Запыхавшийся Тэошник внес начищенный примус, поставил на цементный пол, снял с плеча мосинку с примкнутым штыком и примостил в углу.

— Разжигай! — расторопный солдат быстро накачал резервуар горелки и поднес спичку, примус загудел.

— Ты че… взаправду пытать собрался? — прохрипел взволнованно Мерин.

— А то!

— Вот блядь! Охуели в доску… — диверсант добавил еще парочку цветистых выражений…

— За матерщину еще сильней причитается. Ну, никакой культуры, воспитывать придется, — усмехнулся Воронов, и азартно повел плечами. Взял винтовку, перекинул с руки на руку и стал нагревать трехгранный штык в свистящем веере огня.

— Ты того, начальник… что, нах, озверел совсем? Я ведь пленный, давай, нах, протокол веди…

А зачем бумагу марать? Да и какой хрен пленный… Так… предавший Родину кусок сраного дерьма. Запытаю и пристрелю разом, коли не поумнеешь! — Воронов продолжал деловито поворачивать штык в пламени горелки. — И на «вы» впредь общаться. Я тебе сегодня — царь и Бог! И хвати тут «на-накать» и «нахать» — не в сортире сидишь…

— Гражданин начальник, ты это, — смекнув о промашке, арестант немедля поправился, — поубавь… те пыла…

— А зачем? — перебил Сергей. — Вот доведу до скотского состояния, а потом посмотрим, каков Мерин, — герой…

Штык стал малиновым. Воронов медленно повертывал трехгранное жало в свистящем огне примуса.

— Слышь… те гражданин начальник, я понял. Осознаю — один хер подыхать, не мучайте. И так… без принуждения, что потребуйте расскажу.

— Само собой, обо всем подробно, с деталями, распишешь нашим следакам, — Воронов не прекращал накалять штык. — А я задам только парочку вопросов… Первый: кто приказал завалить Семена Машкова, выколоть глаза, отрезать язык, спалить дом мужика?

Мерин натянул как поводья, удержавшую сильное тело кандальную цепь. Воронов пристально оглядел гигантскую фигуру, скованную по рукам и ногам стальными узами из прошлого века. Картина, поистине времен Емельяна Пугачева, не хватало еще железной клетки и дыбы под потолком. Арестант набычился и сипло выговорил, непослушным пересохшим языком:

— Да этот, педрила (извиняюсь, гражданин начальник) Лошак и велел.

— А ты так сразу под козырек взял… чего это урка раскомандовался вами? — Воронов отставил винтовку опять в угол камеры, приглушил примус, прислонился к двери и обратился во внимание.

— Ну, в школе велели слушаться Лошака как отца родного. Начальную проверку обмена паролями дед прошел. Так что и представляться не пришлось… Бродягу, видать, раньше известили: и кликухи, и с какого центра группу послали. Допускаю что угодно… Кумекал даже, что красные могли старого перевербовать и не удивлюсь, — с самого начала тот заделался двойным агентом… На занятиях учили сразу в бочку не лезть, подозрения не выказывать. Сперва присмотрись, принюхайся к такому человеку, пусть мудак выговорится до конца, поснует перед глазами. Если внутри какая червоточина, то непременно вылезет наружу, проявится. Ну, и если фраерок не прокатывает, один выход — придется избавиться, сами понимаете — грохнуть…

Вот так и поступил — по книжному: выслушал Лошака, подробно выслушал. И да, и нет… Скользкий старикашка, тормошится больно. Я ученый, на чистую веру ничего не беру. Но когда Лошак стал долдонить о приказе сверху, — загремев цепью, упер грязный перст в потолок. — Когда описал подробности: и про глаза, и про язык, да и домишко приплел, — тут я поверил. Ну, не может красное, партейное начальство пойти на такое изуверство. Да еще в тылу… У них бошку отвернут, если узнает кто повыше.

Да и «лошадиная морда» складно детали изложил. Еще канючил бродяга, мол, для него самого, как снег на голову — такую жуть вытворять. Но ничего не поделаешь, сверху видней и наше мнение там никого не интересует. Ясно дело — немецкий приказ.

— А чего понеслись сразу к блатному, там что явочное место?

