***

Когда она вдруг качнулась к нему и прижалась, Герман обнял ее. Как давно не обнимал женщину. Как вообще давно никого не обнимал. Он стоял, прижимал к себе Марьяну и, как дурак, пытался вспомнить, когда он кого-то в последний раз обнимал. Наверняка, это был Костя, но когда это было, сколько лет назад?

А сейчас он обнимал женщину. Он сразу же и рефлекторно обнял ее. Обнял тем самым движением, которым мужчина обнимает женщину, которую берет под свою защиту. Оказывается, он это помнил.

Как же далеко ты залезла в мою жизнь, Марьяна Левандовская. Только злости уже не было. Он смотрел в ее светловолосую макушку, чувствовал, как она слегка дрожит – и не находил в себе ни капли злости. Вот тревога – тревога была. Что-то начбез не звонит. Долго они. Неужели нашли что-то? Или какая-то внештатная ситуация? Но в любом случае стоять здесь смысла нет.

Герман опустил руку и нашел ладонь Марьяны.

– Пойдем.

И она пошла. Молча. Не задав ни одного вопроса. Только в руку его вцепилась намертво.

Чудеса.

***

Начбез позвонил, когда они сели в машину.

– Все чисто, Герман Гергардович.

– Чисто? – уточнил Герман. – В квартире чисто?

– Так точно. Разгромить разгромили, но ничего не подбросили, – Герман едва слышно выдохнул, а начбез продолжил: – Полицию подключаем?

– Не надо. Замок новый врежьте.

– Ключ куда привезти?

– Никуда. Завтра. До завтра отбой. Завтра в десять собираемся и будем думать.

– Понял.

Машина медленно тронулась с места. А Герман чувствовал, что так же медленно, но неуклонно развязывается, отпускает напряжение.

Как же быстро они сработали. Черт. Недооценил Герман степень угрозы. Ну да, для него лично вся эта история не представляла никакой угрозы. Если бы кое-кто очень несвоевременно не начал копаться в этой истории. А если это не совпадение? Могла ли Левандовская делать это по заказу… кого? Кого-то, кто хочет потопить Максимова? Так у него и так рыльце настолько в пушку, что и без Левандовской справятся. Или нет? Герман покосился на сидящую в пассажирском кресле Марьяну. В свете мелькающих огней уличного освещения и реклам ее лицо было очень бледным, а глаза широко раскрыты и смотрели куда-то перед собой. Она напугана, и такой страх не сыграешь. Что, не ожидала, что в этой игре ставки настолько высоки? Или и в самом деле вляпалась по своей женской дурости, не понимая – во что именно?

Зазвонил телефон. Герман бросил взгляд на экран – и включил громкую связь.

– Костя, у нас все в порядке.

– Точно? Где Марьяна?

– В машине. Со мной.

– Правда? – голос сына все еще звучал недоверчиво. И по-прежнему взволнованно

Машина остановилась на светофоре, и Герман повернулся к Марьяне.

– Скажи что-нибудь, видишь, ребенок волнуется.

– Я не ребенок! – возмутились динамики голосом Кости.

Марьяна несколько раз моргнула. Потом прокашлялась.

– Костя, привет, – неуверенно произнесла она. – Я тут, да. С твоим отцом.

– Отлично! – выдохнул Костя. – Пап, я приеду?

– Ни в коем случае. Уже поздно, все устали. Все оставляем на завтра. Сейчас ложись спать.

– Мне не пять лет, чтобы отправлять меня спать!

– Хорошо. Тогда иди, готовься к семинару.

– У меня нет завтра семинара!

Герман покосился на Марьяну. Ну, чего ты молчишь, скажи что-нибудь!

– Костя, все хорошо, правда, – она говорила уже увереннее. И в ее голосе не было ни одной интонации, которая бы указывала на то, что она разговаривает с мужчиной. Нет, она говорила с Костей успокаивающим тоном. И в самом деле как с ребенком.

Вот и отлично. – Со мной все в порядке. А сейчас нам всем и правда, лучше… отдохнуть.

– Хорошо, – после паузы ответил Костя. – Пап, с человеком твоим что делать?

– Эту ночь пусть проведет у тебя. На всякий случай. Завтра посмотрим.

– Хорошо.

