Я тоже взглянул на оттиски, получившиеся на газете. И если бы я не видел, что данная печать только что вырезана, подумал бы, что она настоящая. Хрен придерешься!

— Вот теперь можно и на бланк зафигачить! — Колян положил бланк перед собой и ловки пропечатал его «резной» резинкой. — Ну вот, Серый, ты и заболел! — довольно помахивая перед моим носом бумажкой, произнес он. — Сейчас остальное заполним, и получишь свое освобождение от колхоза с сегодняшнего дня на руки!

— Блин, пацаны… — Внутри меня все ликовало. Да за этот свободный месяц я успею воплотить в жизнь все свои мечты! — От души! А-а-а! Давай, Ленька, наливай! Это надо отметить!

— Вот это внатуре по-нашему! — обрадовался Леня, наполняя стопки.

— Пацаны, только я одну… Не больше…

— Да кто бы сомневался, еп! — фыркнул Колян. — Никто в тебя насильно ничего заливать не будет! Поехали, чтоль? Че тару греем?

[1] Линьковые сара — фальшивые деньги (уголовный жаргон).

[2] Липа — фальшивые документы (уголовный жаргон).

Проснувшись с утра в хорошем настроении и, в ставшей уже привычной для меня комнате, я с наслаждением потянулся. Эх, слава Богу, я ничего вчера не отчебучил! После выпитой единственной рюмки вискаря, я, сославшись на усталость, отправился прямиком в люлю, предварительно пообещав Коляну ответную услугу за изготовление так необходимой мне справки-отмазки от колхоза. Заболел я, судя по диагнозу в документе, какой-то сложной разновидностью простуды или гриппа. Колян по пьяни порывался пририсовать мне чего посерьезнее, типа воспаления легких, но я его отговорил — ведь пневмония в большинстве случаев чревата больничным стационаром. А нахрена мне лишнее палево? Уж лучше дома, амбулаторно, так сказать.

Пацаны не стали даже пытаться влить в меня еще — самим больше достанется. И я спокойно отправился на боковую. Выпитая стопка подействовала на меня расслабляющее, как хорошее седативное средство. Конечно, с колесом димедрола эта доза даже рядом не стояла, но я сравнительно быстро отрубился — намудохался чего-то за день.

Я подскочил с кровати и по-бырому её заправил. Умылся, привел в порядок разлохмаченную после сна шевелюру и заглянул в комнату к пацанам. На диване, не раздеваясь, дрых Колян, выдавая громкие хрипящие трели. Леня обнаружился в спальне, где лежал одетый, уткнувшись носом в подушку. В маленькой комнатке витал стойкий запах перегара — надрались мои приятели вчера неслабо!

Я пособирал с журнального столика остатки вчерашней закуси, соорудил на кухне стакан сладкого чая и с удовольствием позавтракал. Потом позвонил замдеканше и предупредил её, что заболел и поехать в колхоз не смогу. На какой срок я вылетел из студенческой жизни, я не знал, но дата на справке была открытой — пиши, какую в голову взбредет. Главное не перебрать максимально возможный срок. А то потом придется подделывать уже справку специальной комиссии по продлению срока больничного листа.

Выбросив из головы хрипловато-эротический голос Светланы Васильевны, продолжавший звучать у меня в ушах даже после окончания разговора (побыстрее бы встретиться с Ленкой и снять эту гребаную «зависимость»), я позвонил Зябликову, который, как обычно, находился на службе. Договорившись, о встрече, я вышел на улицу, захлопнув за собой дверь гостеприимного барака. В общагу я решил пока не ездить. В этом сейчас не было никакого смысла. Завтра мои соседи рванут в колхоз, а я, благодаря Коляну, останусь в городе. Подумав, я решил остановиться на предложении Зябликова и квартире его соседа, которую он мне сосватал вчерашним днем. Леню напрягать больше не хотелось, и так уже столько времени у него тасовались бесплатно. Буду забегать когда-никогда. Ну, и если с «Мумий Троллем» все срастется, как я планирую.

На этот раз я не поехал в отделения, а договорился с майором встретиться через час у его дома. Проживал Зябликов в районе «Второй речки», неподалеку от места работы. Погода и сегодня радовала — солнце палило напропалую. Даже не верилось, что через несколько дней наступит настоящая календарная осень. Не такой я её себе представлял, на родине совсем другие погоды в это время стоят! А здесь, в этом приморском городе лето продолжается. Ура!

