Подобные вопросы тщетны, потому что им не хватает определенности, а проверить ответы невозможно. Лучше временно отставить в сторону представление о науке как таковой и заняться только определенными задачами и их решением. Задачи эти вполне можно себе представить, потому что потребности человека нам известны. Человеку нужно было кормить себя и свою семью, найти убежище от плохой погоды, нападений диких зверей или других людей и так далее. Наши представления не случайны, так как сопровождаются большим количеством наблюдений. Для начала, на археологических раскопках обнаруживаются памятники, которые помогают нам понять, как выглядели предметы и орудия, созданные нашими предками, понять, как они ими пользовались, и угадать их намерения. Изучение языков проливает свет на древние слова, которые похожи на ископаемые остатки древних предметов или древних идей. Антропологи знакомят нас с обычаями и традициями первобытных людей. И наконец, психологи анализируют то, как реагируют дети или люди с отставанием в психическом развитии на те задачи, которые приходилось решать первобытным людям. Объем полученных таким способом разносторонних сведений поистине огромен – на то, чтобы его охватить, не хватит жизни. На страницах книги невозможно описать данный объем знаний; можно дать лишь несколько намеков.

Для того чтобы немного упростить задачу, давайте допустим, что первобытные люди, о которых идет речь, уже решили некоторые из самых насущных задач, ибо в противном случае пришлось бы поставить под сомнение само их существование, не говоря уже о материальном или духовном развитии. Допустим, что они уже научились добывать огонь и знакомы с азами сельского хозяйства. Их – точнее, некоторых из них – уже можно считать учеными и специалистами; возможно, они уже беседуют о «старых добрых днях», когда жизнь была опаснее, зато проще и человеку не нужно было столько всего запоминать. Я говорю «беседуют», потому что к тому времени у них определенно развилась речь, хотя они еще не умеют писать; более того, они даже не подозревают о такой возможности. На том этапе и в течение еще долгого времени письмо не является ни жизненно важным, ни необходимым.

Наша культура так плотно зависит от письма, что требуются определенные усилия, чтобы представить возможность не зависеть от него. Человек может далеко пойти без письма, доказательством чему служит цивилизация инков, не знавших письменности. С другой стороны, язык – основа, на которой строится любая цивилизация. С течением времени он становится богатейшей сокровищницей той или иной культуры.

Одна из величайших загадок жизни заключается в крайней сложности языков даже самых примитивных народов, бесписьменных языков, которые никто, кроме антропологов, в письменном виде не изображал. Каким образом развивались эти языки? Во многом их развитие шло бессознательно и случайно.

Упоминание исследований, проводимых в наши дни «полевыми» антропологами, служит достаточным обоснованием следующего: если речь заходит о зарождении науки или о любом доисторическом периоде, мы не думаем с точки зрения универсально приложимой хронологической шкалы. Такой шкалы не существует. Наука зародилась десять тысяч лет назад или более того в определенных частях света; в наши дни в других местах еще можно наблюдать тот же процесс. И независимо от места мы можем наблюдать до некоторой степени то же самое в голове любого ребенка.

Рассмотрим вкратце разнообразные технические задачи, которые приходилось решать первобытным людям, если они хотели выжить, а позже – улучшить свое состояние и облегчить тяготы жизни. Им приходилось придумывать, как добыть огонь, и по-разному экспериментировать с ним. Не только оседлым земледельцам, но и кочевникам требовались многочисленные орудия для того, чтобы резать и вырезать, свежевать, обдирать, разглаживать, раздавливать, протыкать отверстия, что-то зажимать и скреплять. Каждое орудие было отдельным изобретением, точнее, начинало целый ряд изобретений, поскольку каждое орудие совершенствовалось постепенно, шаг за шагом.

