру?

Марьяна вздрогнула, вспомнив грязные следы, книги, горы одежды и прочих вещей на полу.

– Нет.

– Ну вот.

Марьяна не понимала, что значит это «Ну вот».

– Я могу переночевать у Тани. Это моя подруга. Или в гостинице.

– Нет.

– Почему?

Он некоторое время молчал, а Марьяна любовалась на чеканный профиль.

– Вам ответ не очевиден? – наконец произнес Тамм.

Он был Марьяне очевиден. Но она помотала головой.

– Если вам никто не заказывал это расследование… если ваши наниматели не гарантировали вам безопасности…

- Нет у меня никаких нанимателей! Кроме Тимура, а он к этому не имеет никакого отношения!

– … тогда вы в опасности, – как ни в чем не бывало продолжил Тамм. – И не должны находиться там, где до вас могут добраться. По крайней мере, сегодня.

– А… – Марьяна несколько раз тяжело сглотнула. В слова Тамма она теперь верила почему-то безоговорочно. – А что будет потом? Завтра? Что будет завтра?

– А завтра я переговорю с нужными людьми, объясню, что за вашим интересом к этой истории не стоит ничего и никого важного, и что это вы по глупости полезли в это дело, и что вы больше не будете, а будете хорошей девочкой и вообще забудете про эту историю. Так ведь?

Марьяна медленно кивнула.

– А вам поверят?

– Я умею быть убедительным.

Дальше они ехали молча. В голове у Марьяны начала завариваться какая-то совершенно несусветная каша. Вернулся страх. Понимание, что она из-за своей паталогической увлеченности персоной Германа Тамма умудрилась вляпаться в какую-то объективно неприятную историю. Что ей в самом деле угрожала реальная опасность. Что люди, которые разнесли ее квартиру сегодня, точно так же легко могли поступить аналогичным образом не с квартирой, а с ее хозяйкой. И что человек, который сидит сейчас рядом за рулем своей наверняка дорогой и крутой машины – решает ее, Марьяны, проблемы. Почему-то.

Марьяна сглотнул тяжелый комок в горле. Ну вот, опять слезы. Она сегодня уже плакала – когда бродила как неприкаянная по торговому центру. Плакала тихонько, оттирая пальцами сдерживаемые слезы, которые все равно приливались. Господи, она наверняка похожа на пугало.

Марьяна полезла в сумочку – там есть и влажные салфетки, и пудреница с зеркальцем.

А выудила она оттуда… трусы.

Машина остановилась на светофоре. Марьяна повернула голову и увидела, что Герман смотрит на нее. Точнее, на предмет в ее руках. Марьяна, не вполне отдавая себе отчет, что делает, растянула на пальцах трусы. Миленькие, черные, кружевные. Совершенно не помнит, как покупала их.

– Что это?

– Вы не знаете, как выглядят женские трусы, Герман Гергардович?

– А ты всегда носишь трусы в сумке?

– Нет. Я их купила. Ты же сказал купить трусы.

Он какое-то время смотрел молча на нее – а потом расхохотался. Это было так неожиданно, что Марьяна вздрогнула. У Германа Тамма оказался красивый смех – низкий, мужской.

– Однако, – выдохнул он. Машина снова тронулась. – Когда ты послушно выполняешь, что тебе говорят – это производит просто сногсшибательный эффект.

Это его слова произвели на Марьяну сногсшибательный эффект. Во-первых, это почти интимное «ты». Во-вторых, она вдруг с изумлением обнаружила, что ей остро хочется быть послушной. Конкретно для Германа Тамма. Мамочки, она ведь никогда это слово – «послушная» – к себе даже не думала применять. В-третьих, она, оказывается, может произвести сногсшибательный эффект на этого жесткого и неприступного мужчину.

Голова у Марьяны начала снова кружится, но совсем по другому поводу.

– Я что-то не пойму, мы на ты или на вы, – пробормотала Марьяна. Голос звучал для нее непривычно хрипло и как-то неуверенно.

– В процессе перехода, – невозмутимо ответил Тамм. – Сейчас приедем домой, бахнем рому на брудершафт – и переход будет совершенно окончательно.

