Сергей осуждающе покачал головой. Селезень начал оправдываться, правда, унылым тоном:
— Мы тут, с какой стати… Подозрений, а тем паче опасений, касательно собственной персоны, Машков не выказывал. Хотя, возможно, что основания имелись. Но Семен, — парень смелый, решил до времени обождать…
Это невольное упрямство показывало, что смерть внештатника еще не умещалось в голове Селезня:
— Если так, то Семен совершил грубейшую ошибку, предприняв личное расследование, — но потом тяжко вздохнул. — Должно проглядели, жалко парня…
Воронов уже понял, что гибель Семена Машкова начальник городского отдела воспринял близко к сердцу, виду не показывал, но похоже ощущал собственную вину. Потому, решил переключить внимание начальника горотдела на проводимые Машковым оперативные разработки. Селезень оказался в теме и, нисколько не задумываясь, стал излагать накопленный материал:
— Касательно оставшихся подопечных… Тревоги фигуранты у Машкова не вызывали, люди смирные, никакой агрессией с их стороны не пахло. Хотя, конечно, в тихом омуте черти водятся. Но думаю, что эти «черти» у граждан лежали в непробудной летаргии, — и натянуто рассмеялся. — Конфликты с местным населением у него тоже не наблюдались. Ну, обзавелся парочкой замужних любовниц… Так у одной муж на фронте, а у другой задроченный конторский сморчок. Семен одним мизинцем такого уделает… — Петр Сергеевич сожалеюще вздохнул. — Никак не привыкну, товарищ капитан, что человека уже нет, забываюсь… — крякнув, старлей продолжил: — Местные урки Машкова по-свойски уважала. Знаю… тот случалось, давал хмырям денег на опохмелку, не из боязни, а как бы по-приятельски. Те взамен отплачивали дешевыми услугами, так… сливали лабуду из блатного мирка. — И заканчивая, Селезень недоуменно развел руками. — Да и физически Семен мужик не хилый, мог за себя постоять, коли что.
Выходило как бы все ровно.
Начальник горотдела придвинул остальные формуляры на объекты оперативной разработки Машкова. На сегодня за тем числилось шесть человек. Из списка лиц, предоставленного отделами кадров узловых предприятий, у Машкова оказалось двое: инженер-технолог паровозного депо Еланцев и прораб строительного поезда Руди. Умело работают кадровики — из пяти два попадания! Фамилии и должности остальных фигурантов ничего конкретного Сергею не говорили, потому эти папки отложили в сторону.
Воронов вчитался в донесения Машкова. Выполненные обиходным, нисколько не казенным языком записки помогали читателю как бы вживую общаться с уже умершим снабженцем. Эти разрозненные сообщения складывалось в свидетельства, легкость и незамысловатость которых давали развернутое представление о человеке, попавшем в круг подозреваемых.
Вот, как внештатник характеризует тех людей:
Еланцев человек закрытый, круг общения инженера крайне ограничен, если быть точным, то полный мизантроп. Но с его же слов, — заядлый путешественник, что и насторожило Семена. Депо для него дом родной, технолог знает предприятие до кирпичика. Ну и что с того… Но, по порядку. Машкову было нелегко втереться в доверие к Олегу Валерьяновичу, чай все-таки дворянчик. Однако по случаю подогнал интеллигенту лаковые штиблеты, потом кремовый габардиновый костюм. Сдружились, не сдружились, но снабженец имел теперь право посещать квартирку инженера. Жил тот с комфортом, видимо не изжил барских замашек. Антикварная мебель, книги с золоченым тиснением, кресло-качалка. Правда, на откровенный разговор никак не выходил: или отмалчивался, или молол малоинтересную чушь. Инженер любил гулять, и Машков проследил маршруты прогулок. Еланцев после рабочего дня часто бродил по квартальным аллеям яблоневого сада, примыкавшего с востока к Кречетовке. В выходные дни забредал дальше, — в дубовые рощицы, разметанные по берегам речушки под глупым названием «Паршивка», или даже посещал окрестные села и деревушки. Но это так, редко. Причем, эти вылазки происходили в гордом одиночестве.
