Очнулся Ширяев от мерзкого сна с ломотой в грудине — щемило сердце. Пришлось встать, пройти на кухню и принять лошадиную дозу валерьяновых капель. Это простонародное зелье агент использовал, чтобы снять, случавшиеся последнее время, приступы хандры или нервического беспокойства. Валерьянка помогла… Стараясь изгнать из головы хмарь недавнего сна, инженер стал собираться на работу. Однако, вот подлая штука…

По молодости, да и до женитьбы на Татьяне Альберт-Роман не страдал суеверием, поэтому ночные видения вовсе не будоражили сознание, разум четко разделял сон и явь. Но теперь, и с каждым годом больше и больше, видимо, под влиянием русской жены, Роман Денисович стал считать сны отнюдь не безобидным явлением в жизни. Разумом инженер понимал, что ночные образы только следствие текущих забот и переживаний, облекаемое в некое метафорическое действо. Перемалывая полученные за день впечатления, тревоги и страхи, мозг изгоняет куцые останки страстей, превращает в бредовые фантасмагории или вовсе бессмысленные кошмары. Да, и церкви: православная, а в особенности евангелическая, не считают сновидения фактором призванным определять помыслы человека, не говоря уж о последующих за ними действиях. Нельзя воспринимать увиденное во сне всерьез, зацикливаться на том, выискивать непонятную логику. Это, рассуждая здраво, — глупо. Конечно, Ширяев понимал справедливость таких умозаключений, но поделать с собой ничего не мог…

Мистическая бацилла крепко укоренилась в сознании инженера, что даже искал научное оправдание не только «вещим» снам, ну, и незабытой днем привидевшейся хрени.

Вот и теперь, помимо воли, Роман Денисович возвращался к пережитому во сне бесстыдному сюжету. Что бы это означало? Хотя, конечно, приснилась полная ерунда, но почему сегодня… Жена частенько употребляла выражение — «сон в руку». Понятно, тут и гадать нечего — определенно, разведчик ступил в критическую полосу, чреватую самыми губительными последствиями. А впрочем, агент постоянно ходил по лезвию ножа, когда даже малейший промах грозил провалом и гибелью. Так уж, видать, на роду написано. И зачем тогда попусту переживать… Пора привыкнуть к неопределенности выбранного пути и смириться с неотвратимой печальной концовкой. Разумеется, так… Но хотелось оттянуть время развязки — хотя бы не теперь, а на потом, не скоро…

Но постепенно утренние хлопоты переключили мысли Ширяева на другую тему, впрочем, не такую уж далекую от прежних суеверных опасений.

А, что если Виктор Пахряев не справится с порученным заданием… Насколько оправданы такие опасения? Какие возможны причины, ну или обстоятельства неодолимой силы… К примеру, — боец оперативного пункта в решающее мгновение струсит и сдастся чекистам. Но не исключено и такое — вчерашним вечером Виктор ломал перед ним комедию. А сам уже решил заложить разведчика, в надежде получить снисхождение органов. Тоже нельзя исключить… хотя парень наверняка понимает, что Ширяев не пожалеет доносчика и, даже будучи арестованным, утопит бесповоротно. Вот и приходится надеяться на страх сковавший Пахряева, превративший малого в покорную тряпку. А еще солдат может запросто обмишуриться, подставиться ненароком по глупости или по чистой случайности… Где гарантия, что никто за ним не следит? Нет таковой…

Но вероятен и второй вариант развития событий — уже со стороны Конюхова. Лошак не пойдет на самоуничтожение: по трусости ли, душевной слабости или даже по проблеску заложенных в детстве религиозных чувств — самоубийство же страшный грех. Угрозы, придуманные для острастки, не возымеют на уркагана должного действия. А, что не так… Ведь, по сути, — бродяга безразличен к судьбе родственников, пахан одинокий волк, — жизнь прожита и терять уже нечего… Хотя, пойди, разберись в кондовой русской душе… Вот такая вот выстраивалась перспектива: вчера затеянная комбинация казалась безукоризненной, а сегодня полетит прахом. Оставалось надеяться на везение, на благоприятные обстоятельства, на удачу… что задуманное получится.

«Ладно, — махнул Ширяев рукой, — будь что будет… Главное, надежный Walther в кармане — und Gott ist mit uns…» — инженер даже не заметил, что всуе помянул Бога.

