Ведёт меня к окну, так же держа и не выпуская руку из белья. Приподнимает в какой-то момент, ведь я всё ещё не хочу мириться, вырываюсь, хоть и знаю, что в этом нет смысла. Если он хочет, если он делает…

— Гриша, не надо!.. Я выхожу… замуж через две недели! Что ты делаешь?! Остановись!..

— Заткнись! — с рыком резко наклоняет меня к письменному столу. Тут же снимает с меня трусы, рвёт их. Мне больно от его грубости. И я ненавижу себя за то, что неосознанно истекаю и телом молю не останавливаться. Оно предало меня. Первый раз, когда не согласились с моим разумом.

— Нет!.. — кричу я и тут же громко всхлипываю, вцепляюсь в края столешницы, когда Гриша снова вставляет в меня пальцы. Начинает жёстко и быстро трахать меня ими, извлекая чавкающие звуки. Предательское подтверждение его слов, моего падения.

— Мра-а-а-азь, — мучительный стон позади сквозь уже мои стоны. Пальцы пропадают, а через мгновение на смену им приходят губы, язык. Гриша встал на колени и, до боли сжимая мои бёдра, теперь вылизывает меня. Грубо всасывает клитор, кусает, обводит языком, помогает пальцами. А я трясусь и извиваюсь. Свихнулась окончательно, ведь теперь мне его ласки кажутся жизненно необходимыми.

После моего очередного, протяжного стона Гриша поднимается, лишая меня почти полученного оргазма. Задыхаюсь, слышу лязг пряжки ремня, как открывается ширинка. Всё вспышками, за какое-то мгновение. А затем резко входит в меня. Режущая боль, предельная наполненность. Дикое удовольствие.

— О, да-а!..

— А-а-ах!..

Хватает меня за волосы обеими руками и начинает вколачиваться. Быстро и жёстко. Дёргает за волосы, заставляя задирать голову. Рычит и вдалбливается. Снова и снова, до боли не только внутри, но и в бёдрах от столкновений. Стонать не могу, только скулить и хватать урывками ничтожные порции воздуха.

— С-сука!.. Какая же ты сука!.. — рычит яростно, но мне это слышится стоном боли. Мучительным, пробивающим до судорог. Из уголков моих зажмуренных глаз вытекают слёзы, а тело продолжает жить своей жизнью.

Одна рука ищет опоры, вторая бессовестно тянется назад, ложится на стальной пресс сквозь ткань футболки. Гриша на это дёргает меня за волосы ещё сильнее, поднимая выше. Пальцами левой руки впивается мне в скулы и поворачивает голову в свою сторону. Останавливается на несколько секунд, чтобы наброситься с поцелуем. Глубоко просунуть язык, укусить и всосать мой. Оттянуть губу и с рыком возобновить бешенные движения.

Ещё несколько диких толчков, ещё несколько его ругательств, моего мычания и мокрых дорожек на щеках, и тело прошибает, бьёт током.

С моим заглушённым визгом смешивается глухой стон Гриши. Пульсации сплетаются, пока он, не переставая, врезается; склонившись, кусает меня в шею. Даже успеваю ощутить, как нежно целует под ухом. И снова стонет. И кажется, совсем не от удовольствия.

Несколько секунд тишины, пустоты мира. Лишь тяжесть его тела, звук его дыхания совсем рядом. А затем он хватает меня за волосы, отрывая щёку от стола, и цедит мне на ухо:

— Какая же ты шлюха. Меркантильная мразь. Ненавижу тебя. Если попадёшься мне на глаза, придушу собственными руками. Обещаю, что больше никогда не прикоснусь к тебе. С сегодняшнего дня мне противно это делать. Желаю счастья в твоей новой жизни. Подавись, — встаёт, а я не дышу, как и ничего не вижу, только слышу оглушительные удары сердца и то, как Котов застёгивает ширинку на джинсах. Шлёпает меня по заднице и выплёвывает с ненавистью: — Свободна!

Быстрые шаги, хлопок двери и чувство, что на месте, где было сердце, теперь сотни осколков. Они режут меня изнутри, приносят невыносимую боль. Возненавидел меня. И почему-то его ненавидеть у меня не получается. Только себя.

В глазах стоят слёзы, смотрю в одну точку, ощущая траурную пустоту в груди и то, как по ногам что-то течёт…

— Я узнала, что беременна… только через две недели после свадьбы… — обессилено сиплю, исподлобья наблюдая, как Гриша от пришедших воспоминаний вновь мечется из стороны в сторону по мраку коридора. — Я точно знала, что это твой ребёнок… По сроку всё сходилось. У нас ничего не было до… Дима ничего в этом не понимает, не подсчитывал. Видимо, и подумать о подобном не мог… поэтому и не было никаких подозрений никогда. Мия очень похожа на меня. Только глаза… твои.