— Точняк, гражданин начальник. Делали согласно инструкции, не умничали… Ведь как сказали, — Мерин облизал потрескавшиеся губы, сухо кашлянул, — Лошак попервоначалу организует надежное место для укрытия. А дальше, по ходу, уже сами разберетесь, что да как… — И сотворив просящую мину на лице грубой лепки, прошипел со свистом. — Мне бы попить, гражданин начальник, нутро пересохло.

— Боец! — крикнул Воронов, — ну-ка подай ковш воды. Напиться Гурьеву надо.

Солдат принес полный ковш студеной водицы из жбана в коридоре кутузки. Под присмотром Воронова протянул Мерину. Тот судорожно, в один присест опорожнил литровую емкость. Утерев рукавом губы, удовлетворенно крякнул. Сергей подумал тогда: «Что не говори, живой человек, однако…» — вслух же произнес:

— Группу к нему послали, чтобы переждать в надежном месте, таков первоначальный план центра… А старику кто велел внештатника убить?

— Вестимо, получил команду начальства. А кто конкретно приказал, так не положено такие вещи спрашивать, самому язык отрежут.

— Понятно. Но неужели Лошак так ничего и не сказал, когда и каким образом пришло распоряжение центра убить Машкова. И не по-тихому прикончить, а надругаться над трупом и сжечь дом. Не думаю, что Конюхов настолько осторожен и скрытен. С ним успел пообщаться… Это ведь дед, сдал вашу группу со всеми потрохами.

— Не дурак, сам догадался… Как старый пердун и вышедшая в тираж урка, старикан слабое звено. На таких нельзя надеяться, — Мерин на глазах стал покладистей, да и заговорил не как отвязный босяк.

— Ну вот… Нет смысла покрывать Лошака. Как дед все-таки обосновал новое задание… по ликвидации стукача?

— Промелькнуло у него словечко «главный»… Но хрыч с усилием напирал на «без всяких обсуждений» и «дело решенное». Мне-то что, уточнять не стал, кто конкретно отдал этот приказ. Зачем много знать, себе хуже…

— Ладно, возможно, ты на самом деле не знаешь подробных обстоятельств. Да и не важно. Лошака еще днем забрали, а расколоть дедка теперь, как два пальца об асфальт, — Сергей сдержал набежавший смешок.

— Теперь подробней, как вышли на старого зека?

— В абверкоманде дали адрес и ксиву для родского.

— Как думаешь, записка фальшивая или живой законник черканул?

— Чего немцам с малявой заморачиваться, там полно бродяг-сидельцев. Тюряги западного округа достались фрицам в целости и сохранности. Немцы народ пунктуальный, у них каждая букашка на учете. Они арестантов к делу определили: мужичье в лагеря, рабочие руки везде нужны; блатных, кого перебили, а кого, типа меня взяли на службу. Тюремные талмуды остались целы, только читай, — из них каждый зек как на ладони.

— Понятно. Малость знаком с твоей геройской биографией.

— Ерема, сучара, разболтал… — и тут же одернулся. — Простите, гражданин начальник, по привычке вякнул, больше не буду.

— Ладно, прощу, — Сергей видимо потеплел к Мерину. — А теперь пошевели мозгами. Зачем так жестоко расправились со снабженцем? Машков парня фамилия.

— Да знаю, кто таков, — спокойно ответил бугай, — старый хрен подробно пояснил — кто, да что…

— Но ведь мужика было проще втихую приколоть. Зачем нужна такая волна с изуверским отрезанием языка, глазами и поджогом дома. Складывается два варианта. По одному получается, что центр или кто там рулил, намеренно вас сдал, сразу же… Зачем и почему? Толкового ответа пока не нахожу… Единственное, диверсионную группу заслали для отвода глаз НКВД, если планировали рядом акцию гораздо серьезней. И второе: Гурьев, а не думаешь, что Лошак чужими руками хотел расправиться с неугодным человеком, и заодно пугнуть собственных недругов… Что скажешь, на такие соображения…

— Я поначалу тоже подумал о подставе, сразу, как попались… Да не сходится — смысла нет. Немцы нас столько учили, думаю, денег перевели уйму, и так… за понюх табаку пустить в расход… Да и Тита первый радист на курсе, почему не послать двоечника-неумеху. О себе уже молчу. Нашли швейцарские котлы?.. Это приз, за первое место по тактической подготовке и выживанию. Я часы на память уволок на задание, а куратору сказал, что в речке нечаянно утопил.