Значит, навсегда и безвозвратно ушло время цветов, которые ей дарили не только в дни рождения, и стихов, которые когда-то ей посвящали. Пришло время лекарств и безысходного одиночества.

Лёжа в кровати, Тара окинула мысленным взором уходящую за горизонт пустыню начинающегося дня. Память сразу же услужливо внесла разнообразие в скучный пейзаж, заполнив его горами грязного белья, провела между ними дорожку, разбежавшуюся после указателя на три разные стороны. Надпись на указателе гласила: «ГОРэлектросеть, ГОРгаз, ГОРводоканал». Эти ГОРынычи готовились отхватить увесистый кусок от недавно полученной учительской зарплаты. Сапоги, которые уже давно просят каши, а прихлебывают только воду из луж, срочно нуждались в ремонте. Пейзаж в мгновение ока дополнился будочкой сапожника, за которой до самого горизонта разлилось рыночное море (кроме кошачьей еды и банки шпротного паштета в холодильнике ничего не было).

Для себя одной Таре готовить не хотелось. Сразу после дня рождения Тары Славка укатила в поездку по пушкинским местам. Этой поездкой её наградили за победу в литературном конкурсе. Днём в перерыве между первой и второй сменами Тара наскоро впихивала в себя комплексный обед в школьном буфете, а вечером приходила домой выжатая, как лимон, вытягивалась на диване и цепенела в полуяви-полусне. Лишь в субботу, готовясь к возвращению Славки, Тара вспомнила о продуктах…

Хотелось ещё немного понежиться под одеялом. Возле тапочек под кроватью Тара заметила толстую амбарную книгу. Таких книг у неё в книжном шкафу скопилась целая стопка. Уже несколько лет именно в амбарных книгах Тара вела свои дневники. В каждой книге хранилось года четыре из её жизни, а в некоторых и пять-шесть (когда писала с большими перерывами). Самую первую тетрадь, начатую в тот день, когда Тара почувствовала, что всё в её судьбе круто меняется, ей захотелось вчера перечитать перед сном. Читала, читала и заснула как раз на записи о рождении Славки. Поэтому, видно, и сон такой приснился. Тара вытянула руку и открыла тетрадь.

23 октября 1987 года

Лежу на диване. Такая редкость за последние дни. Напротив – моя Букашечка, носящая досадное отчество и любимое имя – Славушка. А с фамилией вообще неразбериха!

Фамилия Конакаева у нас с дочуркой общая – это хорошо. Но досталась она нам от человека, о котором, как об отце, и думать не хотелось. Этот человек зверски избивал маму. Она сбежала однажды в никуда, не разведясь, без денег и вещей. Мама вышла за него совсем ещё девчонкой.

Тогда, сразу после войны, ей нужно было помогать семье, оставшейся без отца: двум младшим сестрёнкам и братишке. Она завербовалась на рыбные промыслы. Уехала из родной Анапы на далёкий Сахалин. Жила в бараке бок о бок с десятком таких же девчат. Ей по наивности льстило внимание статного мужчины в форме офицера МВД, она и не раздумывала долго, когда тот позвал её замуж. Только вскоре, приходя домой с работы, он начал избивать свою юную жену в приступах безумной ярости, а потом, когда припадок проходил, на коленях вымаливал прощение.

Мама сбежала от него, беременная мной. Он обо мне и не догадывался. Боялась меня потерять при очередных побоях. Заночевала в поле, потом уехала в другой город. Как он не настиг, не отыскал, не вернул её с его-то связями? Загадка. Но больше их пути не пересекались. Когда мама захотела оформить официально развод, посылала запрос, пыталась разыскать бывшего мужа, узнала, что тот переехал на Алтай. Этим дело и закончилось. Она продолжала жить с фамилией Конакаева.

Но мне самой носить фамилию жестокого человека, когда-то сломавшего жизнь моей мамы, было неприятно, а теперь пришлось наградить ею мою Славушку. Нужно будет занятся сменой фамилии, взять бабушкину, например. Станислава Радыгина – звучит!

