Ничего лучшего, чем скрутить с потолка огромный круглый светильник и приладить его к своей прикроватной тумбочке, Олег не придумал. Перформанс был рассчитан на то, что пройти мимо чудесной инсталляции было, в принципе, невозможно. Судя по реакции сотрудников, нужный эффект был достигнут, но, чем закончится его выходка, Олег даже не догадывался.

На следующий день его вызвали в дежурную часть, надели наручники и отправили в ШИЗО*, где его уже ждали… Наручники перестегнули в камере таким образом, что Олег остался лежать на полу, прикованный к лавочке, вмонтированной в цементный пол. «Проси прощения у нового начальника отряда, – обратился к нему старший лейтенант Решетников, – проси и расходимся». Олег выматерился и плюнул на пол, добавив в конце своей тирады, что больше ни слова от него никто не услышит. Сергей протянул резиновую дубинку Игорю: «Давай, так нужно». Игорь отказался. «Ну что ж, не зря же мы тут все собрались, как в той песне», – продолжил старлей и первым нанёс удар ниже спины… Разъярённые поведением Олега и особенно его демонстративным плевком, сотрудники дежурной смены так душевно охаживали Олега, что тот периодически терял сознание. Как только тело переставало реагировать, его обливали водой, из стоящего в углу ведра, а, опершийся о косяк дверного проёма, военный доктор, подходил и участливо мерил пульс. В очередной раз, теряя сознание, Олег заметил, что у того, у кого требовали просить прощения за выходку, потекла кровь из ушей, и он всё ещё пытается остановить происходящий беспредел… «Да он блаженный», – подумал Олег и снова потерял сознание.

Прощения он всё же попросил, уже в отряде, выйдя из ШИЗО, через месяц с небольшим: «Извини, лейтенант, – сказал он Игорю, – не знаю, что на меня тогда нашло…

*Штрафной изолятор (ШИЗО) – отделение исправительного учреждения, где расположены камеры для нарушителей режима содержания.

Ты был прав, а упёрся как баран… Попьем ещё чайку вместе, да, начальник? Так и быть – конфетки с меня! На следующей неделе жду подгон с воли…»

«Да ничего, всё позади, проехали», – ответил начальник отряда, в ответ – ты напомнил мне тогда Овода из фильма, стойкий такой, идейный, но если тот был революционером и «против всего плохого ради всего хорошего», то, как ты верно заметил – ты был не прав. Ну да ладно, с кем не бывает. Будет желание заходи, чайку попьём». Спасибо, гражданин начальник, – оживился Разгонов, – в знак примирения, я тут нарды вырезал, хорошо получилось, могу вам практически даром, за пару пакетов чая, подарить». «Как же я вынесу из зоны, подарок за два пакета чая? – улыбнулся Игорь. «Всему приходится учить, – расплылся в улыбке Олег, – мы же делаем нарды на продажу, так? Платите в кассу восемьдесят рублей, берете чек, заходите с этим чеком в зону, я вам отдаю нарды и вы выходите… Для контролёра на КПП неважно какие нарды! Нарды и нарды… Оплаченные, всё чин чинарём, следовательно, к вам вопросов нет. Получаете вместо ширпотреба шикарные нарды! А я – два пакета чая… Не забудьте!» «Ох, ты и мошенник, – засмеялся Игорь, – хорошо, договорились».

С тех пор за Игорем закрепилось прозвище – «Блаженный» и это, как он для себя отметил, не худшее прозвище сотрудника внутренней службы, колонии строго режима.

