После автомобильной прогулки пили глинтвейн на открытой веранде городского кафе. Когда стемнело и похолодало, на веранду внесли пледы и газовую горелку для обогрева воздуха.

– Как в Барселоне! – ахнула Инга, кутаясь в плед.

Плед, горелка и глинтвейн грели изнутри и снаружи, а шуршащие осенней листвой тополя располагали к воспоминаниям.

– Так ты, значит, считаешь, у всех нас после того случая сбываются мечты? – улыбнулась Инга.

– А то! Коля Никитин, например, с третьей парты – известный путешественник, объездил весь мир. Побывал на Кубе, в Австралии, на Каймановых и на Галапагосских островах, на Мадагаскаре. Сфотографировал, кажется, всех тварей, какие водятся. Володя Фоменко, яблоня, помнишь? Поднялся в лихие девяностые, да так и не опустился. Экономические кризисы ему только впрок. Успех и богатство Вовку не испортили. Знакомые рассказывали, в помощи старым друзьям не отказывает, а зимует семейство Фоменко теперь в тёплых странах. Не там, где жизнь дешевле, а где настоящие миллионеры вращаются. Он ведь единственный из нас не согласился с Аделаидой Ефимовной, что деньги в будущем советским людям не потребуются.

– Знал, о чём говорит, – улыбнулась Инга, – У него мама заведующей на базе работала. Помню её дубленку. Другой такой в городе не было. Не пойму только, почему он с нами водился. Богатенький мальчик…

– Учился неважно, а благодаря Гавлине Подлиничне, в классе его не особенно любили. Подлинична-то перед мамашей Вовкиной заискивала, а самого Вовку терпеть не могла…

– Да, редкой стервой была ваша классная. Надеюсь, давно на пенсии и не мучает больше детвору. Роме Григорьеву бесспорно повезло. Пишут, что светило. Тебя по телику показывали. Меня, с моим балетом, – продолжила перечислять мальчишек Инга, – А Костя чем занимается? Ну, баба-яга, помнишь?

– Актер известный. Пару раз сюда на день города приезжал. Снимается в сериалах.

– Получается, единственный, кто ничего не добился – Сеня Жиц? Мне рассказывали, он сейчас в психоневрологическом диспансере. Вот и неувязочка!

– Это Сеня-то не добился?! Да он один из популярных художников в России! За его творениями коллекционеры всего мира гоняются. У Сени своя мастерская, что-то вроде художественной галереи в центре Абакана. Хочешь, устрою тебе экскурсию? Он мне ключи оставил, перед тем, как лечь на лечение.

– Не рассердится?

– Что ты! Будет рад.

Именно Сеня мастерил костюм яблони, и раскрашивал молочную речку с кисельными берегами!

– Волны должны быть синими! – кричала на мальчишку Инга.

– Нет, белыми и пузырчатыми! Как молочная пенка… Молочная же река.

Сеньку хотелось убить! Один из маминых павлово-посадских платков на первой же репетиции уделалон краской, а каждый «вылет» гусей-лебедей на сцену умудрялся сделать непредсказуемым. В школьной столовке выпросил он мутный кисель и стакан молока и убивал время, смешивая то краски, то молоко с жидким студнем.

– Чего ж тогда берега розовые? Разве кисель такой? – выходила из себя Инга, предъявляя самодеятельному художнику-декоратору стакан с остывшим киселем серо-желтого цвета.

– В столовке некрасивый кисель, терпеть его не могу! Компот у них получается вкуснее. Вот правильный кисельный цвет, – невозмутимо возразил тогда Сеня и вынул из портфеля упаковку киселя из гастронома.

От спрессованного брикета скоро осталась одна обертка: содержимое актёры поделили по-братски и грызли между выходами на сцену. Сеня не возражал. Для натуры ему хватило обертки и двух граненых стаканов, испачканных краской в процессе творчества. Белую речку, бурлящую меж розовых берегов, задекорированных ягодками клубники, доделали к вечеру следующего дня, накануне выступления. Так что времени на придирки у Инги не оставалось. Конечно, судя по мастерству школьных поваров, киселя с плавающими в нём ягодами не бывает, но кисельная река вышла что надо! Ещё лучше удалась Сеньке яблоня. Яблоки всевозможных расцветок крепились у Володи Фоменко на голове, рукавах зеленой рубашки, брюках. Даже за ботинками волочилась пара упавших яблок. Володя-яблоня появлялся на сцене первым, потом выволакивали речку с молочными водопадами, пенящимися внизу декорации, после тащили печь, громыхая заслонкой. Картонная заслонка сама, понятное дело, громыхать не могла. Звуковые эффекты создавались за кулисами при помощи выпрошенных у школьных поварих алюминиевых крышек от огромных бачков-кастрюль.

