Если бывал в каком-либо райцентре, то обязательно заходил в местный музей, в селах встречался со старожилами — знатоками родного края. Интересовало меня все то же — не живет ли здесь или поблизости кто-либо из участников Северной экспедиции. Но всюду я терпел неудачи. Года за три объехал почти все районы и города Тамбовщины, а в поисках нужных мне людей не продвинулся ни на шаг. Но странное дело: чем меньше оставалось шансов на успех, тем сильнее было желание добиться его.

И однажды удача улыбнулась мне. Меня послали на практику в «Комсомольскую правду» набираться ума разума.

В «Комсомолке» определили в отдел комсомольской жизни, редактором которого в то время был Владимир Карпович Разон, многоопытный работник, добрейший и чуткий человек. Шефство надо мной взял заместитель заведующего отделом Саша Киреев, талантливый журналист с добрыми, но всегда грустными глазами.

Саша терпеливо учил меня править корреспонденции, видеть за строками читательских писем целые явления, улавливать в письмах то главное, что хотел, но не сумел сказать человек. Мастером правки здесь считался Григорий Максимович Ошеверов, заведующий отделом. До сих пор я храню и считаю для себя эталоном оригинал статьи о внештатных инструкторах райкома комсомола, которую подготовил собкор по Ставропольскому краю. Григорий Максимович не убрал из статьи ни одного факта, ни одной мысли, но сделал материал динамичнее и в два раза короче. Эта статья после опубликования была отмечена как лучшая в номере.

Как-то вечером я допоздна засиделся в отделе, перелистывая подшивку «Комсомолки», читал статьи, в которых шла речь о Севере. Киреев работал над очерком. Сперва материал, видно, ему не давался. Об этом свидетельствовала груда скомканной бумаги в корзине. Потом он начал писать быстро, без остановки. Наконец, прочитав написанное, отнес рукопись в машинное бюро. Вернувшись в комнату, Саша остановился около моего стола.

— Чем заинтересовала тебя, не князь Игорь, статья о зимовщиках острова Диксона? — весело спросил он. — Уж не собираешься ли ты покинуть город тамбовской казначейши?

— Не угадал. Просто вживаюсь в обстановку Крайнего Севера.

И вдруг легко, как случайному спутнику в вагоне, стал рассказывать Саше о своей мечте. Рассказ занял минут двадцать. Киреев ни разу не прервал меня. Умел слушать. Когда я кончил, он глянул на часы и торопливо пожал руку, никак не высказав своего отношения к только что услышанной истории.

— Иди спать, мечтатель! — бросил он на прощание.

По дороге в гостиницу я отругал себя за то, что полез к Кирееву с исповедью. Серьезно ли выглядит в глазах других моя увлеченность экспедицией? Что теперь подумает обо мне столичный очеркист? Еще подтрунивать начнет.

Однако Киреев как будто забыл о ночном разговоре. И постепенно я успокоился, практика в отделе шла своим чередом. Но я ошибся, думая, что Киреев не придал значения моему рассказу.

— Пляши, не князь Игорь! — сказал он мне однажды, когда я появился в отделе.

Я ждал вестей из дома, а потому безропотно вынул носовой платок, поднял его над головой, и бойко прошелся между столами.

— Не профессионально, но сойдет! — произнес Саша, протягивая сложенный вдвое листок бумаги.

Развернул я листок, прочитал текст и потерял дар речи... У меня в руках была командировка в Архангельск.

— Ну что ты стоишь столбом, — нарочито грубовато прикрикнул Киреев. — Получай командировочные, билет тебе заказан.

ГОРОД ИХ МЕЧТЫ

О б Архангельске мечтали все: начальник экспедиции Б. А. Вилькицкий, лейтенант А. Н. Жохов, офицеры и матросы. Думать об этом городе начали летом 1914 года, когда «Таймыр» и «Вайгач» покидали бухту Золотой Рог. В город своей мечты участники рейса добрались только в сентябре следующего года, перенеся зимовку во льдах. В Архангельск прибыли все, кроме матроса И. Н. Ладоничева и лейтенанта А. Н. Жохова. Матрос умер от перитонита, а лейтенант от... Впрочем, этого-то никто толком не знал. Выяснить причину я и собирался в Архангельске.