Голова вновь начинает кружиться, горечи во рту наплывами становится больше. Держась за стену, я прохожу в комнату и аккуратно присаживаюсь на край кровати. Гриша залетает ураганом следом, и теперь измеряет шагами нашу спальню. А нашу ли теперь? Рычит, хватается за голову. И от этого мне ещё хуже. Мне сейчас так больно… так больно, и не могу представить, каково ему…

— Но почему ты мне ничего не сказала?! Ты сама всё решила! Сама уехала и лишила меня ребёнка. Семьи!

И хоть сил практически нет, но я придаю голосу громкости, произнесённому — все те эмоции и мысли, вынудившие меня молчать с самого начала.

— Ты разве забыл, что наговорил мне?! Я до сих пор помню каждое твоё слово. Каждое… У меня в голове несколько лет набатом звучали твои слова. И, Гриша, какая семья?! Как ты себе это представляешь?.. Я, будучи замужняя за другим человеком, приехала бы к тебе. И что дальше?! Ты бы поверил мне?! Простил бы?! Как бы мы жили? Никакой семьи бы не получилось… Мы бы оба мучались! Я бы осталась одна с ребёнком, а ты бы так же меня ненавидел! Пойми!..

— Мы бы сделали тест ДНК!

— А ты знаешь, как его делают, когда ребёнок ещё не рождён?! Есть и безопасный способ, но не всегда он возможен!

— А-а-а-а!.. — в ярости он скидывает подушки с дивана, переворачивает маленький столик перед ним, пока я сижу и не могу пошевелиться. Нет сил даже реветь, хоть и хочется зарыдать. В голос. Это иногда унимает немного боль. Но даже такой возможности сейчас нет. Слёзы закончились.

— Нам бы пришлось ждать её рождения, чтобы ты поверил… Тогда я не видела другого выхода. Так было лучше для нас с Мией.

— А потом?! Неужели все эти годы тебя не грызла совесть?! — резко останавливается Грига, впившись в меня испытующим, безумным взглядом.

Я быстро киваю.

— Через два года после рождения Мии… Я звонила тебе… но не смогла. Я пыталась несколько раз, но все разы ты брал трубку, а я трусила и сбрасывала… Мне все годы было страшно. И даже сейчас…

— Я догадывался… но перезванивать не стал… — произносит глухо, смотря в пустоту. А затем валится на диван, хватается за голову и начинает покачиваться взад-вперёд.

Морщусь, потому что эти волны его удушья топят и меня, но снова киваю, хоть и понимаю, что он этого не видит. Я рассказала всё. Расскажу всё, что потребуется, только бы понял. Только бы простил.

— Когда мы с тобой снова начали… я пыталась сказать. Несколько раз пыталась… Но каждый раз что-то мешало мне это сделать. А может, я специально оттягивала. Может… И я подумала, как только заберу Мию… всё наладится, я всё тебе расскажу…

— Ты хоть представляешь, что сейчас творится внутри меня?! — стонет он, и от этого меня рвёт изнутри ещё сильнее.

Мне плохо, но я нахожу силы и подхожу к нему, сажусь на колени и обхватываю его лицо руками.

— Гриша, прости меня любимый!.. Я всё испортила, но я очень хочу всё исправить! Я очень раскаиваюсь! Мне так жаль, что потрачено столько времени… — всхлипываю, слёзы находятся, брызгают из глаз. — Тогда… я не видела другого решения. Я думала… что так будет лучше…

Он тоже обхватывает моё лицо и смотрит на меня. И я замечаю, как блестят его глаза. В них слёзы, господи!

— Гриш…

— Ты понимаешь, что ты сделала с нами?! Что я сейчас чувствую, знаешь?! А я тебе скажу! Я все эти годы любил тебя, прикрываясь своей ненавистью, чтобы не было так больно! Я так хотел детей. С тобой хотел! А теперь даже не могу насладиться осознанием, что у меня есть дочь! Я пропустил шесть лет её жизни. Ты это понимаешь?! — сжимает мне щёки и кричит, кричит. А я зажмуриваюсь от всей боли, витающей в воздухе. Дышать трудно. — Я… до сих пор… так тебя люблю, — низко и тяжело выдавливает он слово за словом. — и одновременно ненавижу… Что мне теперь делать?! Ты можешь сказать, как мне на этот раз тебя простить?! — вновь кричит мне в лицо, практически касаясь своим носом моего.