На столе лежал номер «Дейли Миррор», оставленный, видимо, парнем Бренды. Эвелин стала рассеянно просматривать газету. Текущую зиму уже прозвали «Зимой тревоги нашей»[7], страна погружалась в нервозность и раздражительность по мере учащения призывов профсоюзов к трудящимся массово присоединяться к забастовке. Воистину странные времена! Взять хотя бы слухи о гибели Сида Вишеса[8]. Жаль его, конечно, но удивляться не приходится.

Если Эвелин получит роль, то ее ждет успех, а может, даже громкая известность. Тогда Джоан уже не сможет над ней глумиться, обвиняя в напрасной трате жизни на бессмысленные причуды. Сестре даже придется поздравить ее и признать, что она все это время ошибалась.

А уж как будет ликовать сама Эвелин!

Сидя напротив Джулиана, Эвелин с улыбкой ждала от него новостей.

– Ты, конечно, произвела на них впечатление, – начал он. – По их мнению, ты проявила… – он умолк, водя пальцем по своим записям, пока не нашел нужное место, – …выдающееся понимание персонажа. – Он поднял на нее глаза, вздернул брови, странно улыбнулся и опустил глаза. – Здесь говорится, что ты «добавила персонажу глубины, какой не предполагал автор сценария». – Джулиан откинулся в кресле, сплел на затылке пальцы. – Славная работа, Эвелин. Очень славная.

Ценность похвале придавало то, что она была редкостью, Эвелин даже почувствовала, что у нее пылают щеки. Скромно улыбаясь, она осведомилась:

– Констебль Карен Уокер участвует в каждом эпизоде? – Она уже знала, что это так, – несколько раз проверяла после прослушивания.

Джулиан закинул ноги в носках на стол, как будто находился дома, у себя в гостиной, а не на работе. Эвелин несколько смутила эта фамильярность, но она, игнорируя багровые носки, сосредоточила взгляд на его широко улыбающейся физиономии.

– Так и есть, – подтвердил он. – Это крупная роль, Эви.

Эвелин кивнула. Но в следующую секунду ее охватила тревога. Очень мило, конечно, что она им приглянулась, но как насчет официального предложения роли?

– Как ваше мнение, Джулиан? – спросила она. – Думаете, роль уже моя?

Джулиан проинспектировал свои ногти и царапнул ими штанину.

– Я настроен вполне оптимистично. По крайней мере, исходя из услышанного от них, моя дорогая. Но все зависит от Макмиллана. Понравишься ему – роль твоя. Вообще-то ты уже ему понравилась, судя по твоим собственным словам. Так что вряд ли будет трудно убедить его, что ты – именно то, что требуется.

Эвелин стало нехорошо. Что, если она все это придумала? Что, если Макмиллан повторяет одно и то же каждой молодой актрисе на вечеринке? Она сглотнула и попыталась прогнать эту мысль. Эта роль была нужна ей позарез. От этого зависела ее жизнь в Лондоне.

– Встреча с ним назначена на четыре тридцать завтра, в «Хилтоне».

– В воскресенье? Вы уверены? – Встреча в воскресенье показалась ей сомнительной.

Джулиан заглянул в свой блокнот, поводил кончиком ручки по неразборчивым каракулям и нашел искомое.

– Так и есть: воскресенье. Наш Рори – занятой человек. Эти телевизионные шишки не работают с девяти до пяти. Подойдешь к ресепшену отеля, и тебе объяснят, куда идти. Все, больше я тебя не задерживаю, ты не одна, у меня есть другие клиенты. – И он весело помахал ей рукой.

Эвелин вскочила, обежала стол и чмокнула его в щеку.

– Спасибо, Джулиан! – выдохнула она.

– Мне подавай мои десять процентов, – ответил он деловым тоном, но не смог скрыть улыбку. – Смотри, Эвелин, – добавил он уже серьезно, когда она взялась за дверную ручку, – не вздумай оплошать.

Настало воскресенье. Эвелин тщательно подобрала юбку и блузку и похитила из комнаты Бренды пару целых колготок, полная решимости уже завтра вернуть их на место. Гостиничный швейцар приметил ее еще издали и с улыбкой распахнул перед ней дверь.

– Добрый день, мисс, – поприветствовал он.

