Я прошипела с десяток ругательств, наградила его двумя десятками бранных прозвищ, но излияния мои все же закончились хриплым «да».

Палец погрузился в меня еще глубже, наполняя узкий проход теплым давлением. Костяшки меж тем массировали мой клитор.

– И потому, что я делаю тебе так хорошо, ты скажешь…

Я покачивала тазом в ритме его движений, стремясь к разрядке. Ох, как уже близко!

– Спасибо, хозяин.

– Уже лучше, но недостаточно хорошо, чтобы заслужить удовольствие. – Руки его вдруг исчезли, не оставив ничего, кроме ледяной боли, вырвавшей из моих губ короткий вскрик. – Да, это отличное наказание. Только посмей тронуть себя, и я лишу тебя рук.

Разочарование смешалось в моей душе с яростью.

Проклятый дьявол с этими его играми!

Пытаясь сохранять невозмутимое выражение лица, насколько это возможно, не выдавая ни стоном, ни вздохом своего смятения, я заявила:

– Да, отличное, но довольно предсказуемое. Или ты думаешь, что я хоть секунду ожидала, что ты доведешь меня до оргазма? Ты играешь со мной. Не заблуждайся ни на мгновенье, что я этого не понимаю.

– Ну вот, в очередной раз я попадаю в затруднительное положение, когда дело касается моей жены и ее наказания. Каким же чудовищно сложным оказался этот обычай смертных… Брак. – Одним быстрым движением Енош спихнул меня со своих колен, но только для того, чтобы уложить меня на них, как девчонку, порвавшую новое платье. – Его рука задрала подол хлопковой сорочки; пальцы впились в мои отощавшие ягодицы. – А как насчет этого? По шлепку за каждый день, когда меня резали, жгли и распарывали в тех местах, о которых не стоит упоминать? Годится?

Дрожь неуверенности встряхнула мое тело, гоня по коже мурашки, над которыми мой муж мог посмеяться. Много, ох много раз в жизни меня пороли, били, даже колотили палками, и все же его предложение застало меня врасплох.

Как и реакция моего тела.

Распластанная на его коленях, я обнаружила, что трусь об его бедро, тем яростнее, чем плотнее прижималась его горячая рука к моему заду. Кажется, Енош не намеревался мне препятствовать, а я не собиралась останавливаться, гонясь за любым ощущением, способным вытеснить серое уныние смерти.

Унижение, конечно, обжигает, но не так сильно, как прикосновение его ладони к моей заледеневшей коже. Соски затвердели при мысли о том, как его рука будет с силой опускаться на мой зад, горяча́ плоть, воспламеняя ее на много грядущих дней. Если он все сделает правильно.

Я вцепилась в его кожаные штаны, готовясь к первому удару.

– Давай.

– Не командуй мной, маленькая. Может, ты и моя жена, но ты мне не ровня. Попробуй-ка еще раз.

Я сглотнула комок гордости размером с кулак, едва не подавившись им.

– Пожалуйста, отшлепай меня, хозяин.

– Ну, если ты так хочешь…

Плети нервного предвкушения захлестнули меня. Мышцы напряглись, тело одеревенело в ожидании шлепка Еноша, не зная, сколько силы он в него вложит. И сколько раз ударит? Даст ли он мне несколько секунд передышки перед следующим? А что, если он…

Я задохнулась.

Но не от первого удара, а оттого, что его ладонь соскользнула с моих ягодиц к межножью. Огладив вход, размазав сок похоти по жаждущей плоти, он погрузил в меня два пальца. Каждый чувственный толчок прижимал меня плотнее к его бедру, вызывая новую пульсацию в клиторе, высекая из лона искры наслаждения. О, мне хотелось большего!

– Мне не доставляет удовольствия причинять тебе боль, – мгновение задумчивого молчания, – …слишком сильную.

Пальцы молниеносно выскользнули из меня, и тут же громом среди ясного неба ладонь опустилась на мои ягодицы. Боль пронзила кожу, мышцы, добралась до самых костей, вырвала из моего горла визг, но едва первый порыв воздуха раздвинул мои трясущиеся губы, визг обернулся протяжным стоном, ибо боль переплавилась в порочное, благословенное тепло.

– Возможно, я просто этого не распробовал… До сего момента. – Дыхание Еноша сбилось, когда он вновь запустил руку мне между ног, погрузив пальцы в намокшее лоно. – И даже это возбуждает тебя.

Я заерзала, но не пытаясь избежать наказания, а чтобы поквитаться с ним: я ведь почувствовала ребрами, как набухает его член.