Стоит признать, на том спектакле было что посмотреть! Ахали и смеялись не только малыши с учителями. Спектакль нравился даже всё в жизни повидавшим десятиклассникам!

Особенно удалась баба-яга. Коварную старуху они словно списали с натуры, спрятали волосы Костика под накрахмаленной кружевной салфеткой, злобно загримировали, а елейным голоском актер добивался такого искреннего расположения зала, что зрители до самой кульминации не верили, будто Славика и вправду сейчас начнут пихать в печь, грохочущую заслонкой.

Декорация печки получилась двусторонней. С лицевой стороны печку нарисовали «добрую», спасшую детей от преследования, а на обратной, гофрированной стороне бывших картонных коробок изобразили совсем другую печь. Очень страшную, источающую ледяной холод, с синим пламенем в топке, с человеческими черепами вместо углей и могильными крестами вдоль изразцов. Ее рисовали все вместе, как кому запомнилось, уже не отвлекаясь на споры.

На следующий день плохие и хорошие новости следовали, перемешавшись меж собой. Утром явился следователь Сидоркин. Сначала свернул кровь, потом пригласил в кино. Инга отказалась, Сидокин смутился, сник и свалил прочь. Потом сказали, что с Кужугетом полный порядок. Ничего не сломано, обычное защемление позвонка после травмы. Длительный постельный режим и будет как новенький. Вызвали к начальству и сообщили, что муниципалитет собрался сократить несколько ставок с нового года. Первыми претендентами на увольнение станут её танцоры. Сними договоры заключены срочные, а срок истекает аккурат 31 декабря. Не бухгалтерию же с отделами к Новому году сократить. Инга сама должна понимать: у людей семьи, судьбы, карьеры…

– Главное, не говорите пока своим ничего. На новогодних мероприятиях отдела культуры все должны спокойно выступить. Вашу ставочку, Инга Николаевна, сокращать не будем. Название должности поменяют, а оклад оставят прежним. Формальности, сами понимаете.

Что это означает, Инга понимала, не маленькая. Должность назовут как-нибудь вроде младшего помощника старшего заместителя, оклад оставят, стимулирующие надбавки уберут. Что поделаешь – учреждение культуры. Расстроившись из-за работы, Инга едва не удалила из «входящих», как спам, письмо из Москвы. Потом кликнула вложение и ахнула: весь коллектив пригласили на стажировку. Что и говорить, международные фестивали – хорошее подспорье для времени перемен! А может опять повезло!

Ближе к вечеру позвонил Илья. Его звонка Инга ждала весь день. Обещал же экскурсию! И вообще, человек приятный вырос из Илюшки Крещёного… Они встретились в центре и не спеша отправились в мастерскую. Дошли быстро.

– Небольшой тут беспорядок без хозяина, но скоро Сеню выпишут, и снова продолжатся его муки творчества, – произнес Илья, отмыкая резную дверь.

Художник обустроился под самой крышей мансарды многоквартирного жилого дома.

– Полюбуйся только, какой отсюда вид!

Вид из окна на первый взгляд не представлял ничего особенного. Сверху вечером городские виды одинаковы – множество горящих окон, фонари, витрины… Наверняка, это располагает к написанию нереальных картин. На Сениных полотнах мчались на зрителя тувинские яки, кружились вороны, танцевали дельфины… И всё это – размашистыми мазками, контрастными красками!

– Ой! Летающая корова! Я такую в Париже видела. Неужели его? – не поверила Инга, заметив холст средней величины.

На фоне фиолетово-лиловых небес кружила, болтая копытами, рыжая корова, открывая вниманию зрителя вид снизу на свое белоснежное брюхо с округлостями вымени. Там, наверху, ветер ласково трепал кудрявые облака, коровью чёлку и кисточку хвоста. Картина была исполнена какого-то мультяшного веселья и детскости.