Марьяна не ответила. Она постепенно осознавала, что эту ночь проведет с Германом Таммом. По крайней мере, в одной квартире с ним. Да кто бы ей такое еще утром сказал… А она тут похожа на чучело. Марьяна покосилась на трусы в своей руке – и затолкала их обратно в сумку, а вместо них достала-таки пудреницу и салфетки.

Так. Ну, не так уж все и страшно, как она думала. Марьяна убрала немного обсыпавшейся туши, припудрила нос. Тамм хранил молчание и никак не комментировал ее прихорашивание. Но, впрочем, наверняка что-то подумал. Что это все ради него.

А вот и нет!

А вот и…да.

– Удивительно… – пробормотала Марьяна. Она чувствовала, что молчать просто не в состоянии. – У меня таки будет шанс узнать то, ради чего я затеяла все эти розыски.

– А, так вы мне все же скажете? И что же это? Что вы хотели узнать?

– Какого цвета у вас трусы, и что вы едите на завтрак.

Тамм сначала закашлялся. Всерьез. Так, что потом долго не мог отдышаться.

– Вы это серьезно? – он не отрывал взгляд от дороги.

– Абсолютно.

– А… зачем вам это?

– А затем.

– Аргумент, – после паузы невозмутимо согласился он. – Ну что же, давайте не будем тянуть с этим. Темно-синие. На завтрак сегодня была овсянка, яйцо, хурма и зеленый чай.

– Господи, звучит как завтрак какой-то фитоняши! – Марьяна тут же вцепилась в возможность поговорить на какие-то отвлеченные темы. Не связанные с погромом квартиры, причинами и следствиями и прочим таким же серьезным. – А где же яичница с беконом, свежевыжатый апельсиновый сок и кофе?

– У меня язва.

– Да ладно?! У тебя – язва?!

Он усмехнулся.

– Чтобы к сорока шести годам не нажить себе какой-нибудь хронической болезни – надо очень правильно относиться к своему здоровью с молодости. И не позволять себе всяких глупостей.

– А ты позволял?

– Позволял. Теперь вот вынужден соблюдать диету. По-стариковски.

– Герман, прекрати! – он вздернул бровь – то ли на обращение по имени и на ты, то ли в целом.

– Что именно?

– Напрашиваться на комплименты.

Глава 7.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Видишь, как полезна овсянка на завтрак.

Марьяна едва сдержала улыбку. Вот оно. Фирменное чувство юмора Германа Тамма. Внезапно и без предупреждения. Это так… так здорово. И очень волнует. Как и его внезапная откровенность.

– А как же… а как же ты собрался пить ром, если у тебя язва?

– А вот крепкий алкоголь мне как раз можно. В отличие от слабоалкогольных напитков. Мне пиво нельзя, а водку – пожалуйста.

– Прекрасная диета!

– Мне нравится.

Марьяне казалась, что на ее лицо все же просачивается рассеянная и довольная улыбка. Дальше они ехали молча. Но за то время, которое автомобиль Германа Тамма преодолел расстояние от торгового центра рядом с домом Марьяны до паркинга в элитном жилом комплексе, где жил сам Герман Тамм, между ним и Марьяной что-то неуловимо поменялось. Неуловимо и необратимо.

***

Марьяна даже не стала скрывать свое любопытство относительно того места, где жил Герман Тамм. От людей с его уровнем доходов скорее ожидался дом где-нибудь в элитном коттеджном поселке. Но Герман жил в квартире. Разумеется, в жилом комплексе премиального класса. Наверное, загородный дом – это все-таки для семьи. А он – один. И даже взрослый сын живет отдельно. Правда, в жилом комплексе классом чуть скромнее.

Они молчали. Марьяне вдруг стало казаться, что Герман устал. По крайней мере, сейчас, в ярко освещенном лифте, его лицо казалось ей хмурым. Но ведь и в самом деле, уже вечер, причем поздний, если человек рано встал – а Герман Тамм, очевидно, встает рано – то он и в самом деле устал за этот долгий день. А тут еще и она… со своими проблемами.