Впрочем, Кейл в душе признавал: видеть, как она ставила на место своего брата, доставляло ему удовольствие.

На следующий день, когда он работал в пабе, Санди привезла туда Микки на дневную смену. Денни уехал в Мамаронек, чтобы провести последний обход перед инспекцией. Санди прошла в конторку и сразу занялась работой, и он не видел ее, пока не заглянул туда, чтобы взять пиджак, прежде чем уйти на время дневного затишья.

– У тебе не будет минутки перед уходом? – спросила Санди. – У меня есть несколько вопросов. – Она встала и показала на ноутбук.

Он посмотрел на экран.

– Давай договоримся. Я помогу тебе с этим, если ты расскажешь мне, что происходит с Денни.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Санди.

Кейл наклонил голову.

– Я всего лишь пытаюсь расчистить вашу бухгалтерию, Кейл.

– Я знаю, он что-то от меня скрывает.

– Полагаю, тебе следует спросить об этом его.

– Я тебя спрашиваю.

Она покачала головой:

– Знаешь что, я сама с этим разберусь. – Она сняла бейсболку, швырнула ее на стол и пригладила ладонью волосы. – Мне трудно подлаживаться под перепады твоего настроения.

– Что?

– Я просто никак не могу понять, чего от тебя ждать.

Этот взгляд Санди… Ее глаза горели. Она разъярилась.

– Ты за что-то злишься на меня? – Кейл тут же пожалел, что задал этот вопрос. Он ступил на зыбкую почву.

– Мне просто хотелось бы знать, когда тебе надоест меня наказывать. – Санди моргнула, глаза у нее округлились, словно бы она сама не верила в то что сказала.

Он тоже ушам своим не поверил.

– Слушай, просто забудь. – Санди повернулась к картотеке и принялась что-то выискивать.

Он уставился ей в затылок. Осторожность и разум подсказывали: надо уходить сейчас же. Вместо этого Кейл протянул руку и захлопнул дверь.

– Не мне тебя наказывать.

– Порой я чувствую, что именно это ты и делаешь.

Волнение и решимость распирали ему грудь. С сосуда гнева, копившегося годами, срывало крышку.

– Я полагал, ты можешь понять, как трудно мне и моей семье…

– О, я понимаю. – Санди перестала рыться в картотеке и со стуком задвинула ящик. – Тяжело, должно быть, тебе и твоей жене оттого, что я здесь.

Нервы. Одна только желчь.

– А ты какого черта ожидала? Вернулась бродяжка через столько лет – и что? – Кейл поднял плечи. – Мы с тобой все равно лучшие друзья?

Взгляд ее уперся в пол.

– Нет, конечно же нет.

Дух борьбы в ней иссяк, зато в нем он только разгорался.

– Ты умотала шесть лет назад. – Теперь ему уже было трудно сдерживать вырвавшиеся наружу чувства. – Ты и представить себе не можешь, через что я прошел после твоего побега.

– В самом деле? Кажется, ты весьма скоро оправился.

Когда он в последний раз был так взбешен? Он приложил все мыслимые усилия, чтобы не перейти на крик.

– Ты знаешь, сколько я ждал твоего возвращения?

– Наверное, столько же, сколько я ждала, когда ты за мной приедешь.

У Кейла свело живот, будто она ударила в него кулаком.

– Такая мысль тебе даже в голову не приходила, ведь так?

– Оставь эту фигню. Ты. Меня. Бросила.

Выражение ее лица смягчилось.

– Ты прав. Бросила.

Он ждал, полагая, что она еще что-то скажет. Взгляд ее был так красноречив, и в нем было столько печали. Или сожаления.

Однако когда она заговорила, ее тон был спокоен:

– Так что держи при себе свой праведный гнев, Кейл. Ты с ним, похоже, уже сжился. – Она прошла мимо, резко распахнула дверь и ушла.

Обычно его дневные перерывы уходили на выполнение поручений, но в тот раз он поехал в темную забегаловку в Оссинге минутах в пятнадцати езды. Куда легче оставаться неузнанным в городе с двадцатью пятью тысячами жителей, где почти все работали в тюрьме Синг-Синг, расположенной прямо на берегу Гудзона. Ему не хотелось ни с кем говорить, и ничто не должно было его отвлекать. Он сел за стойку и заказал большой бокал пива. А потом дал черной дыре воспоминаний, что мучали его с того момента, как он увидел Санди в конторке, затянуть себя с головой.

