Из-под стеллажа вдруг вылезла пушистая кошка. Прошла мимо Давыдова с Роуз, запрыгнула на колени к профессору, который уже сидел за своим столом, и замурчала, когда он начал её гладить и почёсывать за ухом.

– Тайша, выспалась? – Профессор продолжал её ласкать, а свободной рукой коснулся боковины стола и следующую фразу адресовал опять гостям: – Кстати, обратите внимание, все ножки мебели в моём кабинете раскрашены горизонтальными полосами, видите?

Давыдов с Роуз кивнули.

– Тайша не видит вертикальных полос.

– Что значит – не видит? – переспросил Давыдов.

– Для Тайши окружающий мир имеет только горизонтальные полосы. С рождения её поместили в цилиндр, раскрашенный горизонтальными полосами, и неиспользуемые нейронные связи, отвечающие за различение вертикальных полос, просто не развились[15]. Тайша – плод эксперимента, подтверждающего, что неиспользуемые нейроны не только отмирают, но и не восстанавливаются: прошло уже более семи лет с момента её рождения… Здесь, в кабинете, я ей создал мир, в котором она может безопасно существовать. Наружу она практически не выходит, боится. Там она постоянно бьётся носом о любые вертикальные предметы, о те же деревья, стволы которых её глаза просто не различают.

В раскрытое окно вдруг влетела пара птиц, пронеслась между хозяином кабинета и его гостями и вылетела обратно наружу. Осмолов проводил их взглядом.

– Так же и у людей. Природа такова, – он взмахнул рукой, словно вслед птицам, – что ни один человек не рождается гением, и ни один – дураком. Всё зависит от стимуляции и степени развития головного мозга в решающие годы жизни ребёнка. Отсутствие стимуляции мозга в первые месяцы и годы жизни приводит к необратимому снижению потенциала человека. Это не значит, что после трёх или тридцати трёх лет с человеком не нужно заниматься, но эффект снижается в десятки раз! Как пример, ваш английский, Давыдов. Вы его учили уже взрослым и говорите с акцентом. Попади вы в Новый Свет ребёнком, разговаривали бы, как стопроцентный американец. Дети не учат специально язык, они начинают им пользоваться, потому что все вокруг на нём говорят. Дети – великие имитаторы, они всё повторяют за нами. То есть, всё определяет среда и возможности окружающих.

Осмолов спустил кошку на пол, взял свои экспонаты и понёс их обратно к стеллажу.

– Вы говорите на английском с акцентом, а индийские йоги левитируют с большим трудом, – колбы громко лязгнули о стеклянные полки. – Естественно, это не одно и то же, но суть… – Осмолов потряс указательным пальцем и подошёл к окну.

– Хотите сказать, что помести меня – новорождённого, в общество летающих людей, – не выдержал Давыдов, – то сейчас я слушал бы вас, застыв в полуметре над землёй?

– Именно, – обрадовался Осмолов. Он победно улыбнулся, потёр ладонями друг о друга, словно наслаждаясь, что после его, казалось бы, путанных рассуждений гость сам пришёл к нужному выводу. – Сейчас, – продолжил он, – вы левитацию считаете чем-то экстраординарным, недостижимым, неестественным. Вы на уровне подсознания исключаете для себя лично такую возможность. Препятствует полученный опыт. В подсознании запечатлевается всё произошедшее с человеком. Там регистрируется каждое событие нашей жизни, а также связанные с ним мысли и чувства. Вы знаете о таком заболевании – гипертимезия?

– Чрезмерные воспоминания, сверхвоспоминания? – переспросила Роуз.

– Сверхпамять. Что вы знаете о ней?

– Я только перевела с греческого[16], – ответила Роуз, – учила его в школе.

