Но мне нужно собрать себя ради нас, ради завтрашнего дня и Мии. Поэтому я беру себя в руки насколько это возможно и иду в душ. Выйдя из ванной и одевшись в домашнюю одежду, жду Его и жду. Сегодняшний день съел все мои силы, тошнота не проходит. Желудок ноет от того, что там пусто, но аппетита нет абсолютно.

Жду час. Телефон ожидаемо — выключен. Последняя капелька силы почти иссякла. Лежу на кровати и пялюсь в одну точку. Проматываю снова и снова все года, которые прожила в Италии. У меня не было выбора. Не было.

Жду два часа. Его телефон так же выключен. Зато на мой приходят СМС от Ани. Подруга спрашивает всё ли со мной в порядке. Я отвечаю коротко и вновь впиваюсь взглядом в белоснежный диван у панорамного окна. Глаза слипаются. Сил не остаётся даже на то, чтобы моргать. Закрываю веки в последний раз, а затем резко проваливаюсь в забытие…

***

Хоть и кажется, что в сон я провалилась цепкий, тёмный и глубокий, но всё же сквозь него я могу уловить то, как щёлкает замок входной двери. Раз. Два. Дверь открывается, а затем с громким хлопком закрывается, чем заставляет меня вздрогнуть и резко распахнуть глаза. Рывком сажусь в кровати и даже отсутствие меня в реальности несколько часов не затуманило события сегодняшнего дня.

Небо сквозь панорамные окна чёрное, но светящийся огнями центр достаточно освещает комнату, чтобы я смогла рассмотреть каждую деталь интерьера. Часы показывают девять вечера. Гриша? Он только пришёл?

Быстро встаю с кровати и на носочках выхожу в коридор. В квартире вновь царит тишина, и на мгновение даже кажется, что те звуки мне померещились спросонья.

Но нет. Гриша пришёл. Стоит в полумраке прихожей, прислонившись спиной к двери. Глаза его закрыты, но зато кулаки сжаты и дыхание вновь такое же рваное, больное, как и тогда, когда мы шли к выходу из здания суда.

Мои губы распахиваются, но первый раз позвать его у меня не получается. Только набрав в лёгкие больше воздуха, собрав последние не иссохшие капли смелости, я осторожно произношу:

— Гриш…

Он резко открывает глаза, горящие всё тем же безумием, и начинает надвигаться на меня. Я делаю шаг назад, но он хватает меня за плечи.

— Как ты могла скрывать от меня это столько лет?! — рычит, встряхнув, а я зажмуриваюсь. И не из-за того, что испугалась. Знаю, что Гриша никогда не посмеет меня ударить. А из-за того, что от него разит алкоголем и сигаретным дымом.

К горлу вновь мгновенно подкатывает тошнотворный ком, который я с трудом подавляю и снова открываю глаза. В них откуда-то уже слёзы. Обхватываю лицо Гриши ладонями и лихорадочно глажу щёки.

— Прости меня!.. Хотя я знаю, что такое, наверно, невозможно простить, но я не могла поступить иначе!.. Гриш!.. — сиплю и, поднявшись на носочки, пытаюсь дотянуться до его губ, но он резко скидывает мои руки с себя и с рыком отходит на несколько шагов. Хватается за голову, будто бы пытаясь вспомнить что-то или понять.

— Как?.. Как ты могла забеременеть?! Ты постоянно сидела на таблетках, твою мать! Когда?!

Я опираюсь плечом о косяк двери в нашу спальню и, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы унять этот надоевший шторм в желудке, поднимаю на Гришу взгляд.

— Ты не помнишь?.. Тогда я не принимала таблетки…

Он резко останавливается и впивается в меня широко распахнутыми глазами. В них видится понимание…

***

В тот момент я ходила по квартире, собирая чемоданы. На часах десять утра, а ночью у меня рейс до Рима. Выхожу замуж. Должна ощущать радость, ведь сбывается то, о чём я мечтала. Но я ощущаю лишь давление в сердце. Я сделала свой выбор, и пути назад нет. Я должна выбраться из этого грёбанного, ненавистного болота. Из этого города, где мне точно не светит ничего хорошего. Таким путём, но я выберусь…

Время, чтобы собраться ещё есть, поэтому я не тороплюсь. Мама на работе, но скоро должна приехать и проводить меня до аэропорта. Дима уже месяц как в Италии, а я ждала пока моя Звёздочка придёт в себя и ей станет лучше.

Хотелось в последний раз побыть с ней рядом и поддержать. После той страшной аварии, Аня долго приходила в себя. Ведь помимо всего была и психологическая травма.