Кейл не помнил времени, когда бы он не любил Санди Бреннан, хотя многие годы он полагал, что любит ее так же, как Денни и Шейна – как старший брат. Неформально Бреннаны «усыновили» его, с самого начала приняв в свою семью. Впрочем, это было не случайно. Это он выбрал их, и, оглядываясь назад, он сделал это во многом из-за Шейна. Даже в юном возрасте он чувствовал в их семье некоторую особенность – они сплачивались вокруг самого уязвимого из родных.

Добрый нрав Санди он ценил всегда. Она была смышленой, умела быть душой компании и бесстрашно ругалась на братьев. Ее присутствие его радовало: она болела на его с Денни матчах, вдохновляла братьев, помогала матери бороться с болезнями. Когда на Шейна в школе находило плохое настроение, именно Санди (не Мавру) звали, чтобы его успокоить. Когда у отца Кейла обнаружили хрип и шум в легких (первые признаки эмфиземы, стоившей ему жизни) и он попал в больницу, именно Санди приносила Кейлу всякую вкуснятину. В ней было столько зрелости и самоотверженности, что порой это его слегка пугало.

Когда она стала старшеклассницей, он обратил внимание на изменения в ее внешности. Лицо стало более худым, кожа не требовала косметики, она ходила в шортах, в которых были видны длинные ноги, и грудь стала выпирать из футболки… Надо было бы быть слепым, чтоб такого не заметить. Но в то время его чувства были настолько мимолетны, что его даже не мучала совесть. Она – младшая сестра Денни, и не более того. Кейл был уже первокурсником, а она в училась десятом классе, и вот тогда его чувства дали слабину. Осознай он, что происходит, может, и сумел бы выпутаться. Только влюбленность свалилась на него буквально в одночасье. Санди застала его врасплох, и с той поры прежним он уже не был никогда.

Однажды утром в середине того учебного года он сидел в аудитории, как и все не обращая внимания на всяческие новости по радио, но тут из репродуктора донеслось знакомое имя: «… десятиклассница нашей школы Санди Бреннан заняла первое место на конкурсе рассказов, устроенном литературным журналом Университета штата Нью-Йорк! Достойная награда, так что, увидев Санди в коридоре, непременно поздравьте ее».

Кейл уже привык слышать имя Денни в объявлениях: «показал себя героем на футбольном поле, примет участие во встрече выпускников, вновь припарковался в недозволенном месте», – но имени Санди ему слышать еще не доводилось.

В тот вечер он ужинал у Бреннанов, сидя за столом на своем обычном месте, между Джеки и Денни. Ужин уже почти подходил к концу, когда ему вспомнилось услышанное объявление. Как обычно, разговор за столом вели главным образом Денни с матерью, и крутился он вокруг Денни.

– Эта весна решающая, – говорил Денни с набитым ртом. – Тренер сказал, что рекрутеры из колледжей стали ходить на тренировки олимпийского резерва и снимают их на видео. – Склонившись над тарелкой, держа локти на столе, он поглощал свой кусок курицы с макаронами, действуя вилкой и как пикой, и как лопаткой.

Его мать сидела рядом с сыном на одном конце стола напротив мистера Бреннана, сидевшего на другом конце. Мавра едва притронулась к своей еде, что было вполне в ее духе, и сидела, подперев ладонью подбородок.

– Было бы неплохо. Стипендия в колледже за футбол. Микки, представляешь?

– Ты про что? – Мистер Бреннан оторвался от сложенной у него под тарелкой газеты «Айриш эко». – А, ну да, это было бы неплохо.

Миссис Бреннан махнула на него рукой и вновь обратилась к Денни:

– Тебе придется беречь себя. Тебе нельзя заболеть или пораниться.

– Я знаю, мам. Знаю.

Кейл отключился, когда она задала очередной вопрос. Все это он уже слышал раньше, и его это не касалось. Сам он был посредственным футболистом, играл за дубль и даже не пытался пробиться в основной состав. Глянув на сидевшего за столом слева Джеки и Шейна и на Санди, сидевшую напротив, он гадал, возмущает ли их то, что Денни опять в центре внимания, или они этому рады. Когда взгляд его остановился на Санди, он вспомнил про объявление по радио.