Она так похудела, дочурушка моя, щечки исчезли, появились тёмные круги под глазами, впадины на висках. Зато улыбка, как лучик солнечный. Мы с моей крохой недосыпаем, недоедаем и много плачем. Молока у меня не хватает. Я извелась вся, видя, как моя Славушка тает на глазах…

На Тару нахлынули воспоминания. Она даже сейчас, по прошествии стольких лет, не могла читать эти строки спокойно. Потом они со Славкой и попали в ту страшную больницу из сна.

Тара резким движением скинула одеяло, сунула ноги в тапочки и пошла умываться…

АМАРАНТА

Сегодня была её ночь. Ночи у Амаранты чередовались – одна через две. В соответствии с графиком ночных дежурств мужа, работавшего охранником. Две ночи Амаранта лежала, не думая ни о чём, тщетно пытаясь уснуть, с занемевшими руками, вжавшись в подлокотник (муж во сне разворачивался по диагонали, занимая почти всё пространство раскладного дивана). А в ту ночь, когда муж был на дежурстве, ей тоже не спалось. Мысли бесконечно кружились вокруг одной темы. Почему она так одинока? Всегда… Каждую минуту…

Замуж Амаранта выходила по необыкновенной любви. Муж, казалось, тоже её любил. Как случилось, что его любовь исчезла? Разом, в один неуловимый миг. Как исчезает белый кролик в руках искусного иллюзиониста. Он только что был. И вот его уже нет. Совсем. Как будто и не было вовсе. Миг исчезновения не вычислишь, даже если смотреть один и тот же фокус тысячу раз подряд, стремясь раскрыть его секрет …

Нет. Тысяча это перебор. Сколько же ночей она прокручивает назад плёнку своей семейной жизни, снова и снова вглядывается в уже примелькавшиеся кадры? До свадьбы любовь она чувствовала каждой своей клеточкой. Медового месяца у них не было. Был странный и смешной медовый день. Оставив гостей за праздничными столами в библиотеке, где вместе с презентацией альбома графических работ мужа отмечалась их странная свадьба, они сбежали в Дюрсо. Номер на втором этаже частной гостиницы отапливался электрическим обогревателем. Слово «отапливался», чтобы не грешить против правды, нужно поставить в кавычки – в номере стояла жуткая холодина. Зато с огромной лоджии открывался красивейший вид на море, что, впрочем, они оценили только утром, а ночью над лоджией светились мохнатые звёзды.

Чтобы хоть как-то согреться, они выпили горячего чая с яблочным вареньем – подарок от хозяйки гостиницы, и доели яства со свадебного стола, упакованные предусмотрительными коллегами Амаранты в её дорожную сумку. Собрав все одеяла и покрывала, которые удалось отыскать, они нырнули в кровать. Огромная, очень мягкая кровать подбрасывала вверх, как батут. Амаранта хохотала, как сумасшедшая. Ей казалось, что она взлетает в небо…

Утром они долго гуляли по пустынному пляжу, собирали красивые коряги и камушки, фотографировались, снимали на камеру телефона шутливые интервью: «Как вы чувствуете себя первый день в роли мужа?»… Ясный, теплый день дарил покой, тишину и негу. Муж нашёл старые пластиковые кресла, подложил под сломанные ножки камни. Они сидели с зажмуренными глазами, подставив ласковому солнцу счастливые лица …

Первый неприятный штрих… Амаранта вспомнила, как вначале их семейной жизни они с мужем делали на рынке покупки. Муж обустраивал вагончик-бытовку, который они после свадьбы купили и поставили в саду. Муж оборудовал в нём мастерскую. Тогда ему хотелось поскорее обзавестись антенной, чтобы в мастерской, ласково называемой мужем «мой домик», можно было смотреть телевизор. Амаранта в тот день подыскала на рынке две новые гардины для большой комнаты, а старые думала отдать мужу в мастерскую, чтобы украсить окна бытовки какими-нибудь простенькими занавесками. Муж возражал против этой покупки, и Амаранта на обратном пути несла на плече обе громоздкие гардины сама. Она тяжело дышала, ноги еле тащились. Муж, помахивая пакетом с антенной-бабочкой, шёл далеко впереди неё. Вдруг он оглянулся и сказал: «Тебе только флагов не хватает на этих древках». Амаранта проглотила обиду, едва сдерживая слёзы…

Тогда?..