За входной дверью квартиры рук немецкому агенту не заломили, в полутемном коридоре никто не набросился, на выходе из дома ломовые оперативники не поджидали. Получается — живи пока спокойно… То, что не арестован, еще не означало, что не раскрыт как шпион, или Лошак не успел заложить… У чекистов припасены хитрые многоходовки, а главное, гэбэшникам нужны связи разведчика, чтобы не оборвалась агентурная цепочка.

Испытанный способ выяснить установлена ли слежка, так это — изменить привычный маршрут. И Роман Денисович решил пойти в депо другим путем, двинулся не к парку, а в противоположную сторону. Так Ширяев дошел до кирпичного здания кондукторского резерва, что на третьей Кречетовке. Шпиков за ним не было…

«Уже нормально, — подумал Альберт, — похоже, Конюхов-Лошак до конца еще не раскололся. Но зачем тогда сдал диверсантов, поселив на отшибе у бабки-покойницы?

Почему старый уркаган не пожалел русских парней, засланных в Кречетовку? Наверное, чувствовал — диверсантов и так поймают, и играть в молчанку бывалому сидельцу выходило не с руки, — Ширяев облегченно вздохнул. — Повезло, что я заранее предусмотрел легенду с лейтенантом-особистом, и если Лошак не полный дурак, то наверняка воспользуется ею. То, что диверсанты не станут молчать, — об этом даже не стоит заморачивался. Каждый из них печется о собственной шкуре. Надеется — чем больше выложит, чем сговорчивей будет, то чекисты будут добрей к нему, одним словом, не станут применять спецсредств. А там, бог даст, и к стенке не поставят…

Роман Денисович вышел к северным задам депо, шагая по шпалам вытяжных путей, не занятых составами. Праздно шастающих людей в парке отправления не заметил, что еще раз убеждало в отсутствии слежки за ним. Инженер поспешно прошел через деповские цеха, еще не до конца проснувшиеся после ночной смены. Приблизился к кучке мастеров и итээровцев, собравшихся у здания стройцеха на утреннюю планерку.

Прислушался, о чем говорит народ. Трепались, кто во что горазд… Но уже не было вчерашнего ажиотажа по поводу зверского убийства снабженца Машкова и сгоревшего домика. Впрочем, отдельные факты из вчерашней жизни поселка проскакивали в речах железнодорожников, похоже, жены-сороки на хвосте принесли… Как водится, самым осведомленным оказался главный механик Иван Михайлович.

Лысый, большеголовый крепыш темпераментно вещал кучке ротозеев, что органы арестовали опостылевшего народу бандита Лошака с дружками и отвезли в оперативный пункт дорожно-транспортного отдела НКВД.

— Выходит ребятушки там не только убийство и разбой, коли за дело взялась госбезопасность… Здесь видать, — и механик поднял кривой палец вверх, — дело «сурьезное»!

Люди без излишних комментариев поняли намек Михалыча, что тут стопудово пахнет изменой или даже большим государственным преступлением. Умник же, как повелось, взялся рассказывать случай из собственной жизни:

— У наших вон в колхозе в тридцать третьем… гепеушники взяли одного зоотехника, интеллигентным считался, мерзавец. Потом выяснилось — гад ядом скотину травил, увезли нахер с концами, — и утерев рот ладонью, веско заключил. — Думаю, ребята, — пиздец Лошаку и евойным дружкам…

— Постой Михалыч, — вмешался молодой технолог Коля, — неужели думаешь, что Лошак-бандюга Семена отоварил? Да не верю… На кой черт старому пердуну мокрым делом мараться… — и победно заключил: — А знаете, мужики, что шестерок пахана: Космыню, Моряка и Уруса — уже выпустили…

Слушатели разинули рот от такого оборота событий. Да и Роман Денисович, навострив уши, подошел ближе.

— А не врешь? — разом переспросил хор голосов.

— Да… рядом с ними живу. А уж маманя, завсегда по-соседски о них знает. Правду говорю, отпустили эту шпану.

— Да уж… — присутствующие озадаченно почесали затылки.

— А Лошак, мудак, сидит пока, — продолжил Николай, — Дед, как пить дать, знает — чьих рук дело… Ну, убийство и поджог… А еще… считаю, что там чужаки постарались, как бы, братцы, диверсией не пахло…