Загрузившись в автобус, я неспешно покатил к месту встречи. Времени у меня еще было навалом — успею к намеченному сроку. Как оказалось, не успел. Из-за какой-то аварии образовался дорожный затор, и я опоздал на встречу почти на целый час.

Зябликов терпеливо ожидал меня во дворе, сидя на лавочке возле подъезда. Он курил, лениво пуская в воздух колечки дыма.

— Степан Филиппович, — подойдя к майору, повинился я, — простите! Не думал, что опоздаю. Но там авария на дороге…

— Знаю. — Зябликов кивнул и выбросил окурок в урну. — Когда сюда ехал, пробка уже собиралась. Я так и понял, что ты немного припозднишься. Ну что, — он поднялся с лавки, — пойдем твои хоромы смотреть?

— Ага, — произнес я, заходя следом за майором в прохладный, еще не успевший раскалиться подъезд.

Мы дотопали до третьего этажа, где Зябликов и остановился. Обычный пролет, три двери.

— Я вот здесь живу, — он указал на аккуратную дверь с двумя латунными циферками «22», обшитую снаружи зеленым дерматином. — А твоя — напротив.

Я взглянул на деревянную лакированную дверь под 24-м номером, выглядевшую солидно и основательно: зачетные ворота! Видно с первого взгляда, что не какой-нибудь бичара запойный обитает, а вполне себе состоятельный чел. А наличие сразу двух врезных замков, лишь укрепило меня в этом мнении.

Зябликов тем временем достал из портфеля связку ключей с металлическим брелком, украшенным японскими иероглифами и протянул мне:

— Тренируйся, Сереж!

Я по форме бородок сразу прикинул на глаз — какой из ключей, к какому замку подходит. Из трех ключей на связке, два действительно оказались от входных замков. И через минуту мы уже стояли у открытой двери.

— Быстро ты! — Фыркнул Степан Филиппович. — Чего стоишь? Проходи! Чувствуй себя как дома! Хозяин появиться не раньше, чем через полгода.

Я прошел небольшую прихожую, где, сбросив с ног кроссовки, прошел в комнату. Че могу сказать? Дорого-богато! А для родимой деревни, так и вовсе — недостижимый уровень. Вроде и есть у наших деревенских блатных, кто прихлебывает из разных импортных кормушек, особенно из леспромхозовских, всякого разного добра. Но чтобы столько!

— Говорят, что вся японская техника, что мореманы из рейсов привозят, едва ли с помойки? — не мудрствуя лукаво, поинтересовался я у Зябликова. — Но на мой неискушенный взгляд, она как новая…

— Да, Сереж, — кивнул майор, — как ни печально это признавать…

— Блин, да если там такое выкидывают… Как вообще можно рабочую вещь, да еще в таком состоянии, в утиль списать? Это просто кощунство какое-то! Да у меня в голове это просто не укладывается! Я, когда маленький был — лет восемь-десять, мы с дедом, когда за грибами ездили, обязательно возле местной свалки останавливались, — поделился я воспоминаниями со Степаном Филипповичем. — И если деду на глаза попадалась вещь, которую можно было починить, без особых затрат и собственными руками, он её обязательно забирал. Да у него куча всяких удобных примочек и приблуд со свалки была! В гараже — насос из компрессора от старого холодильника, в доме — для скважины, дизельгенератор, восстановленные автомобильные аккумуляторы в подвале, на случай отключения света… Так что когда в деревне рубили свет, только дедовский дом светился в темноте, словно новогодняя елка… А здесь такое на свалку…

— Загнивают, гребаные капиталисты! — ругнулся майор. — Хотя, если честно, позагнивать тоже охота! Только если ради этого не нужно будет честью своей поступиться, — добавил он. — И никогда мы их не догоним, — печально вздохнул Зябликов, — чтобы там с высоких трибун нам не толкали…

А у меня в голове «заиграл» знакомый до боли проигрыш — «Распутин» из «Боней М». Ябез раздумий направился к стене, на которой висела шикарная гитара. И тоже, похоже, что не наша…