Никогда я больше не был настолько свободен, как тогда, в те золотые дни моего детства. Даже сейчас, когда я вроде бы сам себе хозяин, таким похвастаться не могу. Контракты, старые и новые долги, репутация и даже Покон, который волей-неволей я должен соблюдать, — все это обвивает меня сотнями паутинных ниточек, загоняя в сжатые до невозможности рамки бытия.

Единственное, что утешает, — осознание того, что и у остальных дела обстоят не лучше. А то и хуже. Вон у Метельской вообще имеются такие нестерпимые вещи, как должностные обязанности, предусмотренные служебными инструкциями. По мне — это еще хреновее, чем любой Покон.

Светлана тем временем попетляла по размытым дождем дорогам и остановилась у старенького двухэтажного дома, выглядевшего ровесником и, пожалуй, даже родственником того, в котором жил Поревин.

— Макс, иди ворота открой, я машину внутрь загоню, — буркнула Метельская. — Калитка не заперта, кольцо просто налево поверни — и все.

Вот вроде бы и льет уже не так сильно, а все одно промок я мигом, причем почти до нитки. Одно радует — не я один: пока вещи в дом таскали, всем воды досталось.

— Говорил же — будет гроза, — не без удовольствия сообщил мне колдун, который обнаружился в доме.

Причем выглядел он пристойнее, чем днем: то ли помылся, то ли причесался, так сразу и не поймешь. И еще он, несомненно, был доволен жизнью. Хотя — почему бы и нет? Он сидел за столом, в тепле, попивал в охотку чай из огромной литровой кружки и жевал пряники.

— Дедушка, а мне чаю можно? — жалобно осведомилась у него Геля. — Пожалуйста!

— Наливай да пей, — милостиво разрешил ей Геннадий Мефодьевич. — Он не мой, мне не жалко.

— Горяченький. — Моя помощница приложила ладони к чайнику, стоящему на плите. — А где кружки? Мне бы такую же, как у деды.

— «Деды». Вот уж не чаял на старости лет внучкой обзавестись. Но оно ладно, даже приятно, — усмехнулся колдун и уставился на Марго. — А тебе, красавица, чайку-то налить? Или без надобности, тебе чего другого лучше накапать?

Взгляды старика и вурдалачки скрестились.

— Ишь ты! — цыкнула зубом Марго. — А ты, дедуля, видать, не из тех, что свистульки детям вырезают и на речку с удочкой ходят?

— Почему? — степенно отхлебнув чаю, возразил колдун. — Могу и свистульку смастерить, невелик труд. Я к чему — ты тут не шали. Не надо. Не люблю.

— Так вроде и не собиралась. Не потому, что вы сказали, а просто потому, что ни к чему.

— Ну, ваше племя таково, что вроде не собирается не собирается, а потом, глядь — в дому одни трупы лежат. Знаю, всякое видал.

— Я ей лично право войти сюда дала, — сообщила старику Метельская. — Так что не переживай, не прокусит она тебе шею. Гражданка умная, знает, когда шалить можно, а когда не стоит.

— Ну да ну да, — криво улыбнулась Марго. — Так и есть. Жизнь научила.

— Моя кровь ей все одно ни толку, ни сытости не принесет, — ухмыльнулся Поревин. — Одна изжога случится, да и только. Ты, девка, другое скажи — вы какой еды привезли? А то тут вон только пряники да сушки, однако. А мне бы чего посущественнее, только не жирное и не острое.

— Да вы, деда, гурман! — рассмеялась Геля, устраиваясь рядом с колдуном. — И в диетах толк знаете, похоже!

— Если по какой случайности до моих лет доживешь, то во всем разбираться научишься, — благодушно сообщил ей старик. — И какая кость к чему ноет, и отчего каждый сустав своей жизнью живет. Только вот вряд ли…

— Научусь разбираться?

— Доживешь. Глаз у тебя шалый, лик красивый, а характер норовистый, однако. Рано или поздно такого же повстречаешь, вот и найдет коса на камень. Вот тогда добра не жди, либо ты его со свету сживешь, либо он тебя от большой любви удавит.

— Мефодьич, ты говори-говори, да не заговаривайся, — хмуро посоветовал колдуну я. — А вы, ребята, давайте-ка спать идите. Завтра день длинный, долгий, а вставать придется рано. Это вон он может хоть до полудня дрыхнуть, а нам — в путь.

