Intimacies

By Katie Kitamura

This edition is published by arrangement with Trident Media Group, LLC and The Van Lear Agency LLC.

Эта книга является художественным произведением. Имена, герои, места и события либо являются продуктом авторского воображения, либо используются в художественных целях, и любое сходство с реальными событиями, компаниями, местами или людьми, ныне живущими или умершими, случайно.

© 2021 by Katie Kitamura

Cover photo © Eri Miura

Cover design © Marina Drukman

© Александра Сагалова, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2024

Уезжать в другую страну всегда непросто, но я, сказать по правде, рада была очутиться подальше от Нью-Йорка. После смерти отца и внезапного бегства матери в Сингапур в Нью-Йорке я стала какая-то потерянная. Поняла тогда, насколько сильно родители привязали меня к городу, где ни один из нас не был рожден. Долгая болезнь отца — вот что меня там держало, и, когда все неблагополучно разрешилось, на меня свалилась нежданная свобода: езжай на все четыре стороны. Я спонтанно подала резюме на вакансию переводчика в Суд, но потом, когда меня взяли на работу и я переехала в Гаагу, я поняла: не хочу возвращаться в Нью-Йорк, это уже не мой дом.

Я прибыла в Гаагу, имея при себе годовой контракт, да по большому счету и все. В мои первые дни, пока город был мне еще незнаком, я просто так, без особой цели каталась на трамвае, гуляла часами напролет, а когда мне случалось заблудиться, сверялась с картой в телефоне. Гаага обладала фамильным сходством с европейскими городами, где мне доводилось подолгу жить, и, наверное, поэтому я постоянно удивлялась: почему же я так быстро и так часто плутаю? В такие моменты, когда привычные на вид улицы сбивали с толку, я задумывалась: а я вообще смогу здесь быть не гостем?

Но, продолжая странствия по улицам и кварталам, я вновь ощущала, что скорее да, смогу. Со своим неотступным горем я успела сжиться, перестала его замечать, перестала сознавать, насколько оно притупляет мое восприятие. Но сейчас горе словно бы стало отпускать меня. Пространство начало раздвигаться. Шли дни, и я все больше убеждалась, что покинуть Нью-Йорк было правильно, хотя не факт, что приехать в Гаагу — тоже правильно. Я созерцала особенности здешнего пейзажа с мощным, порой почти пугающим облегчением — потому что это место еще не стало до боли знакомым, память еще не исковеркала его, и потому что я уже искала что-то, хотя сама не понимала что.

Примерно тогда я и узнала Яну — через нашего общего знакомого в Лондоне. Яна перебралась в Нидерланды двумя годами раньше меня — работать куратором в Маурицхёйс, домохозяйкой в национальной галерее, так она говорила про свою должность, насмешливо пожимая плечами. Яна была моей полной противоположностью — душа нараспашку, я-то за последние годы научилась быть бдительной, болезнь отца служила мне немым предупреждением: не очень-то надейся. Яна вошла в мою жизнь как раз в тот момент, когда я больше обычного была расположена с кем-нибудь сблизиться. Ее разговорчивое общество дарило мне спокойное утешение, казалось, в нашем несходстве заложено некое равновесие.

Мы с Яной часто ужинали вместе, и в тот вечер она предложила: давай я сама все приготовлю, сил нет идти в ресторан, да и деньги сэкономим — а она только что взяла ипотеку, довольно ощутимую. Яна купила квартиру недалеко от старого вокзала и уговаривала меня переехать в ее район, когда закончится моя краткосрочная аренда. Взяла моду присылать мне объявления о продаже недвижимости, уверяла, что район многообещающий, да и с транспортом тут все отлично, вот она же ездит теперь до работы, добираясь без всяких пересадок, на трамвае.