Костя отключился, и какое-то время было тихо. Герман наслаждался этой тишиной. Этой передышкой. Завтра надо будет думать, решать, звонить, вести переговоры. Но на сегодня – все. Костя дома, в безопасности, с надежным человеком. Эта чокнутая женщина – тоже в безопасности. Потому что душить ее Герман как-то передумал. Хотя… чуть-чуть придушить – может быть. Когда она будет голая. В постели. Под ним.

Черт! Как он дошел до таких мыслей?!

– Это вы, да? – вдруг тихо произнесла она.

– Это я.

Она неожиданно всхлипнула. Герман повернул голову и бросил быстрый взгляд на Марьяну. Глаза блестят, губы и подбородок дрожат. Так, что это? Отложенная реакция на стресс?!

– Да, это я, Герман Тамм. Что не так?! Что я должен был ответить – что я Махатма Ганди?!

– Но… это ведь… это ведь не вы… или вы… вы стоите… за разгромом моей квартиры?!

Герману уже хотелось закатить глаза, но надо было смотреть на дорогу. Поэтому он лишь фыркнул. И лишь потом на всякий случай добавил вслух:

– Конечно, нет. Что за бред?

– А что я должна была подумать?!

– Надо было просто подумать. Это полезно. И правильный ответ придет сам собой.

Она сердито засопела.

– Вы сказали, что в моей квартире чисто. Сказали, когда говорили по телефону. Это же вы про мою квартиру говорили? Что значит – чисто?! Вы просто не видели. Там натоптали… грязными ботинками! Там все перевернуто. Это вы называете – чисто?!

– Чисто – это значит, что в квартиру ничего не подбросили.

– Что подбросили?!

Машина остановилась на очередном светофоре, и Герман снова повернулся к Марьяне.

– А вы не понимаете? Странно. Я думал, что журналисты – люди более… осведомленные.

Ее глаза расширились.

– Наркотики, – едва слышно прошептала она.

– Как самый распространенный вариант для того, чтобы остановить неудобного человека в его неудобной деятельности. Правда, в этом случае все сделали бы тихо, вы бы даже ничего не заметили. Ровно до того момента, когда к вам пришли бы компетентные люди. А тут больше похоже на акт демонстративного устрашения. Хотя… судя по тому, как все было быстро сделано, не исключено, что там у людей легкая паника, и от них можно ожидать не совсем логичных действий. В общем, проверить стоило. И хорошо, что все чисто.

Марьяна побледнела – хотя куда уж дальше-то – и какое-то время сидела молча. Машина снова тронулась с места.

– Значит, это не вы… – наконец тихо произнесла она.

– Я даже не знаю, что отвечать на этот вопрос. А то я в прошлый раз ответил, что я – это я, вы чуть не расплакались. Так что решайте сами – я это или не я.

Она шмыгнула носом. Так, а ну-ка, давай, хватит расклеиваться. Ты же умница.

– Но если не вы, тогда кто?

– Хороший вопрос. Возможно, вы это знаете?

– Понятия не имею!

– И что, люди, которым выгодно посадить Максимова, не выходили на вас и не просили выискать определенные факты?

Со стороны пассажирского сужденья послышалось возмущенное фырканье.

– Да я про этого вашего Максимова знать не знала, пока не познакомилась с вами!

– Что-то не припомню, чтобы я с вами о Максимове говорил.

– Вы со мной вообще ни о чем не говорили!

– Сейчас есть шанс исправить все пробелы в нашем общении, – Герману нравилась появившаяся в ее голосе злость. Это лучше, чем хлюпанье носом. – Итак. Кто вас просил копаться в этой истории?

– Никто!

– Тогда зачем?

Она вздохнула.

– Это… это не так-то просто объяснить.

– Я никуда не тороплюсь.

***

Марьяна потихоньку приходила в себя. Страх отступил. Желание плакать тоже. Этому очень способствовал тот факт, что в какой-то момент времени она поняла, что это не Герман Тамм стоит за разгромом ее квартиры. Все его действия говорили об этом. Вся логика его поступков. И то, что его люди проверяли ее квартиру. И то, что он приставил защиту к Косте. И то... и даже то, что обнял ее.

Это в самом деле не Герман. Но он, похоже, благодаря Марьяне, тоже во что-то вляпался? Во что?