Прошло уже несколько лет, как Игорь получил офицерское звание и двухкомнатную квартиру в военном городке, настала очередь решения проблемы по устройству сына в детский сад. Получение места в городском детском саду, несмотря на преференции детям офицерского состава, оказалось нетривиальной задачей – «Как хорошо, что вы зашли, поприветствовала заведующая детским садиком Игоря, – мы тут как раз обсуждаем с воспитателем схему расположения аквариума для детишек. Вы детишек любите? А, я вспомнила, вы же пришли за местом в нашем замечательном садике! Конечно, мы вас определим в лучшую группу, можете не сомневаться! Пойдёмте за мной, я вам покажу схему…» С этими словами она сопроводила его в свой кабинет – «Вот смотрите, – разворачивая лист формата А1, на столе, произнесла заведующая, явно гордясь кропотливой работой профессионального чертёжника, – вот аквариум…» Если бы Игорь был в головном уборе, то тот точно бы поднялся над головой от вставших в недоумении волос – «Это аквариум?!» «Ну что вы, молодой человек, конечно, да! – она указала в угол нарисованной конструкции, – вот аквариум! А вот, смотрите клетка для канареек. Ах, как они поют, да? А вот клеточка для попугаев, – бред женщины было не остановить, – а вот тут небольшой вольер для кошечек, а вот это террариум – черепашки будут жить…» Игорь, склонился над планом – размах мысли заведующей поражал – конструкция, согласно размерам, должна быть семь метров восемьдесят сантиметров в длину, полтора метра в ширину и два с небольшим в высоту. «Однако…» – успел произнести Игорь, но мысль заведующей было не остановить ни коню ни тем более Игорю, – впереди маячила горящая изба – «Молодой человек, что же вы хотите?! У меня тут почти двести пятьдесят детишек! Как вы думаете, они должны видеть животных? Ваш ребёнок, между прочим, тоже на них смотреть будет! Берите чертёж, мы подождём, пока ваши подчиненные его изготовят… Месяца два хватит, как вы думаете? А ребёночка вашего мы завтра ждём в садике. Смотрите, не опаздывайте, в девять утра у нас завтрак». Не прерывая фонтанирующий поток сознания, Игорь свернул ватман, перебарывая в себе желание отбить земной поклон, произнёс –«Спасибо большое. Обещаю приложить максимум усилий для согласования плана работ, с руководством. Завтра мы к вам придём. До свиданья».

«Чего она там хочет, – начальник колонии склонился над планом размещения аквариума, – ты тётку эту лично видел? Отлично… Она там совсем…» Переводя на гражданский язык, полковник искренне удивился познаниями в зоологии, любви к животным, отдельно выделяя любовь к рыбкам. Минуты полторы заняло описание «где», вернее куда бы он поместил рыбок и с каким наслаждением наблюдал это зрелище. Отдельно поинтересовался психическим здоровьем заведующей детским садиком, её семейным положением и сделал единственно правильный вывод о сексуальной неудовлетворённости барышни исходя из размеров мечты. Не обошёл полковник и варианты решения проблемы, лишь бы вдали от вверенной ему воинской части, офицерского состава, при этом отдельно усомнился в здоровье, передаваемых детей на воспитание, неадекватной барышне. Двадцатиминутная тирада закончилась пожеланием поправлять здоровье заведующей в тёплых или любых других местах и странах, лишь бы подальше от полковника и, даже несколько раз показал направление лично. Чудесное место судя по жестикуляции Хозяина находилось не так уж и далеко и было доступно практически всем, но заведующую там уже, безусловно, ждали давно. Направление, чётко указанное между вторым и третьим окном кабинета, должно было точно указать маршрут в Эльдорадо – «Вон туда, на северо-северо-восток!»

Тем не менее, миссия была выполнена – групповой няне была дана отставка – малыш был устроен в детский сад, в городе. Надя продолжала работать на рынке. Казалось бы, начались серые будни и борьба за выживание позади. К сожалению, руководствуясь неизвестными Игорю соображениями, Министерство обороны, пришло к умозаключению, что армия стране как таковая не нужна –другого объяснения тому факту, что заработную плату Игорь не получал больше года, он не находил. Если не считать, ежемесячный, сух паёк, получаемый им на продовольственном складе, то в части обеспечения семьи ему подходило выражение – «как от козла молока». Конечно, это не способствовало гармонии в семье. Чувство вины – разрушительное чувство, причём оно разрушает не только самого ощущающего это чувство человека, но и всё вокруг. Он понимал, что работа в лютые морозы на открытом рынке это даже не пытка, это ежедневный подвиг супруги, во имя выживания его, офицера, и маленького сына, но изменить что-то не мог. Он полностью отдавал себе отчёт, что на протяжении уже долгого времени она обеспечивает и его, и себя, при этом от него помощи ровным счётом не было никакой. Она всё заслужила и всего была достойна и дорогой, по его мнению, косметики, одежды, и даже шубы, но позволить себе всего этого он не мог, поэтому неожиданные приобретения Нади, цепляли его самолюбие и вызывали иногда неприкрытое негодование. Да, выглядело это, как гнев, в её адрес, но фактически вызвано собственной неудовлетворённостью и было направлено на самого себя. Борьба же с самим собой, как известно, – самое сложное и зачастую разрушительное противостояние.