— Ты не торопись. — Светлана глянула в окно, где один хрен ничего видно не было. — Дождь не на шутку разошелся. Если эта канитель к утру не кончится, то никуда мы завтра не едем. Точнее, почти сегодня. Дальний путь, да в такую погоду… Ну, ты понял?

— Чего не понять, — подтвердил я. — Если где завязнем по дороге, то беда. И времени жалко, да и вообще…

— Не дорога главное, — недовольно поморщилась хозяйка дома. — Слава богу, не севера глухие, она у нас везде есть. Но — разная. Где такая, где сякая… Опять-таки в какой-то момент за Силачом дорожные зоны вообще кончаются, потому на своих двоих придется к озеру топать. А по такому дождю, да еще в горы лезть… Не по уму.

— Пустое, — протягивая иссиня-белый кусок колотого сахара Геле, влез в наш разговор Поревин. — Еще с полчаса польет, да и уйдет туча на юг. Сушь стояла большая, земля по воде стосковалась, так что, когда на Аракуль прибудете, там все уж подсохнет.

— Никогда не думала, что скажу такое, но — спасибо, Геннадий Мефодьевич, порадовал! — оживилась Метельская. — Ладно, гости дорогие, пошли наверх. Если точнее — вот вы трое. Буду вас спать укладывать. Что ты мне глазки строишь, малая? Да бери ты этот чай с собой, право слово! И ты, Маргарита, тоже харч свой не забудь. Сама же говорила — время завтрака.

Топая по лестнице, мои спутники отправились на второй этаж, колдун же подлил себе кипятку и мотнул подбородком, мол, садись напротив.

— Должок за тобой однако остался, — сообщил мне он, хрустнув сахарком. — Я ж тебе днем все как на духу выложил, верно? А ты мне имечко заветное так и не назвал.

— Э, нет, Геннадий Мефодьевич, так оно, да не так, — усмехнулся я. — Ты дал нам привязку к горе, с которой лучше путь начать, тут все верно. Но где именно лаз находится, ведь так и не указал, а Аракуль большой, там долго бродить можно.

— Не мудри, парень, — отмахнулся от меня, как от назойливого комаришки, колдун. — Все я вам обскажу, не сомневайся. Мне интересу нет того не делать, смекаешь? Ты ж мне еще службу сослужишь, когда обратно в златоглавую поедешь. Ну, коли из-под гор вернешься, ясное дело. Но, думаю, все обойдется. Ума да смекалки тебе осыпали не то чтобы с горкой, есть такое, зато везения на троих хватит. Опять же бабы тебя любят, однако, а это первейшее дело!

— Последнее, если честно, не очень понятно, — признался я. — Как одно с другим связано?

— Плотно, паря, плотно, — захихикал колдун. — Ладно, давай не тяни. Врать не стану, ответ твой мне почти известен, только понять хочу, кто из двух сволотой ядоточащей оказался?

— По всему выходит, что Верховин, — я счел аргументацию Мефодьича вполне убедительной и не стал дальше нагонять интригу, решив выложить все, что думаю, — Матвей Ильич. Его рук дело, девяносто пять процентов из ста.

— Совпало, — кивнул старик. — Я тоже сразу на Матвейку грешить стал. Вот как был он с молодых лет гнидой, так ей и остался. Жалко, конечно, что я его тогда, в сорок седьмом году, в болоте не утопил. А ведь мог, мог!

— Жалко, — подтвердил я, полностью разделяя его точку зрения.

— Так мыслю, что он вовсе тому волчаре и не собирался особо помогать, однако, — тем временем продолжил Геннадий Мефодьевич, не особо меня слушая. — Он его ко мне отправил за другим. За моей смертью снарядил, ага. И не простой, а лютой. Этот лысый меня бы долго мытарил, видно сразу — он на подобные штуки мастак.

И, как днем в машине, забавный дедок снова куда-то запропастился, напротив сидел страшный старик с ледяным взглядом и резкими чертами лица, от которого просто-таки веяло холодом ненависти.

— Не ради того, чтобы выгородить Верховина, а исключительно правды ради скажу вот что, — осторожно заметил я. — Ваш закадычный враг все же заинтересован в конечном результате, за то он Голему и платит. Так что тут два в одном, как мне кажется.

— Поживем — увидим, — пожевав губами, сказал колдун. — Ты давай, под горами что нужно выполняй да в столицу вертайся. С подарочком. Что до отнорка — слушай, как его найти…