– Термин «гипертимезия» появился всего пару лет назад[17]. Это неспособность забывать. Люди, страдающие гипертимезией, помнят абсолютно всё, что случилось с ними в жизни. Некоторые из них – с самого рождения. Цвет первой пелёнки, в которую их завернули, лица акушеров… Это очень интересный феномен, достойный изучения, но для меня он служит только подтверждением того, что и обычные люди ничего не забывают полностью. Даже то, что мы не можем вспомнить, хранится у нас в подсознании. Подсознание вам говорит: левитация невозможна. Почему? Потому что у нас нет такого опыта. Но если бы с рождения вас окружали люди, способные левитировать, если бы вы жили в обществе, где левитация – обыденное явление, участки вашего мозга, отвечающие за левитацию, развились бы естественным путём. Они бы у вас развились, когда вы, копируя родителей, пытались застыть в воздухе, как вы выразились, в полуметре над землёй.

– Вся проблема в том, что такого общества нет.

– А это и есть задача нашего эксперимента – создание такого общества, – Осмолов с улыбкой победителя посмотрел на недоумевающего детектива, – пойдёмте, я познакомлю вас с человеком, который живёт в нём. – Профессор повернулся к девушке, – Роуз, у меня к вам просьба, оставьте ваш зелёный платок здесь.

– Вы его уже видели, – профессор и гости остановились перед дверью с надписью «Студия», – его зовут Филипп. Ему семь лет, и он уверен, что все люди умеют летать, а он нет, потому что болен, за что и был вместе с другими больными детьми помещён на остров.

– Но мы же не летаем, – возразила Роуз.

– Вот почему я и попросил вас оставить шарф, – и было непонятно, то ли Осмолов не услышал Роуз, то ли ответил ей. Он открыл дверь студии и уселся на небольшую кушетку прямо у входа, гостям указал на соседние.

Стены, потолок и пол, сами кушетки и все предметы вокруг были зелёного цвета. Каждая из кушеток, как качели, прикреплялась к свисавшим сверху зелёным канатам и, благодаря множеству перекрещённых на потолке рельсов-направляющих, превращалась в подвижный снаряд.

– Технология хромакей[18]. Используется современными телевизионщиками в прогнозе погоды или для имитации присутствия репортёра в труднодоступных местах, а в кинематографе, в том числе, и для создания эффекта полёта, – профессор взялся за небольшой джойстик, выступавший из изголовья кушетки, – управление вашими снарядами я замкнул на себя, устраивайтесь поудобнее.

Кушетки, описав дугу, начали медленно выезжать из-за выступа, который скрывал происходящее в студии. На огромном экране, занимавшем почти всю противоположную стену, уже знакомый мальчишка рассматривал маленькую скульптуру лошади.

Одновременно с управлением кушетками профессор взялся за настройки экрана. Сначала в углу появилось небольшое меню, почти аналогичное тому, что в настройках телевизора, потом его место заняла «картинка в картинке». На ней все присутствующие в студии, благодаря технологии хромакей, уже парили в воздухе. Пейзаж позади них дополнял тот, в котором находился малыш. Небольшая уютная расщелина, заросшая вечнозелёными деревьями и кустами, была залита яркими солнечными лучами. Песок, трава, каменные плиты, мостик из бревна через ручей чередовались с природной естественностью. В глубине скрывался небольшой домик, раскрашенный в яркие цвета. А вдоль одной из скал выстроились огромные телеэкраны. По сути, они транслировали тот же пейзаж, что находился позади них, и благодаря этому практически растворялись в окружающей обстановке.

Лишь на двух экранах картинка отличалась. На одном её заполняли находящиеся в студии люди, на другом как раз в этот момент завершался штурм древнего города. Защитники города и нападавшие на фоне огромной деревянной конской статуи сшибались в поединках, как на земле, так и в воздухе. Порой бой завязывался между закованным в металл пехотинцем и практически лишённым защитных доспехов аэросолдатом. И каждый раз спор между тяжёлой защитой и удивительной ловкостью вооружённого одним лёгким мечом летучего воина разрешался по-разному. Отдельно над схваткой держались лучники-снайперы нападавших. Но через мгновение их строй был разрушен группой горожан с мечами, вынырнувших из облаков…