Так летели дни, месяцы. В дальние походы корабль не отправляли. Чаще всего маршрут «Смелого» был связан с Русским островом. Здесь находились мастерские и склады Сибирской военной флотилии

Со Студеновым Федор и Семен встречались в это время редко. Только в июне 1914 года Ефим сам навестил земляков и сказал, что скоро ледоколы уходят в новое плавание. И когда на миноносце «Смелый» появился представитель экспедиции, который набирал добровольцев для плавания в 1914 году, Ильин одним из первых изъявил желание продолжить службу на ледоколах. Не захотел отставать от друга и Семен Катасонов, «записался» в

полярники еще один тамбовец — Михаил Акулинин.

— Какие же вы молодцы, судари мои! — весело воскликнул Ефим, когда узнал о решении друзей. — Теперь-с на «Таймыре» будет целое тамбовское землячество.

Ефим вызвался уладить вопрос таким образом, чтобы всем новичкам-добровольцам пришлось служить на «Таймыре». Но из этой затеи ничего не вышло, так как в самый последний момент выяснилось, что для кочегарного отделения «Таймыра» требуется только один матрос, желательно старшина, а на «Вайгаче» нужен старший отделения и кочегар. Федор и Семен, естественно, расстаться не хотели и после долгих переговоров с инженером-механиком «Вайгача» Андреем Николаевичем Ильинским отправились на новую службу. Михаил Акулинин остался на «Таймыре».

Приняв кочегарное отделение, Федор тут же занялся делом. Работы оказалось очень много: необходимо было за довольно короткий срок вычистить котлы, привести в порядок все приборы. Неплохими помощниками Ильина были кочегары Иван Ладоничев, Василий Мячин, Михаил Шохин.

Еще в тот день, когда мичман Никольский просматривал его документы, Федор Ильин обратил внимание на высокого и плотного матроса, который, видно, тоже должен был служить на «Вайгаче». Привел его к мичману кто-то из офицеров корабля, сказав, что этого матроса надо оформить как можно быстрее.

— Это наш телеграфист, — сообщил офицер.

Так Ильин познакомился с Аркадием Киреевым, который сделался потом лучшим его другом. Аркадий считался отличным специалистом: он быстро работал на телеграфном ключе, сносно владел немецким и английским языками, хорошо знал устройство искрового телеграфа, как тогда называли беспроволочный радиотелеграф, изобретенный русским ученым А. С. Поповым. «Таймыр» и «Вайгач» имели новейшие по тому времени радиостанции, хотя и маломощные. Связь можно было поддерживать на расстоянии 150 миль.

...Быстро летело время в хлопотах по подготовке к новому плаванию. Все члены экипажа «Вайгача» помогали разгружать уголь, переносить в трюмы новое оборудование и запасы продовольствия. Во Владивостоке стояли на редкость жаркие дни. На бледном, словно выгоревшем небе с утра до вечера раскаленное добела солнце.

В один из таких жарких дней Ефим Студенов, Федор Ильин и Аркадий Киреев, получив увольнительные, сошли с кораблей и встретились в условленном месте на берегу. По дороге из порта в город только и было разговоров, что о предстоящем походе. Федор и Аркадий больше слушали Ефима, бывалого полярника. Для них север был краем сплошных тайн. А чем ближе был час отплытия, тем больше волновались новички, которых временами брало даже сомнение: не зря ли променяли они миноносец на ледокол.

Вслух о своих опасениях Федор и Аркадий почти не говорили, суеверно побаивались накликать беду. Ефим рассказывал, что на «Таймыр» погрузили гидросамолет. Он очень выручит экспедицию во время похода. Стоит летательный аппарат почти вровень с морским кораблем... К гидросамолету приставлены капитан второго ранга летчик Д. Н. Александров и механик Ф. Смирнов. Погрузили меховую одежду и сани.

— Одежда, конечно, может пригодиться, — пояснил Студенов, — а вот насчет санок могу одно сказать-с: приспособлены они под собачьи упряжки. Только собак не было у нас и в прошлый раз, да и теперь покупать-с их никто не собирается, пустое все это дело. Лыж-то и тех на всех матросов не хватает. Да шут с ними, с собаками. Похуже новость имеется.