Уже в доисторические времена были сделаны ключевые изобретения, благодаря которым решались целые группы отдельных проблем и появлялись неограниченные возможности. Например, существовала общая важнейшая задача: придумать рукоятку и накрепко приделать ее к тому или иному орудию. Для этой задачи нашлось множество самых разных решений. Одним из самых оригинальных можно считать решение задачи эскимосами и северными индейцами, которые придумали связывать орудие и рукоятку полосами или ремнями из сыромятной кожи (babiche). По мере высыхания кожа сжимается почти вдвое, и соединенные с ее помощью предметы становятся неразделимыми. Добиться столь же прочного соединения другими способами очень трудно.

Земледельцу приходилось открывать одно за другим полезные растения: те, что можно использовать в пищу, как лекарства или для других хозяйственных нужд. Это подразумевало бесчисленные опыты. Недостаточно было открыть то или иное растение; приходилось выбирать из бесконечных вариаций наилучшие способы его применения. Первобытные люди ловили зверей и одомашнивали тех немногих, которые поддавались одомашниванию, строили дома и амбары, устраивали всевозможные хранилища.

Неизвестно, где появился первый гончар, но гончарное искусство подразумевало сознательное или бессознательное сотрудничество тысяч людей. Приходилось поднимать и переносить – иногда на большие расстояния – тяжелые грузы. Как это можно было сделать? Изобретательные люди придумали рычаг, простую лебедку, начали применять валики, а позже, гораздо позже – колесо. Какой-то гениальный гончар приспособил колесо для своих нужд. Как человеку защитить свое тело от холода, дождя или палящего солнца? Одни прикрывались звериными шкурами, другие – листьями или древесной корой, но ничто не могло сравниться с материалами, полученными путем плетения некоторых волокон. Когда эта мысль пришла в голову какому-то великому изобретателю, родилась текстильная промышленность. Шелкоткачество появилось в Китае в незапамятные времена. Подумайте о том, что подразумевало это изобретение: одомашнивание и «обучение» тутового шелкопряда, разведение шелковицы, шелководство в целом! Китайцы приписывают идею шелководства и шелкоткачества императрице Силин Ши, супруге мифического императора Хуанди, который предположительно правил в 2698–2598 гг. до н. э. (Следует добавить, что самые ранние образцы шелка, дошедшие до нас, относятся лишь к династии Хань.)

Самые первые орудия труда изготавливались из камня или кости; позже, когда люди осознали практическую ценность металлов, они начали добывать и выплавлять их, соединять их в различных сочетаниях; так зародились горнодобывающая промышленность и металлургия. Каждое предложение данного абзаца можно без труда расширить до целого трактата.

Чтобы проиллюстрировать почти сверхъестественную изобретательность наших «примитивных» предков, достаточно привести три следующих примера, взятые в трех весьма отдаленных друг от друга частях света. Австралийский бумеранг известен так хорошо, что описывать его не требуется. Он представляет собой метательное орудие изогнутой формы, изготовленное настолько искусно, что, пущенное опытной рукой, описывает сложные кривые и даже может вернуться в руки того, кто его запустил. Южноамериканское типити представляет собой эластичный плетеный цилиндр из коры пальмы якитара, с помощью которого выжимают сок маниока; по мере того как цилиндр вытягивается под тяжестью камня или другого предмета, внутреннее давление растет и сок вытекает. Это изобретение достойно восхищения благодаря своей простоте и эффективности. Но еще поразительнее то, что индейцам удалось открыть большую питательную ценность маниока или кассавы. Сырой сок растения содержит смертельно ядовитое соединение (синильную кислоту), которое разрушается в процессе тепловой обработки. Как индейцы нашли сокровище, которое становится съедобным только после того, как разрушится содержащийся в нем яд? Третий пример – треножник Ли, появившийся в Китае в доисторические времена (культура Яншао). Треножник Ли представляет собой котел на трех полых ножках в форме коровьего вымени; в каждой ножке можно было готовить разные блюда на одном костре, разведенном посередине.