– Не больше, чем тебя.

– Такая же дерзкая в смерти, как и при жизни.

Шлеп.

Следующий удар вышиб воздух из моих легких, превратив поток проклятий в невнятное месиво всхлипов и стонов. Но даже без воздуха, опаляемая болью и жгучим удовольствием от нее, я ощущала себя теплой и невероятно живой.

Енош снова принялся ласкать мое влагалище, то ли чтобы подразнить, то ли чтобы просто смочить пальцы и усилить эффект наказания – не знаю, не могу сказать. Да и какая разница. Я лишь застонала, чувствуя, как двигаются и изгибаются его погружающиеся в меня пальцы, позволяя моим мышцам сжиматься вокруг них. Я была так близко…

Так чертовски близко…

Шлеп!

– Думала, я позволю тебе кончить? – Он цокнул языком. – Нет, маленькая. Я могу дразнить тебя годами, мучить вот так десятилетиями.

И он продолжил свое дело, чередуя жестокие, сотрясающие тело удары с томительными ласками, пока разум мой не сдался, окутанный всепоглощающим жаром. Жаром боли. Жаром гнева. Жаром удовольствия.

Просто… жаром.

Енош подводил меня к границам высшего наслаждения столько раз, что и не сосчитаешь, бросая меня за шаг до пика. Горел зад, ныли мышцы, саднила уязвленная гордость, но сильнее всего билось в яростных конвульсиях лоно, балансирующее на краю мучительного блаженства, лишенное возможности сорваться в пропасть облегчения.

Когда Енош замахнулся в очередной раз, волна жара прокатилась по моему телу, испепеляя напряжение в мышцах, – и я безвольно обвисла на коленях мужа. Слезы туманили зрение. Слезы, порожденные не болью, но острой потребностью и разочарованным желанием.

Но удара не последовало.

– Я насчитал семь. Семь шлепков. Этого отнюдь не достаточно, хотя, смею сказать, ты уже довольно теплая.

Стиснув мою талию, он приподнял меня и заставил сесть. Зад словно огнем горел. Одной рукой Енош отвел от лица мои растрепанные волосы, пальцем другой провел по моему нижнему веку, от внешнего уголка глаза к внутреннему, после чего продемонстрировал мне лежащую на подушечке пальца прозрачную каплю.

– Это, маленькая, твоя последняя слеза. Самая последняя. Больше в тебе ничего не осталось. – Не отрывая от меня неумолимого взгляда, он слизнул каплю и, причмокнув, проглотил ее. – М-м-м, что за чудный подарок ты мне сделала.

Раскаленная игла гнева вонзилась мне между ребер.

Лишенная гордости, лишенная даже последней слезы, я заморгала – и как никогда четко увидела лицо Еноша, от самодовольно изогнутой левой брови до кривящихся в подобии улыбки губ. Проклятый дьявол, его лицевые мышцы что, никогда не устают изображать жестокую отстраненность?

Меня тошнило от этого зрелища, а ладонь так и чесалась от желания залепить ему пощечину. Если раньше я понимала источник злости Еноша, то теперь мне было просто плевать. Моя собственная ярость нарастала с каждой нашей отвратительной стычкой, с каждой моей попыткой содрать с него чертову маску, после которой мне оставались лишь душевные синяки да порезы.

Я пыталась объяснить, извиниться, образумить… Пыталась даже выпустить на волю его тщательно маскируемый гнев. И ничто не сработало. Ничего не помогло. Что же нужно, чтобы содрать с Короля плоти и костей его броню?

Может, все же оплеуха?

Но не успела моя рука сдвинуться и на дюйм, взгляд Еноша пригвоздил ее к месту.

– Советую передумать.

Я резко выпрямилась, задетая угрожающим подтекстом и грубым тоном:

– Ты бил меня!

– Разве я мог отказать своей жене? «Пожалуйста, отшлепай меня, хозяин…» Ох, она так умоляла. Ну, я и сдался – я ведь должен лелеять свою жену, верно? – Его рука обвила мою талию, притянула меня, усадив на его колени так, что я зашипела. – Ах, как приятно пульсирует твой милый зад – вместо сердцебиения. Смею заметить, отпечаток моей руки на твоей ягодице – прекрасная отметина. Теперь, если захочешь новую порку, тебе стоит только сказать. – На долю секунды его самодовольство сменилось жутким оскалом: – Ударь меня – и будь уверена, что я отомщу, потому что я никогда