– Я вам, мамаша, вот что скажу. Вашим старорежимным опусам давно уже самое место в печке! Мало вам от Советской власти досталось за невежество, мало родню вашу раскулачивали и ссылали? Хотите и нашей семье жизнь испортить своей темнотой? Не по-зво-лю!! Зап-ре-ща-ю учить ребенка устаревшим понятиям! – стучал он кулаком по столу, как выпьет.

Мамка отмалчивалась, а бабуля роняла в сердцах:

– Тьфу ты, прости Господи! Трезвый – человек, как человек, а напьется – дурак дураком!

И плелась в свою каморку с иконками, вязаной скатертью, вышитыми наволочками и старыми книгами…

– Собирайся, Илюха, поедем в церкву, пока жива. Эти бестолочи, родители твои, чую, так и не удосужатся крестить ребенка…

Благодаря родной бабке, стал он Крещеным, и откликался на это прозвище, пока не закончил школу…

После истории на Первой Строительной Илья начал заикаться. От малейшего волнения нёбо и скулы сводило холодом.

– Смотри, отцу не сказывай, – велела бабуля и завела Илью в каморку с иконами.

Там, шепча молитву, она расплавила церковную свечку и вылила в чашечку со святой водой коричневый воск. Потом вместе с Ильей бабуля долго рассматривала причудливо застывший узор. Череп и кости, старинный камин и седая кошка, бабка-монстр, поленья и бочонок для дождевой воды – все переплелось в восковом рисунке…

– Ничего не пойму, – наконец, перекрестилась старуха, – какие-то кости, да могилки… Пускай остаются навек в воске церковном, а не в головушке раба божьего… Во веки веков, аминь!

Выливала на воск бабушка Илью несколько раз. Постепенно смертельный холод всё реже и реже сковывал речь, пока совсем не прошло заикание. Потихоньку забылась и история с пожаром.

Но год назад она вспомнилась во всех подробностях, когда в их конструкторском бюро сменилось руководство. Лабораторию передали другому собственнику, сотрудникам объявили о предстоящем уплотнении кадров. Серьёзные люди, его коллеги, ученые и кандидаты наук, вдруг начали плести интриги, словно тётушки из бухгалтерии. Нервотрепка заканчивалась вечером, а после работы в ведомственной квартире у телевизора накатывали воспоминания о детстве. Вспоминались Инга, Фоменко, Димка с братишкой… все, кто остался в том давнем Абакане. Однажды он купил билет на поезд, написал заявление об уходе по собственному желанию и освободил ведомственное жильё. Только в поезде пришло понимание, что никто не ждёт его в Абакане. А Инга, Фоменко и даже Димкин братишка давно вышли из пионерского возраста и, наверняка, превратились в таких же неуживчивых людей, как его бывшие коллеги… Захотелось исчезнуть. Уйти в монахи… Так оказался Илья в новеньком храме родного города, где не нужны механизмы, а старушки, скользящие у алтаря, куда полезней дипломированного механика-изобретателя…

Из танцзала Инга направилась прямиком к храму. Она не собиралась разыскивать Илью Слепцова, но весь день мысленно возвращалась ко вчерашней беседе со Светланкой. Денёк выдался погожим. Совсем как той осенью! Аллеи их города в конце сентября не горят огнем увядающих кленов, и не похожи на анфилады древних храмов, как в Европе. Тем не менее, яркости сибирской осени добавляют гроздья рябин, кокетливо прижавшихся то к заборам, то к тополям, то к уличным фонарям у тротуара. Впрочем, сложно сравнивать беззаботные европейские улочки с Абаканом, если по утрам на работе тебя поджидает следователь. Такое в её жизни уже случалось. Впервые со следователями Инга беседовала в седьмом классе.

– Здравствуйте, ребята! Инга Рыжова, иди к директору, – произнесла Гипотенуза, стремительно входя в класс.

В другой день Инга обрадовалась бы внезапному избавлению от геометрии. Точные науки – не её конёк. Но вчера весь вечер она только и занималась, что уроками. Не отвлекаясь на мечты о «Гусях-лебедях» и на фантазии, о том, как Серёжка катает её по городу в красном кабриолете. Решила все до одной задачки, словно они могли помочь исправить то, что они вчера натворили.