Я шла от трамвайной остановки к Яниному дому, и под ногами похрустывало битое стекло. Дом — обрамленное балконами простенькое здание — вклинился между кварталом социального жилья и новеньким кондоминиумом из стекла и стали — два лица динамично меняющегося района. Я позвонила в домофон, и меня впустили, даже не спросив, кто там. Я и постучать не успела, а Яна уже распахнула дверь и без долгих предисловий выпалила: на работе просто жесть, я что, для этого притащилась из Лондона в Гаагу, чтобы тут с утра до ночи чахнуть над бухгалтерскими простынями в экселе? Но вот, пожалуйста, она сидит и чахнет, у нее сплошные бюджеты и пресс-релизы, а что до искусства, так она его в глаза уже сколько не видит, теперь за искусство почему-то отвечает кто-то другой. Она махнула мне: давай, заходи — и взяла принесенную мной бутылку вина. Посиди со мной, пока я готовлю, крикнула она через плечо, исчезая в кухне.

Я повесила пальто. На кухне Яна тут же вручила мне бокал вина и отвернулась к плите. Через минутку все будет готово, заверила она. Как на работе? О контракте что-нибудь слышно? Я покачала головой. Непонятно, продлят мой контракт в Суде или нет. Меня и саму это беспокоило, чем дальше, тем сильнее, потому что я начала подумывать, не осесть ли в Гааге. Поймала себя на том, что пристально приглядываюсь к своим заданиям, к поведению начальства — выискиваю некие знамения. Яна сочувственно покивала и спросила: ну как, объявления почитала? Вон в том кондоминиуме напротив как раз продается квартира.

Я сказала, что почитала, и отпила глоток вина. Яна переехала совсем недавно, но явно освоилась, обживает территорию с присущим ей энтузиазмом. Я знала, что покупка квартиры дает Яне жизненно необходимые чувство безопасности и уверенность: она вышла замуж и развелась еще до тридцати и последние десять лет пробивала себе путь к нынешней должности в Маурицхёйс. Наблюдая, как она открывает кухонный шкаф, достает бутылку оливкового масла, мельничку для перца, я про себя подметила: все уже стоит по местам. Внутри что-то екнуло — нет, не зависть, скорее восхищение, впрочем, не так далеко они ушли друг от друга.

Давай поедим за стойкой, предложила Яна. Я кивнула и села. Она поставила передо мной тарелку с пастой и сказала: всегда хотела квартиру с барной стойкой. В детстве, наверное, такую видела. И она уселась на табуретку напротив меня. Яна выросла в Белграде: мать — сербка, отец — эфиоп, потом, во время войны, ее отправили в школу-пансион во Франции. В Югославию — или, вернее, в то, что теперь зовут бывшей Югославией, — она так и не вернулась. И где она, та самая кухня мечты, которая наконец более-менее воплотилась?

Мечта сбылась, поздравляю, сказала я, и Яна улыбнулась. Да, это здорово, кивнула она. Не так-то все это просто: и найти квартиру, и чтобы одобрили кредит, — она тряхнула головой и сделала дурашливое лицо. Попробуй-ка получи ипотеку, если ты одинокая черная тетка и тебе за сорок. Яна потянулась за бокалом вина. Ну да, я просто ходячая джентрификация. Но жить-то где-нибудь надо…

И тут с улицы ворвался рев сирены. Я нервно дернулась, подняла голову. Машина приближалась — и звук нарастал, затапливая квартиру. Красные и оранжевые огни завихрились по стенам кухни. Яна нахмурилась. Снаружи хлопнула дверь, глухо заворчал мотор. Полиция тут постоянно, сказала Яна, беря бокал. Здесь у нас пару человек ограбили на улице, а в прошлом году так и стреляли. Но мне не страшно, быстро добавила она. Пока она говорила, где-то рядом взвыли еще две сирены. Яна взяла вилку и продолжила есть. Она медленно жевала, а хор сирен заливался все громче. Все как в Лондоне, сказала Яна, в тех районах, где я жила. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум. Гаага — она такая, здесь привыкаешь к спокойствию и поневоле забываешь, каково оно в большом городе.