— Что такое?

— С продуктами не все гладко получается. На обычном корабле имеются запасы продовольствия всего на несколько дней. А на ледоколах нашей экспедиции положено-с иметь года на полтора. Соображаете? Это, значит, на случай зимовки. В прошлые плавания мы до «НЗ» и не дотрагивались. Что ж есть нынче в запасе: крупы, консервы, горох с солониной, соленая кета... Старший офицер и судовой врач докладывали-с недавно начальнику экспедиции, что качество этих продуктов очень-с скверное. На это Вилькицкий ответил, что зимовать во льдах он не собирается, так как в октябре обязан быть на именинах своей невесты в Петербурге.

— А чего это ты о зимовке заговорил?

— А вот чего. Мне лейтенант Жохов рассказывал про Георгия Брусилова, который раньше нас хотел сквозным путем пройти из Баренцева моря до бухты Золотой Рог. Так его корабль затерло льдами. Где сейчас люди экспедиции, что с ними — неизвестно-с.

— У нас-то не просто корабли, а ледоколы. Их не затрет. Так что зря твоя тревога...

— Дай бог, — улыбнулся Ефим.

Ледоколы вышли в плавание 7 июля 1914 года. И сразу же взяли курс к Сангарскому проливу, чтобы, минуя его, очутиться в Тихом океане с восточной, внешней стороны Курильских островов. Здесь, на юге Курил, берет начало таинственная Курильская впадина, одна из самых глубоких в мире. Ее-то и предстояло исследовать гидрографам экспедиции. Но едва корабли успели пересечь Японское море и достигнуть пролива, как случилась беда — на флагмане вышла из строя трюмно-машинная помпа. Вилькицкий решил произвести ремонт в японском порту Хакодате. На ремонт ушло двое суток.

Исследованию Курильской впадины не благоприятствовала погода. Сильный ветер раскачивал ледоколы. С большим трудом удалось взять пробы воды для химического анализа. А батометр, опущенный на глубину девяти километров, спасти не удалось. Стали выбирать лебедкой металлическую струну, а она лопнула, и батометр ушел в бездну.

Гидрограф «Вайгача» Николай Александрович Транзе сообщил Вилькицкому, что потерян один из двух батометров, и получил приказ: «Вторым батометром ни в коем случае не рискуйте. Без него мы не сумеем полноценно вести научные работы в Ледовитом океане. Работы прекратить...»

Но самое неприятное ждало экспедицию в порте Ном. Когда-то Ном был маленьким поселением эскимосов, откуда в глубь Аляски отправлялись прибывшие морем смельчаки-золотоискатели. Лет за четырнадцать до захода сюда ледокола «Таймыр» недалеко от Нома кто-то обнаружил богатые золотые жилы. Весть о том, что возле городка золото можно добывать обыкновенной лопатой, быстро облетела всю Америку и Старый Свет. Со всех концов ринулись сюда искатели кладов, авантюристы, торговцы. Город начал строиться. Предприимчивые люди ухитрились даже проложить линию узкоколейной железной дороги, чтобы хоть как-нибудь связать город и порт с золотыми приисками.

«Таймыр» бросил якорь в самую деятельную пору в жизни порта и городка. Сезон золотоискателей и туристов был в самом разгаре. Добытчики золота, добравшись по узкоколейке до Нома, вытряхивали содержимое кожаных мешочков на прилавки многочисленных пунктов приема драгоценного металла. Туристы же жадно скупали у эскимосов сувениры — фигурки из моржовой кости.

Команда почти каждого судна, когда-либо заходившего в портовые воды, старалась выменять у эскимосов их изделия на табак, вино, порох. Некоторые моряки не упускали возможности совершить выгодную сделку и с золотоискателями. И нет, наверное, ничего удивительного в том, что портовое начальство Нома весьма придирчиво знакомилось с каждым судном, появившимся в порту.

Русский ледокол был вне подозрений. Задачи этого корабля императорского военного флота в секрете не держались. Едва «Таймыр» успел бросить якорь, как к нему поспешил катер начальника порта.