Однако, что странно, у Еланцева не было женщин, а мужчина в самом соку… Как так? Вывод один: или полный импотент, или закоренелый онанист. Семен даже прощупал технолога насчет порнографии, мол, завалялись пикантные фото, но инженер не проявил никакого интереса. О чем Семен обстоятельно доложил куратору в органах, там по мере сил проверяли полученные сведения. На этот счет думали всякое… Первым делом предположили, уж не тайный ли Еланцев педераст, вот почему и любит дальние отъезды, чтобы не засветиться, предаваясь тайному пороку. Два раза в камере хранения Павелецкого вокзала обыскали его багаж — ничего свойственного извращенцам не нашли. Касательно переписки, телефонных звонков — тоже «голый вассер».
В тесных связях с арестованными по доносам Машкова и фигурантам из нового списка не состоит. Или излишне осторожный, или попросту — нелюдимый человек…
Но уж слишком подозрительный тип! Никак не подкопаешь под него. Ни одной зацепочки, одним словом — невинный младенец. Но в этом и кроется главная причина недоверия. Нельзя быть кристально чистеньким, ну нет такого в природе, априори не бывает. Вот Семен Машков и валандался с Еланцевым уже три года, и все впустую, но не отпускал от себя, чувствовал в технологе дьявольскую червоточину. Парень надеялся, улучить подходящий момент и прищучить бывшего дворянина, пригвоздить Еланцева к позорному столбу.
Воронов допускал, что Машков ошибался и годами тянул эту пустышку. Но даже на поверхностный взгляд Сергея этот Еланцев представлялся любопытным для следствия субъектом. Сильно настораживали не просчитанные родственные связи, отнюдь не школьное владение немецким языком, частые иногородние командировки, даже в недавно зарубежные Ригу и Таллин, да сам вид инженера ухоженный и спортивный… Ну и как обойтись без женщин еще не старому мужчине… Что за этим скрывается?
«Придется самому познакомиться со странным инженером-технологом, поработать с ним как умею. По амбару помету, по сусекам поскребу — вот муки и наберу…» — подумал Сергей, отложил папку в сторону и уведомил Селезня, что на время забирает бумаги себе.
Старший лейтенант понимающе кивнул, и кратко пояснил, скривив губы:
— Знаем такого. Гнилой человек. Да руки не доходили…
Капитан открыл досье Руди. Тоже закоренелый холостяк, но жуткий бабник и балагур. Машков быстро сблизился с ним. Федору Руди, в качестве прораба дистанции зданий и сооружений, приходилось вручать «презенты» чинушам из строительных и снабженческих контор. Дураку понятно, тут никак не обойтись обыкновенной бутылкой водки и котелкой колбасы. В таком случае следовало приложить максимум изобретательности и фантазии. Возникала настоятельная потребность — одарить добротным, штучным товаром. А уж по дефицитным, а уж тем паче раритетным вещичкам, снабженец Семен — главный барышник в Кречетовке. Как ни крути — мужики два сапога пара, на том и сошлись.
Так почему же к Федору Дмитриевичу пристальный интерес проявила не милиция, а чекисты? Если быть точным, то сотрудники ОБХСС держали лукавые сделки прораба в постоянном поле зрения. Но, как ни странно в них отсутствовала криминальная составляющая. Руди считался первостатейным «выбивалой и достовалой», за что и ценило руководство, а коли оплошает, то вставало за ловкого прораба всей грудью.
Госбезопасность же насторожило другое. Мужчина он слишком яркий, на фоне остальных итээровцев Кречетовки выделялся не только ладно пошитой одеждой, но и нездешним, отнюдь не провинциальным лоском. Людям запомнились слова главного инженера отделения по поводу Руди: «…вылитый москвич, насквозь промытый, одет как с иголочки…». Федор Дмитриевич нисколько не похож на профессионального строителя, грубого матерщинника, с продубленной ветрами физиономией. При внешне благородном облике, Руди являлся человеком открытым, прирожденным шутником и весельчаком.
Но если приглядеться поближе, то за этой игривой бесшабашностью, скрывалась личина прожженного дельца, коммерческого аса, вхожего в круги «сливок общества». По сути, как удалось просчитать чекистам, Руди своеобразный мосток к местному элитарному клану, точнее служил веревочкой, дернув за которую удалось бы развязать порочный партийно-хозяйственный, чиновничий клубок. Ну, и конечно, дружба с сильными мира сего превратила прораба в источник ценной, а то и секретной информации. А утечка важных, порой стратегических сведений на сторону властью запрещалась даже в мирное время. Потому НКВД пристально заинтересовался обширным кругом общения Руди. Органам стало любопытно, зачем малый сплел такие, поистине паутинные, сети. Ради чего он лезет в двери, которые прорабу не по чину.