Третье звено в полном составе, включая Славика, уже сидело в приёмной. Они ни о чем не договаривались, понимая, что никто не поверит ни слову, если рассказать правду. Мальчишек заводили в Линин кабинет по одному. Только братья Бутусовы зашли вместе. Там за столом расположились два милиционера и Лина. Борман мерил шагами кабинет. В уголке на низеньком стуле неуклюже горбатился Лось – историк старшеклассников, поступивший в школу только в этом году. Добрый он или злой – пока непонятно. Зато смешной: высоченный, худой и орать ещё не научился. Правильно закричать на учеников, так чтоб весь класс притих, а не принялся дурачиться и кривляться – особое учительское умение. Приходит оно не сразу. Так что, пока не научишься, лучше и не пытаться кричать да командовать. Лось этого никак не поймёт, поэтому орёт невпопад, а потом обижается на учеников за глупые шутки. Наверное, он-то и рассказал милиции, как застукал вчера на школьном дворе всю их компанию… Додумать, кто ещё мог проговориться о вчерашнем и как теперь вести себя с милиционерами и Линушкой, Инга не успела. Позвали в директорскую.

– Инга, моя хорошая, скажи, где вы взяли адрес для своих тимуровских заданий? – непривычно ласково поинтересовалась Лина, когда она тихонько закрыла за собой дверь.

– Катя дала. Старшая пионервожатая.

– Позовите Екатерину Васильевну. И пусть список свой тимуровский захватит, – крикнула секретарше Лина, после чего вновь заговорила с Ингой «добрым» голосом:

– Что вы делали на Первой Строительной?

– Помогали Аделаиде Ефимовне.

– Чем именно?

– В магазин ходили. Прибирались.

– Сколько раз?

– Не помню.

Инга прекрасно помнила, что толком прибрались они лишь однажды, а до магазина так и не дошли. Но к чему такие признания? Чтобы в милиции узнали, как плохо ведётся в школе тимуровская работа? Просто из рук вон!..

– Часто ходили на Строительную? Каждый день?

– Раз в неделю, по средам, после пения… Иногда в пятницу.

Пришла Катя со списком адресов.

– Вот. Первая Строительная, 15, – протянула пионервожатая листок директрисе.

– Врешь! – возмутилась Инга.

Впрочем, исправленный номер дома в адресе заметили и без неё.

– Вот же фамилия написана: Аделаида Ефимовна Вяземская-Нагая! – ткнула пальцем в листок Инга, – Всё правильно. Тот адрес!

Катька покраснела до ушей.

– Ну и фамилия! – изумился один из милиционеров, – А чем, позвольте узнать, эта ваша Вяземская-Нагая заслужила особый почет и уважение пионеров?

– Инга, у Аделаиды Ефимовны хранились какие-нибудь награды? Или медали? – нахмурила брови директор.

– Нет, конечно.

Чего-чего, а вот военных медалей, орденов и грамот за победы в социалистических соревнованиях на Первой Строительной не водилось.

– Там были старинные вещи. Карты, статуэтки, книги, чучела… – уточнила Инга.

Она чувствовала, милиционеры надеются услышать что-то толковое, но решительно ничем не могла помочь следствию.

– Вот-вот. Чучела и есть, – укоризненно буркнул милиционер.

– Откуда вообще взялся этот адрес в Совете дружины? – продолжала допытываться Лина у старшей пионервожатой.

Та, хоть и не понимала, как адрес, заинтересовавший милиционеров, может повлиять на показатели в работе школьной пионерской организации, на всякий случай темнила:

– Гайдаровцы принесли. После подомового обхода пришкольного участка. Бабушка жила одна, актив Совета дружины решил, что помощь тимуровцев ей необходима. Гражданка была согласна, жалоб на ребят не поступало, – вещала Катька, лучась ответственностью.

– Понятно, понятно. Молодцы. Ступайте на урок, девочки, – одновременно закивали головами сотрудники.