На календаре десятое сентября, за окном светит солнышко, птички поют свою осеннюю песню. А я скоро уеду в Рай. Погода прекрасна и жизнь прекрасна! Нечего хандрить!

Эти мысли и мою широкую, ободряющую саму себя улыбку, обрывают удары в дверь. На цыпочках крадусь к двери, чтобы посмотреть в глазок. От вида того, кто пришёл, сердце падает на пол, а затем подскакивает к горлу.

Сглатываю шумно и слышу крик по ту сторону…

— Таня, открой! Я знаю, что ты дома!

Заглотнув побольше воздуха, решаю открыть. Его голос и напор, с которым он долбится в металлическую, крашенную дверь, говорят лишь о том, что он не уйдёт пока не увидит меня.

Распахиваю дверь с громким скрипом, а Гриша тут же берёт меня за плечо и задвигает в квартиру. Сам заходит и закрывается одной рукой.

— Что ты тут делаешь? — из меня вырывается лишь шёпот. Слишком шокирована его приходом. Слишком сильно сбивает это с трезвого мыслительного процесса. Начинаю двигаться назад вместе с ним. Не понимаю, что сама себя загоняю в ловушку, пока он жадно осматривает меня с головы с растрёпанной гулькой до оголённых ног, выглядывающих из-под… его футболки.

— Нам нужно поговорить, — произносит тихо и хрипло, наконец остановившись взглядом на моём лице.

Мы уже в комнате, где по всем углам разбросаны вещи, стоят чемоданы. Он быстро осматривает и их.

— Гриш… прости, но нам не о чем разговаривать. Я… всё тебе уже сказала…

Рядом с ним моё дыхание прерывается на взволнованное и даже больное. Сердце раз за разом пропускает удары. Я не видела его несколько месяцев. Тёмные круги под глазами, щетина чуть больше отросшая, неизменные джинсы, футболка и кроссовки. А он всё такой же красивый, моя первая любовь.

Гриша в одно мгновение оказывается рядом. Очень близко. Без промедления обхватывает моё лицо ладонями и быстро, тихо, но горячо говорит:

— Малышка моя, не уезжай. Я люблю тебя… Пиздец, как сильно люблю. Слышишь? Знаю, ты тоже. Ну зачем тебе всё это? Я заработаю для тебя эти долбанные деньги…

Я смотрю ему в глаза и не могу даже моргнуть. Только еле заметно морщусь от боли в его взгляде. Она отдаётся и во мне, полосуя грудь, держа ком в горле. Ударяет по моей решительности, по моим убеждениям.

— …Я всё для тебя сделаю. Самой счастливой сделаю. Только не уезжай, слышишь, малыш? — упирается лбом в мой и лихорадочно дышит. Закрывает глаза и сам морщится. Физически ощущаю то, как его скручивает изнутри.

Всё это время стою неподвижно, пока в душе образовывается чёрная дыра. Боль разъедает меня так же, превращает внутренности в месиво. Но… я не могу дать надежду ни ему, ни себе. Не могу рисковать. А что, если эта страсть и так называемая любовь пройдёт? Я останусь ни с чем.

— Я… не могу…

— Пожалуйста, — еле выдавливает он из себя, всё так же прислоняясь ко мне с закрытыми глазами.

И в этот момент мой голос становится твёрже. Он не собьёт меня. Всё это ни к чему не приведёт. Я должна его оставить. Забыть. Стереть.

— Я не могу.

Гриша резко открывает глаза и отстраняется. Теперь в его взгляде помимо боли — огненный смерч из ярости. Полыхает злым безумием и… похотью. Уже заочно вздрагиваю.

— Не можешь значит?! — рывком разворачивает меня к себе спиной и, сжав одной рукой под грудью, второй молниеносно проникает ко мне в трусики. — Да ты всё ещё течёшь только от одного моего присутствия!

Я подпрыгиваю, вырываюсь, с визгом впиваюсь в его руку зубами, шиплю в то время, когда он уже во всю грубо водит пальцами по клитору и половым губам, проникает в меня пальцами.

Всхлипываю от этого, но не перестаю яростно отвоёвывать себе свободу.

— Гриша, нет!.. Не надо! Отпусти!

Но он лишь сжимает меня ещё сильнее, встряхивает со спины. Хрипит яростно мне на ухо:

— Не дёргайся! Трахну тебя напоследок. Вряд ли этот богатый ублюдок может тебя ублажить так, как ты любишь. Считай, прощальный подарок…