Был конец марта. В Москве стояли солнечные и теплые дни. Снега на улицах давным-давно не было и в помине, а в Архангельске встретила меня такая свирепая метель, какая в наших краях и в январе не всегда бывает. Ветер поднимал с земли сухой снег и бросал его в оконные стекла, в лица людей. Бросал беспрерывно, упорно. Сплошная белая пелена покрывала весь город.

Кое-как добрался я до редакции молодежной газеты, где меня поджидал мой коллега, у которого я и пробыл первую ночь на севере.

— Архангельск — важный порт нашего государства. До основания Петербурга он был единственным морским портом России, — голосом опытного гида рассказывал мне хозяин. — Через него проходит основной поток грузов для северных районов страны. Отсюда уходили в путь многие арктические экспедиции.

К сожалению, с участниками Северной экспедиции моему новому другу встречаться не приходилось.

...За ночь буран утих так же неожиданно, как и начался. На дворе стоял почти московский теплый день, даже снег начал подтаивать на солнце, а с крыш деревянных домов звенела капель. Кстати, Архангельская область недаром считается центром заготовки леса. Дерево здесь в почете, даже многочисленные тротуары сделаны из дерева.

Посещение архангельского музея не дало мне новых фактов. Хотя именно здесь довелось впервые увидеть фотографии порта во время встречи ледоколов «Таймыр» и «Вайгач» в полдень 16 сентября 1915 года. И я зачастил в местный архив. К несчастью, мои поиски здесь никого не заинтересовали. Слишком много знаменитых имен связано с историей Архангельска. В их блеске, верно, и померкла память об экспедиции Вилькицкого. Румяный научный сотрудник, которого директор архива обязал помогать мне, гораздо охотнее рассказывал об О. Ю. Шмидте и И. Д. Папанине, чем о моих героях. Помощь розовощекого архивариуса ограничилась тем, что он с кислым видом раздобыл для меня подшивки газет «Северное утро» за 1915 год.

Два дня подряд я добросовестно перечитывал заметки на пожелтевших страницах, пытаясь найти хотя бы упоминание о Северной экспедиции. На третий день мне повезло. В номере от 3 сентября (по старому стилю) на второй странице была напечатана заметка.

«К прибытию экспедиции капитана

Вилькицкого.

По сведениям, полученным из управления порта, экспедиция капитана Вилькицкого 1 сентября вечером прошла мимо Канина Носа. Так что вчера вечером она должна была прийти на бар и сегодня около 10 часов утра будет ожидаться у Соборной пристани».

В следующем номере газеты бросился в глаза большой репортаж о встрече полярников. Вот он:

«Серенький пасмурный день. С утра накрапывает дождь, но уже к 10 часам набережная вблизи Соборной пристани начинает наполняться народом. Архангельский рейд, несмотря на осень, выглядит как-то приветливо — масса парусников и пароходов, украсившихся флагами. Подходит группа учащихся, которые выстраиваются шпалерами на пристани.

Прибывает губернское военное и гражданское начальство, представители города и различных общественных организаций. Минуты ожидания тянутся томительно.

В 11 часов передается извещение по телефону, что суда уже прошли в Маймаксе мимо завода Амосова. Публика пытливо всматривается вдаль. Наконец показалась долгожданная экспедиция. Суда яхт-клуба первыми приветствуют гостей... Раздается орудийная пальба — это «Бакан» отдает привет доблестным морякам, получая немедленный ответный салют. Вот команда «Бакана» рассыпалась по вантам, и могучее «ура» оглашает архангельский рейд.

Первым подходит к пристани «Таймыр», за ним следуют «Вайгач» и

«Эклипс». Раздается гимн, исполненный оркестром, неумолкаемое «ура» перекатывается по рейдам.

Светлой радостью полны лица, гордостью — за отечественных героев. Сам капитан Вилькицкий стоит на мостике бодрый, улыбающийся. Команда и офицерский состав выстроились на палубе.