Полтора года назад в соседнюю, через стенку, квартиру вселился новый жилец. И тотчас же стало понятно, какой тихой жизнью они жили до этого. Новый сосед выкупил всю лестничную клетку, за исключением их квартиры, и затеял то, о чем с недавнего времени достаточно наслышались супруги Шишовы, — евроремонт. Круглые сутки за стенкой делалось страшное: долбот, грохот, шум каких-то обвалов, визг пил и сверл, под который происходило поистине вселенское событие — объединение двух квартир в одну. Скоро Федор Иванович, спускаясь за почтой, столкнулся и с зачинщиком всего этого шума — громадного роста лысый мужчина поднимался по лестнице, прижав к себе два объемистых пакета. На Федора Ивановича он не взглянул, и его зычный голос раздался сверху на весь подъезд:

— Эй, работные! Жратва приехала!

Так Федор Иванович познакомился с Николаем Глотовым, предпринимателем и владельцем сети магазинов. Тот был, судя по всему, поклонником давней идеи разрушения старого мира и возведения на его месте своего, глотовского. Ибо как можно было заключить по производимому шуму, прежний мир в виде двух отдельных трехкомнатных квартир был подвергнут аннигиляции. Что возникло на его месте, Федор Иванович не знал и не тщился узнать. Его волновало лишь то, что касалось в первую очередь его самого.

Его волновали поползшие по углам и по стенам глубокие трещины.

Квартира у Федора Ивановича была двухкомнатная. Ремонт сам делал: побелка, обои, — хоть и давно, но даже теперь хоть куда. И вот появились эти трещины. Сначала Федор Иванович пытался их замазать. Вроде бы получилось, но через два дня выяснилось, что лопнул и разошелся угол над окном — черная узкая дыра была с первого взгляда незаметна, но с ее появлением появился в доме и запах какой-то крысиной вони. Что делать — тряпкой дыру затыкать? Надо к нему сходить, решил Федор Иванович, посоветовавшись с женой, Любовью Евгеньевной, бывшим юристом. Не по закону такое.

Дверь долго не открывалась, а потом вдруг как-то неожиданно распахнулась. Но на пороге стоял не хозяин квартиры, а внушительных размеров дама с прической в виде скрученной на макушке большой дули. Одета она была в длинное синее платье, в каких когда-то появлялись на концертах жены ответственных обкомовских работников. Женщина без выражения смотрела на них, сложив жирные руки на животе.

— Мы Глотова Николая хотели бы видеть, — произнес Федор Иванович, поздоровавшись.

Женщина продолжала смотреть на них так же без выражения.

— Глотов дома? — переспросил Федор Иванович уже настойчивее. — Муж ваш?

Женщина раскрыла рот.

— Не муж он мне, — сказала она неожиданно писклявым голосом. — И дома его нет.

Федор Иванович и Любовь Евгеньевна переглянулись.

— А когда он будет? Мы соседи, — поторопился объяснить Федор Иванович, показывая на свою полуоткрытую дверь. — По поводу ремонта хотим поговорить.

— Трещины по потолку пошли, — вставила Любовь Евгеньевна.

Женщина без выражения смотрела на них. Пришлось повторить:

— По поводу ремонта.

— Не знаю, когда будет, — сказала женщина.

— А вы кто? — спросила тогда Любовь Евгеньевна.

Женщина, помолчав, со значением сказала:

— Я — дворецкая.

Федор Иванович и Любовь Евгеньевна опять переглянулись.

— Вы ему тогда передайте, — сказал Федор Иванович, — что мы этого дела так не оставим. Потолок весь в трещинах, в углу дыра. Вы ему передайте.

— Он нескоро будет, — сказала дворецкая Глотова, и не успели они раскрыть рот для ответа, как дверь захлопнулась перед ними. Пришлось возвращаться домой ни с чем.

Этим вечером они по очереди дежурили у глазка, чтобы проследить появление соседа. Однако никто так и не появился. В глазок видна была только дверь — высокая, черная, с нелепым бронзовым кольцом для стука.

Не вышло ничего и на следующий день — дверь им попросту не открыли. Зато к вечеру подстерегала их неприятность — из дыры, помимо вони, вышел вдруг громкий голос Глотова, невесть как проникшего к себе в квартиру:

— А? Опять приходили?

Писклявый голос что-то произнес неразборчиво.

