Острая режущая боль в правом боку известила, что очередной острый камушек покинул почку и с боем рвётся на свободу. Подобная неприятность уже случалась со мной, причём сравнительно недавно, перед самым Новым годом. Думал тогда, что коньки отброшу…

Больно-то как!.. Надо срочно что-то делать. Но что? Семейному врачу тут никак не позвонишь, «Скорую помощь» не вызовешь… А жаль!

С какой радостью встретил бы я сейчас нелепый санитарный «уазик», прикативший тогда, зимой, на вызов…

В этом вся «прелесть» чужого мира: привычные блага ­цивилизации недоступны. Рассчитывать здесь можно только на собственные силы.

В рюкзаке из лекарств нашлась только упаковка активированного угля, и я в сердцах вышвырнул его вон из шатра. Принцип «помоги себе сам» не сработал.

С каждой минутой становилось всё хуже и хуже. От боли меня буквально скрутило. В глазах замелькали яркие цветные пятна, лоб покрылся испариной, а сквозь стиснутые зубы прорвался сдавленный стон.

Бася зашевелилась, лицо щекотнули её длинные усы.

— Ты чего, Сеня? Что случилось? Тебе нехорошо? — Встревожено мяукнула она.

— Как сказать, — процедил я, с трудом переводя дыхание. — Если к утру не сдохну, может, буду жить.

Тут же на лоб легла прохладная ладонь эльфа.

— Раньше такое бывало? Что именно беспокоит? — Послышался его спокойный деловитый голос.

— Почки, — хрипло выдохнул я. — Камень пошёл, боль ужасная. Уже второй за год. Говорил же себе: пора с пивом и разными соленьями-копчёностями завязывать.

— Понятно. Будем лечить.

Он щёлкнул пальцами, и под сводом шатра возник маленький серебристый шарик, излучающий мягкий голубоватый свет.

С силой распрямив моё скрюченное тело, Мидавэль приказал:

— Попробуй на миг ослабить все мышцы. И терпи, сперва будет больно, очень больно, но потом должно попустить. Зажми что-нибудь зубами. Говорят, помогает.

Нашарив в кармане жилетки карандаш, я взял его в зубы, сделал глубокий вдох и расслабился.

Рука эльфа замерла над больным местом, затем сжалась в кулак и резко ушла вверх.

Из меня словно зазубренный костяной гарпун вырвали. Дикая боль разлилась горящей лавой, выжигая всё нутро. В глазах замерцали разноцветные звёздочки. Выплюнув перекушенный пополам карандаш, я набрал полную грудь воздуха, чтобы заорать, но тут и вправду попустило.

Не веря себе, осторожно пошевелился. Сел, снова прилёг. Все болезненные ощущения пропали бесследно.

— Чудеса!

— Вот, держи на память, — Мидавэль сунул мне в руку маленький колючий кристалл размером с гречневое зёрнышко. — Уверен, такие вещи гораздо приятнее носить в кармане, чем в себе.

— К-как… Как тебе это уд-далось? — От пережитого напряжения мой голос дрожал.

— Обычная лечебная магия. Её в нашем университете преподают, среди обязательных предметов, — пояснила Бася, укладываясь мне на живот. — Я побуду грелкой, не возражаешь? Тебе сейчас полезно.

— Спасибо, Мидя! Без тебя точно врезал бы дуба.

— Рад помочь, — устало улыбнулся эльф. — Врачующее колдовство, наверное, единственный предмет, который я ни разу не прогулял. Даже на практикумы ходил. Теперь вижу, что не напрасно. Вот только силы оно высасывает похлеще иного старогорского вампира.

— Тяжело в учении, тяжело в лечении, — глубокомысленно мурлыкнула киса. — Зато легко в гробу. Ничего не болит, и утром на работу не вставать. Так прадедушка говорит.

— Вы не будете возражать, если я немного побренчу? — Мой друг потянулся к лютне в изголовье постели. — Музыка прекрасно восстанавливает запас энергии.

Разумеется, мы не возражали.