– Добрый день. – Она поймала себя на том, что говорит голосом школьной учительницы или сотрудницы полиции, и самодовольно улыбнулась.

Эвелин прошла прямо к стойке администрации, чувствуя, как все присутствующие провожают ее глазами. Придется к этому привыкнуть, подумала она: к поворачивающимся головам, к зевакам, подталкивающим друг друга локтями, к шепоту при ее появлении.

– Я к мистеру Макмиллану, – сообщила она в надежде, что легкая дрожь в ее голосе слышна только ей.

Администратор посмотрела в свой кондуит и провела наманикюренным пальцем по колонкам.

– Мистер Макмиллан занимает апартаменты 507. Пятый этаж. – Рука указала на лифт.

– Благодарю.

Эвелин направилась к лифту, надеясь, что выглядит непринужденно, как если бы каждый день посещала гостиничные апартаменты, хотя в животе жгло от волнения. Успех был так близок, что она почти чувствовала его вкус. Впереди была завершающая часть процесса, наверняка нетрудная. Комиссия по кастингу положила на нее глаз, как до того сам Рори Макмиллан на праздновании Нового года. Предстоящая беседа с ним виделась ей формальностью, простым закреплением знакомства.

Кто еще там будет? Сдержанный режиссер с прослушивания, актриса, отобранная на роль инспектора? Эвелин мысленно перебрала имена актрис, надеясь на встречу со знаменитостью. При хорошем раскладе знаменитостями вскоре станут они обе.

Апартаменты под номером 507 находились в конце длинного коридора. Эвелин негромко постучала в дверь.

– Войдите, – откликнулся голос с акцентом уроженца Глазго (Рори Макмиллан был оттуда). Впрочем, насчет акцента Эвелин не была уверена.

Она открыла дверь и попала в короткий коридор, ведущий в гостиную с окнами на две стороны. Одно выходило на Гайд-парк, хотя уже смеркалось и разглядеть снаружи можно было немного, только неясное мерцание.

Рори Макмиллан сидел на диване, одетый неформально – свободные брюки, рубашка с расстегнутым воротником; он прижимал подбородком к груди телефонную трубку и усердно накручивал на палец шнур, погруженный в эту нехитрую игру. При появлении Эвелин он поднял глаза и указал ей кивком на диван напротив себя. Эвелин не уловила, о чем он говорит по телефону: он ограничивался короткими «да» и «нет» и невнятным мычанием.

Пока шел разговор, она озиралась, ища остальных, но ничто не указывало на присутствие в номере кого-то еще. На стеклянном кофейном столике стоял один бокал для виски, рядом – тарелка с остатками сандвича. Возможно, остальные скоро придут, подумала Эвелин. А может, она останется единственной гостьей. Некоторое время она анализировала свое отношение к такому варианту. Не нервирует ли ее перспектива встречи один на один? Нет, ничего похожего. Разве они не болтали целых полчаса вдвоем на Новый год? Такой знатный собеседник, как Макмиллан, – редкая удача для неизвестной актрисы вроде нее. У нее будет шанс понять, как он видит весь сериал. Джулиан будет рад ее рассказу. Она уже слышала его поощрительный тон: «Узнай, что будет дальше, милая. И убедись, что для тебя и дальше припасена роль».

Эвелин уже становилось спокойнее. Привыкай к новому образу жизни, сопровождающему участие в сериале, создавай себе имя! Британское телевидение – это только начало. Кто знает, какие двери оно перед ней распахнет? Она уже позволяла себе мечтать, пускай робко, даже о Голливуде.

Но при этом ей требовалась сосредоточенность. Ничего еще не было решено. Нельзя переходить на бег, пока не освоена ходьба.

Макмиллан уже завершал свой телефонный разговор.

– Да, прекрасно. На следующей неделе я позвоню Дуги, надо его подготовить. Дело на мази. Доверься мне. Да, поговорим через неделю. Чао!

Он положил трубку и повернулся к Эвелин. Он был крупным мужчиной, крупнее, чем ей запомнилось, с широкой грудью, с сильными, как у спортсмена, руками. Она видела, как натянута на его атлетических бедрах ткань брюк.

– Эвелин! – начал он. – Я так рад снова вас видеть! Вы уж простите: ни минуты покоя! – Он подмигнул. Она решила, что он очень привлекательный: старше нее, немного неотесанный, но это его не портило. – Выпьете со мной?