— А пускай их, — сказал голос Глотова, — пусть хоть каждый день ходят. Я законы знаю.

Федор Иванович и Любовь Евгеньевна переглянулись.

— В ЖЭК надо идти, — сказала Любовь Евгеньевна.

Начальника ЖЭКа, Талова, Федор Иванович знал хорошо, приходилось бывать по разным надобностям. Тот относился к Федору Ивановичу уважительно, проблемы решал мигом. Да разве то были проблемы? Так, отопление вовремя включить да трубы заменить. И не сравнишь даже. Но Федор Иванович и Любовь Евгеньевна настроены были решительно и явились в ЖЭК с утра. Сюрприз ожидал их сразу же — табличка на двери оповещала, что начальник ЖЭКа сменился: теперь начальником их ЖЭКа была какая-то Р.Ф. Дубинина. Отсидев длинную очередь, они, наконец, вошли — и остолбенели.

За столом сидела уже знакомая им дворецкая Глотова. Те же габариты, та же прическа в виде дули, те же сонные глазки. Только одета она была сейчас в строгий темно-серый костюм. Молча, без выражения, как давеча, смотрела она на них. Они подошли, присели у стола.

— Мы по поводу трещин, — выдавил из себя Федор Иванович. — Жалоба у нас.

Начальник ЖЭКа молчала, жирная ее рука нехотя ворошила лежащие на столе бумажки.

— Жалоба, — повторил Федор Иванович.

Жирная рука вытянула из груды бумаг одну.

— Мы уже получили жалобу, — сказала Дубинина неожиданным басом, потряхивая бумагой. — От квартиросъемщика Глотова Н.М. на соседей Шишовых, при ремонте квартиры допустивших отрещевление.

— Что допустивших? — не поняла Любовь Евгеньевна.

Начальник ЖЭКа значительно молчала.

— От кого жалоба? — не понял Федор Иванович.

— Отрещевление, — пробасила Дубинина. — Трещины пошли у него, значит. По потолку и иным местам, а именно стенам.

— Да мы ж ремонта не делали! — воскликнул Федор Иванович.

— От Глотова, — сказала Дубинина.

— Как же от Глотова, если это он делал ремонт, он нам всю квартиру расшатал, — в сердцах воскликнула Любовь Евгеньевна.

Начальник ЖЭКа молча смотрела на них.

— Ремонта не делали, а отрещевление налицо, — произнесла она наконец. — Но мы это еще проверим.

Федор Иванович и Любовь Евгеньевна переглянулись.

— Как? — в один голос спросили они.

Дубинина опустила глаза к бумагам, принялась ворошить их, и, немного подождав, они поняли, что прием окончен. Однако у самой двери настиг их ее голос:

— Комиссию назначим.

Так стали ждать они комиссию. Дыра тем временем расширилась, стала заметной. Вонь из нее прекратилась, перестал доноситься и голос Глотова. Осталась сама дыра. Словно черный глаз, смотрела она на супругов Шишовых. Федор Иванович постоянно чувствовал этот взгляд на себе. Несколько раз он пробовал закрыть дыру, но сделать это не позволяли ее размеры. Дыра стала большой.

Комиссия появилась на третий день. Раздался звонок в дверь. За дверью стоял длинный сутулый человек в кепке, похожий на водопроводчика.

— Комиссию вызывали? — сипло осведомился он.

— Вызывали, — в один голос отозвались Федор Иванович и Любовь Евгеньевна.

Человек, не снимая обуви, прошел в гостиную, огляделся.

— Которые трещины? — спросил он.

— Да вот же, — стали показывать они. — Вон, на потолке. И стены.

Человек сел на диван и стал из этого положения разглядывать потолок. Смотрел он долго.

— Это разве трещины? — наконец сказал он и закашлялся. Кашлял он долго. — Вот у других трещины — это да, — закончил он, прокашлявшись.

— У кого — у других? — сердито вопросил Федор Иванович.

— У людей, — сквозь зубы ответил человек и поднялся. — Осмотр, значит, произведен. О результатах сообщим.

— Это как же произведен? — возмутилась Любовь Евгеньевна. — А это вы видели? — и показала на дыру.

Человек мельком глянул в указанном направлении.

— Что же вы, гражданка? — произнес он, со смаком выговаривая слово «гражданка». — Кто ж на такое смотрит? Это же вентиляционное отверстие!