— Ты побренчи, а я Сене на сон грядущий сказку расскажу, — Бася поёрзала, устраиваясь на мне поудобнее. — В некотором царстве, в Светлом государстве, жил-поживал добрый царь Сурья. И было у него двое сыновей, могучих богатырей: Хорс да Велес. Пришла пора сынам невест себе выбирать. Дал им Сурья-отец по луку волшебному, по стреле золотой, да направил в чисто поле. Стали братья спина к спине, натянули луки тугие и, на долю понадеявшись, пустили стрелки свои вострые. Стрела Хорса, брата старшего, попала во терем Небесный, к Заре-Зарянице, красной девице. Стрела Велеса, брата младшего, за леса дремучие, за реки широкие улетела, и упала в болото гнилое, где Лягушка жила…

Кошачья сказка и эльфийская музыка оживили в памяти далёкие воспоминания из детства.

Тогда, чуть меньше двадцати лет назад, наша семья привычно отдыхала на даче за городом.

Стоял июль, середина лета. Огород особого труда не требовал, и мы смогли расслабиться и от души побездельничать. Отец смастерил мне лук из лещины, а стрелу я вырезал сам. Из обломка старой пилы выточил на кирпиче острый наконечник. Возился полдня, устал, но был страшно доволен собой и полученным результатом. Вооружённый и очень опасный, вышел в поле на испытания.

Первый выстрел — и стрела, сорвавшись с тетивы, со свистом ушла в летнее небо. Мне казалось, что она достанет до облаков и вонзится в них.

С ликованием следил я за её полётом, пока внезапный порыв ветра не запорошил глаза пылью. Хлынули слёзы, и заметить, куда занесло стрелку, мне не удалось.

Целый час шарил я по кустам и высокой траве, пытаясь её найти, но безуспешно. Во двор вернулся едва не плача. Вот тут-то и появилась маленькая золотисто-рыжая девчонка лет пяти-шести с моей пропажей в руках.

— Твоя палочка в крапиву упала, — сказала она, почёсывая одну о другую босые ножки. — Ух, и жжётся…

— Отдай, малявка, — я попытался отнять стрелу, но «малявка» оказалась шустрее и отскочила в сторону. — Это не палочка. Это моя стрела. Для лука.

— Стрела? Для лука? Это что, как в сказке про Царевну-лягушку? — Девочка задумалась, а потом выпалила: — Значит, теперь мы должны пожениться!

Вернуть игрушку хотелось, поэтому пришлось пообещать: вот вырастем, тогда и поженимся.

Эти воспоминания меня и повеселили, и огорчили. Вот ведь как получается: и рад бы выполнить давнее обещание, да только возможности нет. Далеко теперь моя Царевна-лягушка. Выросла, отучилась, уехала в другую страну…

— … Жили они долго и счастливо. И по сей день в Прави живут, ибо атланты бессмертны, — Бася завозилась у меня на животе и зевнула. — Тут и сказочке конец, а кто слушал… Сень, ты что, спишь? А для кого я старалась?

— Киса, а ты Михаила Семёновича… Точнее, Михея Симеоныча Муромца знаешь? — Мне в голову вдруг пришла шальная мысль. — Он эмиссаром в нашем мире служит.

— Знаю, конечно. Приятный старичок. К прадедушке Баюну в гости захаживает, но очень редко. Он ведь у вас, во Тьме постоянно. Домой, к семье, только в отпуск приезжает. А откуда вдруг такой интерес?

Сердце моё бешено заколотилось.

А не Навь ли, случаем, та самая заграница, где живёт и работает Оля? Нужно срочно выяснить!

— Так ведь это Муромец меня сюда и направил. Работу предложил. Моё первое задание — добраться до столицы. Оно же и часть испытательного срока, — я перевёл дыхание и направил разговор в нужное русло. — Значит, его родственники в Китеже живут?

— Да, почти в самом центре. Недалеко от Главного президентского дворца, на Малой Песчаной набережной. У них свой домик с садиком, окна прямо на озеро выходят.

— А племянница его, Оля, тебе знакома?

— Оля? Конечно знакома. Хорошая девушка, добрая, симпатичная. Кошек обожает. Недавно университет китежградский закончила, теперь по специальности работает.

У меня перехватило дыхание. Ура, я не ошибся!..

— Только не племянница она Михею, а внучка родная, — между тем продолжала киса. — Дедушка он ей, мамин папа.

— Дедушка? Дядя Миша — Олин дедушка? — Удивился я. — Никогда бы не подумал! Сколько же ему лет, если у него такая взрослая внучка?

— Девяносто восемь.

— Сколько⁈

— Девяносто восемь, даже чуть-чуть больше, — терпеливо повторила Бася. — Что в этом такого?

— Да ничего. Просто очень хорошо выглядит для своих лет. В трезвом уме, в доброй памяти. А где Оля сейчас?